Что такое ризома в философии постмодернизма. Феноменология ризомы

Пилюгина Елена Владимировна Кандидат философских наук, директор представительства Российскогоновогоуниверситета, г. Москва[email protected]Феноменология ризомы. Ризоморфные среды. В статье проводится семантикокогнитивный анализ номинативного поля одного из ключевых лингвистических конструктов постмодернистской философии концепта ризомы;

обозначаются референции ризомы с когерентными концептами текста, дискурса, нарратива, деконструкции и др.; выявляются ризоморфные феноменысовременного социального бытия.

Ключевые слова: ризома, детерриторизация, децентрация, спонтанность, номадология, ризоморфная среда Социальная реальность современности, обозначаемаякак реальность постмодерна, амбивалентно целостна и диверсифицирована. Ноноуменальная, трансцендентная,

Целостность, с одной стороны, а с другой, феноменальная конкретизация как парадигмальные атрибуты определяли всякую социальнуюсреду, точнее, всякуюсреду, описываемуюи анализируемую в контексте человеческого бытия и сознания. Специфика и парадоксальность референций современного социального бытия

Проявляетсяне в том, что это инновации постмодерна, а в том, что социальная реальность, а вместе с ней

принципыцелостности и диверсификациив постмодерне трансформируются: именно диверсификацияквалифицируется как трансцендентный признак бытия, а целостность проявляется сугубо феноменально. Такая целостность не поддается изучению, только описанию.

Мы можем всего лишь констатировать ее наличие как суперсистемы относительно независимых друг от друга,

Синхронных по отношению друг к другу, интерактивных, динамичных, спонтанно развивающихся систем. Невозможно говорить о структуре подобной целостности, так как структура в непрерывных изменениях, фактически, исчезает; значит, и вопрос о наличии

структуры теряет значение, аннигилируется. Зато знаковостьпринципа системности, понимаемой как совокупности отношений и связей (Р.Барт),

«флуктуацийªи «серийª (М.Фуко),«истеченийªи «линийª (Ж.Делез),всячески подчеркивается. Принципиально неструктурная и внеструктурная система социальной реальности позиционируется как метанестабильная,децентристская и неиерархическая. Целостность бытия определяется не внутренней сущностью, а внешними проявлениями; такая целостность неустойчивая, проявляетсячерез диссипативные процессыи механизмы бифуркации,акцентировано рассматриваемые в синергетикеи теории самоорганизации И.Пригожина.

Вопределенной степени, аналогом концепциисамоорганизации «открытыхнеравновесных системª

В постмодернистской философии выступает

концепция ризомы, сформулированная Ж. Делезом и Ф.Гваттари. Концепт ризомы (наряду с дискурсом, текстом и нарративом) относится к тем постмодернистским лингвистическим конструктам, которые призваны обозначать и олицетворять феномены современной социальной реальности и саму реальность. Указанные концепты эксплицируют характерные явления современности, но и сами проявляются феноменально посредством различныхсоциальных образований, ситуаций, событий. Ж.Бодрийяр для обозначения такого рода вещей, относимых одновременно к ноуменам и феноменам, ввел понятие «феноуменª. Соответственно, выявление концептуальных признаков подобных

ноуменовспособствует обнаружению и осознанию коррелирующих с ними социальных феноменов.

Понятие «ризомаª(от французского rhizome«корневищеª) в этом плане занимаетособое место. С одной стороны,«индекс цитированияª термина «ризомаªв социальных науках значительно ниже, чем иных созвучных постмодернистских терминов («текстаª, особенно, «дискурсаª и «нарративаª, положивших начало целым сегментам социальногуманитарного знания –дискурсологии, нарратологии). Идело здесь не только в изначально биологическомзначении ризомы (в отличиеот первоначальносугубо лингвистических значений

текста, дискурса, нарратива).Размышления о признаках ризомы Ж.Делез и Ф.Гваттари также начинают в призме лингвистики и языковой семантики, классифицируя «книгиªи их референции с «миромª, но,в то же время,подчеркивают, что проявления ризомы«не отсылают с необходимостью к лингвистической чертеª, различные семиотические способы кодировки обнаруживаются и в «биологических, политических, экономическихзвеньяхª, включая не только знаки, но и «статусы конкретных вещейª. Меньшая популярность

Указанного терминав глоссарии социальногуманитарныхнаукобъясняется, на наш взгляд, тем, что

концептуальный образ ризомы

более сложный,неоднозначный, чем когнитивные

пространства

дискурса или нарратива. Внем больше коннотативных, эмоциональнооценочных,составляющих,

своеобразных «дополнительных измеренийª и «переменныхª, что делает практически невозможным определение указанного понятия, а значит, существенно усложняет референции с ним других концептов. Осознание ноумена ризомы возможно посредством обнаруженияпризнаков ризомы в тех или иных социальных явлениях. Следуетотметить, что понятие «ризомаª, осторожно воспринимаемое научным сообществом, все более активно используется в современной эссеистике, политической публицистике, и даже как средство означиванияи олицетворения художественных (в том числе, игровых), массмедийных явлений[см., например, 69]. Согласно Ж.Делезу и Ф.Гваттари, ноумен и феномен ризомы конституируется в следующих принципахи презумпциях: презумпции динамичной («перетекающейª) множественности («консистенции множественностейª), понимаемой как совокупности потенциальных возможностей,«размноженияª, рассеиванияреальности; презумпцииконвергенции («сцепленияª), достигаемойпосредством ноуменальной однородности и феноменальной гетерогенности ризоматической среды; презумпции нелинейного развития(«антигенеалогииª);презумпции децентрации и детерриторизации, понимаемыхкак произвольныхинтеракциии интерпретации; принципов открытости («разомкнутые кольцаª);

Процессуальности («неозначающего разрываª); принципакартографии в оппозиции «калькованиюª«древовидныхª иерархических систем (систем«корнейª).

Ризома«корневищеªпредстает как спонтанное сплетение и переплетение «потоковªвероятностей, самопроизвольное формирование и продуцирование разнообразных «ответвленийª«истеченийª бытия, непрерывная циркуляция возможностей («интенсивностейª, «напряженностейª). Ризома

«неопределенная вероятностная системаª. Ризоматическое понимание социальной реальности

предполагает обнаружение в ней

свойства

хаоидности(еще одно удачное лингвистическое новообразование Ж.Делеза

], понимаемой как наличие гибких линий

направленностей хаоса, имманентные творческим потенциям хаоса способы регулирования. Ризома не хаотична, но хаоидна; это не абсолютная потенциальнаябесконечность, но актуальнаямножественность

реальности. Социальная реальностьесть ризома, причем всякаясоциальная реальность (ризоматичность и ризоморфность современных социальных феноменов более очевидна, но не инновационна). В этом плане ризома феноменально не противостоит упорядоченностииерархиицентризации, всему тому, что Ж.Делез и Ф.Гваттари фокусируют в образахпонятиях«корняª или «древовидных структурª. Авторы ризоматического видения бытия всячески это подчеркивают: «деревокорень и ризомаканал не противопоставляются как две моделиª, преждевсего, потому, что центристские системы могут возникать как «ответвленияª (некоторые вероятности) децентристских

корни «вытягиваютсяª из «корневищаª. Ризома противостоит «древовиднымª, центристским

системам ноуменально, как методология осознания и постижения социальнойреальности; но и в этом случае нет противоречия –модель реальности одна, есть разные подходы к ее осмыслению, разные принципы означивания, при которых акцентируются те или иные признаки(«Одна и та же вещь допускает два способа исчисления и два типа регуляцииª ). То есть, ризома и «древовидныеª структуры предстают как «параллельные мирыª, но не в пространственном контексте, а в призме множества измерений, среди которых «времяª и «пространствоª просто более знакомые, или «знаковыеª для нас «по состоянию на определенный моментª.ЛозунгиДелеза «выращивать ризомы и никогда

корниª, «проводить линию, и нив коем случае не ставить точкуª только подчеркиваетнеобходимость и правомочность ризоматическойметодологиипостижения современной социальной реальности (реальности постмодерна) как имманентной этой реальности. Биологическоепроисхождение термина предполагает

Изначальную естественность ризомы,которуюможно было бы противопоставить

Искусственности направленного иерархического порядка и центризации(культуры), наблюдаемой на протяжении всей человеческой истории, если бы не упомянутая и пропагандируемая Делезом и Гваттари принципиальная оппозиция ризомы любой оппозиции. Ризома это не «многообразноеª, противостоящее «единомуª, это множественная реальность, в которой «единоеª и «многообразноеª сливаются и разрушаются как категории. Целостность и сегментарность, как и единствомножественностьв ризоме перестают противостоять: ризома как целостность включает в себя «линии сегментарностиª, непрерывное спонтанное становление детерриторизаций, сегментаций и стратификаций; это единство, состоящее из множественностей.(Ж.Делез сравнивает такую систему с нейронной системой мозга).

Исторически происходит циркуляция от потенциальной множественности естественной среды к искусственной (культурной)таксономии, упорядоченности и центризации, а затем, через чрезмерное «размножениеª(и сегментацию) искусственного

к новой множественности, уже не природной, а социальной (сверхреальной, ирреальной, виртуальной).

«Номадическийª

подход, противопоставляемый авторами «Ризомыª историческому,предполагает полилинейное видение мира –синтез и конвергенцию параболического, циклического, спиралевидногоразвития, причем, линии этого развития «без конца отсылают одни к другимª. Ризоматизм проявляетсебя посредством «складокª,продуцирующихновые ветвления реальности –

Непредсказуемые и неожиданные социальные проявления, производящие инновационные ризоморфныеструктуры. «Кочующийª, неопределенный и неоднозначный характер таких структур может распознаваться посредством наличия ризоматических признаков, среди которых важнейшими выступают дробление (сегментация) целостности в автономии и конвергенция автономий в новые (ризоморфные) целостности (среды, или «платоª).Осознание пространства ризомы как «платоª подчеркивает установку на принципиальную открытость; это пространство «без конца и началаª («Ризома не начинается и не заканчивается, она всегда в середине, между вещей, междубытие, интермеццоª). Феномен ризомы воплощает

Необычайную динамику, мобильность современной реальности, но это не прогрессивная (и, разумеется, не регрессивная) динамика; не вертикальная, но горизонтальная мобильность: «платоª «простираетсяª и «расширяетсяª до бесконечности, не превращаясь при этом в бесконечность.(«Речь идет о модели, которая не перестает себя воздвигать и разрушать и о процессе, который не перестает длиться, прерываться и возобновлятьсяª

поясняют Делез и Гваттари). Ризомапредстает как процесс становления социальной реальности, или, точнее, социальная реальность в процессе непрерывного становления. Временной континуум ризомы –настоящее; прошлое выглядит как совокупность состояний ризомы, будущее вероятностно и гипотетично. Фактически, ризома оказывается в оппозиции рациональности, при этом включая в себя рациональность. Отсюда, вполне правомерны референции ризомы с коллективным бессознательным (архетипами) К.Юнга, если иметь ввиду всю архетипичнуюмножественность, означенную уже или еще не выявленную. (Делез и Гваттари, верные своей установке на плюрализми конвергенцию, не относят прямо ризому к бессознательному, но обозначаемаяими конгруэнтностьуказанного ноумена с «кратковременной памятьюªи постоянные отсылки к психоаналитическим технологиямделают правомочнымитакиесопоставления). В то же время, было бы неверно свести ризому

к бессознательному, так как «карта не продуцирует замкнутого в себе бессознательного, она его конструируетª. Таким образом, в отличие от теоретиков психоанализа, исходящих из преамбулы бессознательного, Делез и Гваттари постулируют равновероятностные интенции (пути, движения) в ризоме: от бессознательного к социальности, от социальных икультурных доминант к коллективному и затем индивидуальному бессознательному. Ризома предстает как кодированная и кодирующая карта, в том числе, бессознательных проявлений. Согласно теории деконструкции Ж.Деррида , лингвистические конструкты производные бытия, усваивающие и фокусирующие определенные признаки бытия, трансформируют бытие, прежде всего, социальное, деконструируют согласно определенным моделям. Осознание феноменов постмодерна, обозначаемых лингвистическими новообразованиями (конструктами) постмодернистской философии, возможны посредством референций, взаимодействийтаких конструктов, выявления их синхронных и асинхронных признаков и проявлений.(Делез и Гваттари обозначают это формулой: «Ризома соткана из союзов «и…и…и…ª). В контексте сказанного, ризоме имманентносвойство деконструкции, проявляющееся не в воплощении

Интерпретацииреальности, а продуцированииреальности. («Ризома есть продуцированиеª ). В этом она асинхронна ноуменам «текстª и «нарративª, акцентированнымна интерпретациюреальности,и синхронна дискурсу, призванному актуализировать номинативные акты, воссоздавая новую реальность.

Референции ризомы с постмодернистски трактованным (прежде всего, Р.Бартом) «текстомª очевидны в образе «книгиª, которая призвана «составлять ризому с миромª

картографировать мир, а не быть «калькойª мира; «обеспечивать детерриторизацию мираª. «Книгаª и «мирª (у Р.Барта

«текстª и «реальностьª, впоследствие, уЙ.Брокмейера и Р.Харре, «нарративª и «культураª) связаны посредством «непараллельной эволюцииª: книга детерриторизирует мир, мир ретерриторизирует книгу, чтобы затем она снова детерриторизировала себя в мире. В таком контексте термин «детерриторизацияª близок бартовской «смерти автораª: у «книгиª как «текстаª авторство всего лишь одна из «линийистеченияª смыслов, не имеет особого значения, так какавторов много(потенциально «весь мирª), как и нетограниченной территории для распространения «книгиª. Происходит непрерывное кодирование, рекодирование, декодирование –наделение новыми, часто неочевидными смыслами. Консонансы текстаи ризомы в следующем:

децентрация, множественное смещение, взаимоналожение, варьирование элементов; процессуальность (текст, как и ризома, «не может неподвижно застытьª), плюралистичность (тексту, как и ризоме, «присуща множественностьª), коннотация как эмоциональное напряжение (текст «связан с наслаждениемª), интерактивность и непрерывное взаимодействие, («всякий текст есть междутекст…ª). Но текст есть «тканьªреальности, а ризома –«связьª, «решеткаª: текст «собираетª(«складываетª) смыслы, а ризома «рассеиваетªи «размножаетª. И если в тексте язык играет , то в ризоме язык «стягивается на себя, становится беспомощнымª : суть не в продуцировании значений, а в продуцировании феноменов; язык децентрируется, и любые значения оказываются условны, метафористичны. Именно поэтому Ж.Делез и Ф.Гваттари для представления (но не для анализа, который попросту невозможен) ризомы используют исключительно метафоры: «кореньª, «корешокª, «калькаª, «картаª, собственно, «ризомаª чем неожиданнее, парадоксальнее, тем точнее; верныесвоим идеям, стремятся обнаружить (и обнажить) множественность смыслов в семантике слов и высказываний, репрезентирующих изменчивую реальность; вырваться из доминант предыдущих обозначений, заявляя, что «…абсолютно необходимы неточные выражения, для того,чтобы описать чтонибудь точноª. Если текст насыщен метафорами, то ризома сама есть метафора.Резюмируя референии текста и ризомы, можно отметить, что текст открыт новым смысламреальности; ризома –новым проявлениям (формам)реальности.

Синхронные признаки ризомы и дискурса проявляются в поливариантности, полиморфности, плюральности, спонтанности обоих феноуменов. В дискурсе, как и в ризоме, заложена «тенденция ветвления смыслаª, самодостаточная процессуальность; саморазвитие и самораскрытие и дискурса, и ризомыпроисходит посредством «флуктуацийª. Принципиальная анонимность дискурса («Все дискурсы…разворачиваются в анонимности шепотаª)созвучна детерриторизации ризомы:в том и другом случае указывается на преодоление границ

трансгрессию. В обоих феноуменахпроисходит трансгрессивный прорыв в открытость

смысла в дискурсе, формы или ситуации в ризоме.

Трансгрессия дискурса проявляется в обнаружении и конституировании (нередко, интенциями самого дискурса) границ, чтобы затем их преодолевать (дискурс как «преодоление непреодолимого пределаª), а трансгрессия ризомы выражается в индифферентности к границам как таковым: их попростунет, так как не придается им значение. Дискурс интерактивен и интерсубъективен; ризома интерактивна и интербытийственна («между бытиеª). Интенции дискурса более властны, так как «власть …гнездится в любом дискурсеª . Интенции ризомыболее спонтанны и хаотичны, так как это пространство «без Генералаª; нооба феноумена трактуются как поливалентные. Дискурс воплощает и симулирует реальность –деконструирует; это есть средство деконструкции. Ризома позиционируется как собственно, реальность, процесс и результат деконструкции. Принципом дискурса является полилог, многообразие; в ризоме демаркация между единым и множественным разрушается («плюрализм равно монизмª ). Тем не менее, представляется, что именно смысловые потенции лингвистического конструкта дискурса наиболее созвучныризоме,прежде всего, потому, что в обоих ноуменахи их феноменальных воплощенияхключевой позицией является связь –между знаками, значениями, явлениями, субъектами, социальными образованиями. Фактически, ризому следует позиционировать как метадискурси как пространство реализации дискурсов.

В то же время, ризома, находящаяся всегда в настоящем (в «сейчасª)

Проявляет себя

Как время реализации нарративов. Референции ризомы снарративомследующие: оба феноумена «имеют открытый и текучий характерª; в основе обоих –метафора. Но если метафоры нарратива «антропоморфируютª социальную реальность, приводя, по выражению Ф.Р.Анкерсмита, мир «в соответствиеª, делая его «знакомымª, позволяя нам «приспособиться к окружающей действительности и стать для нее своимиª , то метафора ризомы выражает уже обозначенную выше «беспомощность языкаª, а значит, и беспомощность личности, социума перед спонтанностью и непредсказуемостью мираризомы. Теоретики нарратологии Й. Брокмейер и Р.Харре аналогично Ж.Делезу и Ф.Гваттари подчеркивают «антиисторицизмª собственных концепций. Но в нарративной концепции истории «историцизмуª противопоставляется «историзмª, при котором любое событие («историяª) обнаруживает смысл(смыслы) посредством «финалаª (история каксегодняшняя интерпретация прошлых событий).Вконцепции ризомы проявляется противостояние исторической науке как таковой. По мнению Делеза и Гваттари, история «написана оседлыми народамиª, с их склонностью к иерархиии таксономии; взамен они предлагают «номадическийª , «антигосударственныйª и антииерархический подход, при котором происходит «дислокация…,фразы рассеиваются, сталкиваются и сосуществуют…,и вся типография начинает танцевать…ª . То есть, история предстает дажене как нарративная «интерпретация интерпретацийª, а как серия непосредственных впечатлений от событий;как «мемуарнаяª история, фиксирующая различные интенции и «интенсивностиª–«надломы, разрывы, прогрессыª. В этом случае «сама мысль становится кочевникомª , освобождаясь от доминант культурного и социального восприятия, приобретая характер «внеположенностиª (нарушения, или, точнее, игнорирования любых паттернов и аттракторов). Может сложиться впечатление, что нарратив, фундированный интенциональностями(своего рода аттракторами), противостоит ризоме, но это не совсем так: интенциональности нарративапреимущественно внешнего происхождения, более определенные, это вероятностныепути развития; интенциональности ризомы, скорее, внутренние, более хаотичные и спонтанные это возможные пути развития. Интенциональности нарратива сравнимы с ударениямив словах индоевропейских языков; интенциональности ризомы, или по Делезу и Гваттари, «интенсивностиª,

как акценты ризоматического состояния бытия,подобныповышениюи понижениютона в предложениях некоторых восточных языков (например, японского). То есть, снова нет противоречия,

только разные пути развития,акцентирования и маркирования реальности. В этом плане показательны рассуждения Делеза и Гваттари о ризоматичности цивилизаций и этнических образований. Теоретиками ризоматики не подвергаетсясомнению, что «деревоª доминирует «над западной реальностью и всей западной мыслью от ботаники до биологии, всей философией…ª . Запад «земледельческая культураª, тяготеющая к систематичности, структурности, центрированности и иерархичности. (Термины «земледельческаяª или «кочеваяª культура в этом случае фиксируют не столько реальные феномены, скольконоуменальные потенции социума). Вся западная культура, ее достижения от науки до политики и экономики –суть «древовидная системаª. При попытке квантификации восточной цивилизации или выделяемой особо американской культуры авторы «Тысячи платоª более осторожны. С одной стороны, отмечается оппозицияцивилизации Востока с ее установкой на имманентность миру цивилизации Запада с еепринципом приматанад миром, поисками трансцендентального, с «такой милой сердцу Запада трансцендентностьюª . Садоводческая «ортикультураª Востока, даже наличествующей и там бюрократии («корневойª, по определению, системе) придающаяоблик «каналовª, по которым распространяется социальная информация и осуществляется стратификация социальной среды, позиционируется в противовесеточкамстатусам бюрократической системы Запада, определяющей

Четкие позиции индивидов и групп в социуме. В качестве образца пространственной цивилизационной ризомы Делез и Гваттари приводят Океанию;

Китай имипредставляетсякак пример ризоматизма в экономике. (При этом сравнивается «с травой, которая пробивается везде,не смотря ни на какие преграды, и за которой всегда «последнее словоª ).

Размышления создателей концепции ризомы о специфике культур позволяют увидеть современное взаимодействие цивилизаций в рамках процесса глобализации со всеми егоособенностями, перспективами и трудностямив совершенно ином контексте. Действительно, «высшиеª и «низшиеª слои на Востоке, выполняя необходимые социальные функции, обозначались, скорее, как «линии сегментацииª социальной реальности, как пути(«даоª), вероятностисоциального бытия. Иэто явление характерно не только для современного Китая, но и

для Китая древнего с его уникальной для древнего мира мобильностью. Образование, суды, армия являлиськаналами «истеченияª стратификации и сегментации общества. Даже в Древней Индии, с ее, на первый взгляд, жесткой системой стратификации –кастами, освященной и осмысленной в контексте сансары (ноуменальной и феноменальной связи всего со всем), сегментация приобретает текучий и изменчивый характер. Ризоматические черты восточной цивилизации, вплетающиеся сегодня в жесткую и определенную канву западной культуры делают непредсказуемым и неоднозначным процессглобализации (во всех измерениях: экономическом, политическом, культурном); более того, если, в «конечном счете побеждает траваª, то не это ли объясняет сегодняшнее поглощение Китаем (производящем «все и всяª, копирующем любые мировые бренды и насыщающим своими изделиями мировой рынок) мировой экономики; не здесь ли кроются «линииª политического влияния исламской культуры, использующей методику сегментированных атак на форпосты западной цивилизации; не в этом ли понимание вездесущего влияния «неорелигиозныхª течений («Церковь объединенияªСан Мен Муна, и т.д.)?«В ризоме есть лучшее и худшееª утверждают Делез иГваттари ; это внеэтическая система, в которой «хорошее и плохое не могут быть чемто, кроме как результатами активного выбора (селекции)…ª И если это так, что может противопоставить Запад ризоматическим «сорнякамªнезападных культур, которые в контексте иной ментальности предстают как наиболее цивилизованные явления? Особое место в феноменологии ризомы отводится Америке, объединяющей все «одновременно в деревеи канале, в корне и ризомеª , образующей некий«стержень и механизм инверсииª:

от «ризомыªк «корнюª(например, англоязычная рекультурация и ассимиляция автохтонных индейских культур)и от «корняª к «ризомеª (современная «мексиканизацияª северной Америки, о которой впервые заговорил С.Хангтингтон в своей работе об американской идентичности).

В то же время, необходимо отметить, что верные своей позиции представлять ризоматический подход к реальности («Мы пишем эту книгу как ризомуª), Делез и Гваттари избегают жестких определений, не позиционируя прямо восточную цивилизацию или американскую культуру как исключительно ризоматические. Более того,

подчеркивают, что«любые географические распределенияª «это тупикª; «в ризомах, ризоматических отростках корней, есть узлы древовидности…ª, а в «трансцендентной системе деревьев…присутствуют анархические деформацииª . В контексте ризоматического подхода концепция авторов предстает как уже упомянутая карта, на которой

сами читатели разыскивают необходимые им «местаª, раскрывая в них (и придавая им)

Те или иные значения. Очевидно, что при этом читателей подстерегают определенные сложности, вызванные доминантными предзаданностями культурыэпистемы, и прежде всего, культуры западного образца, фундирующей и всякую науку, и образование –еще одна причина, по которой в научной среде с большой осторожностью используют ризоматический подход: велика вероятность, что вместо ризоматики, ориентированной на распознание «корневищаª («клубняª) социума, мы получим новую таксономию, где центризация только прикрывается иллюзией множественности. Таковы «корешковыеª, или «пучкообразныеª, системы, отвергающее единство феноменально, но не ноуменально, «на деле непорывающие с дуализмом, с комплиментарностью субъекта и объектаª, превращающие мир, вещное бытие в хаос, но вводящие некие ноумены как трансцендентные «стержниª бытия (искусственные способы регулирования естественного), создающего «хаосмоскорешкина месте космосакорняª. Это лишь инверсия «древовидныхª систем, псевдоризомы. В сущности, до конца никогда не ясно, находится ли субъект (социум) в пространстве ризомы, или псевдоризомы;лишьнекоторые косвенные признаки позволяют обнаруживать и дистанциировать не ризоматические(присущие), а лишь ризоморфные (существующиеподобно)социальные феномены и образования. Это

надо иметь ввиду, поддаваясьсоблазну использовать в анализе тех или иных социальных явлений такой размытый, аморфный и, в то же время, такой потенциально богатый смыслами концепт, как «ризомаª.Это же не устают повторять и авторы концепта: ризома это карта (личности, группы),и задача исследователя –показать, «в каком месте ризомы образуются феномены омассовления, бюрократии, лидерства, фашизации и т.д., какие линии, ни смотря ни на что, продолжают существовать даже оставаясь подземными, исподволь продолжая создавать ризомуª .

Именно в призме таких установок предполагаем кратко проанализировать некоторые современные исследования ризоматических и ризоморфных феноменов и, отчасти, сами феномены. Так как ризома квалифицируется как конвергенция единого и множественного (единство во множестве и множество в единстве), использование ризоматического подхода правомерно как при исследовании макросоциальных феноменов (например, глобализации), так и при выявлении специфики поведения индивидов в малых группах (например, молодежных субкультурах или террористических группировках) [см. 9,20]. Ризоматика как методология описания социальной реальности позволяет обнаружить «наложениеª и связь макро и микроявлений; осознать конгруэнтность, скажем, глобализациии терроризма, развития ментальности и учащения этнических конфликтов, прогресса в массмедийных, интернеттехнологиях и активизации субкультурных явлений. Более того, фактически, все перечисленные социальные явления переплетены, «перетекаютª друг в друга, представая как «ветвленияª современной социальной реальности. Предваряя рассуждения о феноменологии ризомы в современном социуме, подчеркиваем, что те или иные социальные явления проявляют наиболее значимые свойства и характеристики ризомы, но не сводятся к ним, поэтому могут быть представлены, как правило, не как ризоматические феномены, а как «ризоморфные средыª –пространства, в которых циркулируют ризоматические признаки. Ризоматический подход в данном случае позиционируется как стратегия обнаружения, описания таких сред, но, также, и существования, взаимодействия в подобных пространствах. К феноменам, обнаруживающим консонансы с постмодернистской трактовкой концепта «ризомаª, относят, прежде всего, глобализацию и сопутствующие ей социальные процессы (мультикультурализм, терроризм, и т.д.). Явление глобализации, квалифицируемое как один из наиболее значимых признаков (и вызовов) современности, анализировалось и анализируется многими исследователями[см., например,2224]. Как правило, такой анализ предполагает перечисление определенных черт, фиксирующих оформление единого экономического, технологического, политического, коммуникативного, и возможно, в дальнейшем, –культурного пространства, а также, выявление детерминаций глобализационного процесса и его перспектив. При этом естественность и историческая обусловленность глобализации уже не подвергаются сомнению. Но, несмотря на попытки рассмотреть явление глобализации в динамике, выявив исторические предпосылки указанного феномена, возникает впечатление дискретности истории глобализации, некого разрыва между прошлым (предпосылками), настоящим (трудностями и противоречиями современной глобализации) и будущим (перспективами). «Камнем преткновенияª при анализе процесса глобализации предстает и антиномия между унификацией экономической, политической жизни, да и просто обыденного существования людей, использующих сегодня одни и те же предметы, формы быта, и культурной сегментацией, даже диверсификацией, что способствует росту противостояний и этнических конфликтов. В результате выявляется проблема когерентности глобализации и принципов социума постмодерна: очевидно, что глобализационный процесс как имманентен постмодерну (хотя бы потому, что актуализируется именно в этом обществе), так и оппозиционен (хотя бы исходя из того, что глобализация унифицирует социальную среду, а признаком постмодерна является сегментация). Эти и другие проблемы, встающие перед исследователями глобализации, на наш взгляд, вызваны, в том числе, тем, что происходящее рассматривается сугубо феноменально, как совокупность определенных фактов и ситуаций, вне семантических контекстов и ноуменальных предпосылок глобализации. В этом плане показательны размышления о глобализации одного из теоретиков постмодернизма и постструктурализма, Ж.Деррида, который указывает на ноуменальные предпосылки

противоречивости феноменов глобализационногопроцесса: термин «глобализацияª восходит к английскому «globalizationª, очевидно, связанному,с понятием «глобусª (техническое средство, материальный источник, пространственное, внешнее); между тем, даже самые неискушенные защитники глобализации подразумевают под ней, как правило, тот контекст, который скрывается во французском аналоге указанного термина, «mondialisationª (от фр. «mondeª «мирª), что можно перевести как «миростановлениеª. Таким образом, преамбулой противоречий феномена глобализации становятся противоречия в понимании (номинальном значении) глобализации. Глобализация, понимаемая как «mondialisationª предстает как реальное «становление мира миромª («mondialisationdemondeª). Но французское «mondeª, как ирусское слово «мирª (английский аналог –одновременно «worldª и «peaceª) предполагают два семантических «измеренияª: пространственное (мир как универсум) и социальное (мир как братство, гармония). Семантика англоамериканского понятия «globalizationª, получившего широкое распространение, предполагает установление, прежде всего, внешнего единообразия; такая глобализация и идет первоначально по линии техникоэкономической универсализации, как вестернизация.Но, «пробуждаяª, активизируя (большей частью посредством экспансии) не западные народы, включая их в мировое сообщество, Запад стимулировал их развитие (пусть и руководствовался при этом сугубо своими частными интересами). В результате, превратившись в полноправных игроков на мировой арене, не западный мир все более активно заявляет право на свое понимание и осуществление глобализации, порой в экстремистской форме, как антиглобализм и т.д. Исходя из естественности, обусловленности объективными причинами процесса глобализации, полагаем, что подобные «заявленияª денотируют не противодействие глобализации как таковой, но пропагандируют возможность иных (не англоамериканских) трактовок, ветвлений глобализационных процессов, фиксирующих не только внешнюю универсализацию, но затрагивающих глубинные цивилизационные основы человечества. Маркировка таких трактовок как «незападныхª вовсе не означает, что они не находят поддержку на Западе: происходит «расшатываниеª и рассеивание самой западной цивилизации и, одновременно, конвергенция ее принципов с основаниями иных культур; в этом, собственно, и проявляется глобальный универсализирующийпроцесс. Глобализация, по Ж.Деррида, есть «миростановлениеª: внешний непрерывный спонтанный процесс обнаружения и осознания, прежде всего, внутреннего единства. Маркировка такой глобализации как «ризоморфной средыª означает актуализацию посредством ризоматический принципов и признаков: плюральности и, одновременно, конвергенции «путейª, способов глобализации; оппозиции внутренней, ноуменальной (культурной, этнической, ментальной) неоднородности, гетерогенности и внешнего, феноменального, единства (через материальнотехнологическое наполнение); процессуальности, понимаемой как конгруэнтностьнастоящего, прошлого, будущего; нелинейности, непрерывного становления («истеченияª) потоков«интенсивностейª (в которых «англоамериканская волнаª предстает как первое, может быть, самое мощное, но всего лишь одно из ветвлений реальности); когерентности субъективного и объективного: чем интенсивнее глобализация (как культурная конвергенция и социальная интеракция), тем ярче выражается «самостьª (личности, социума), тем больше объективное тяготение к сегментации. Принципиальная спонтанность и дезорганизация ризоморфных сред делает невозможным процесс организации и глобализационных процессов.(Полагаем, что любые заявления о необходимости и возможности «организации глобализацииª исключительно декларативны). Можно только прогнозировать вероятность тех или иных событий и их последствий и, в том случае, если прогноз окажется верным, иметь возможность вовремя «отсечьª опасные «ответвленияª. Но при этом быть готовым к тому, что такое «отсечениеª в ризоме, «растущей из серединыª, не всегда значит «уничтожениеª и вовсе не обязательно может улучшить ситуацию: на месте одних «сорняковªмогут появиться другие, или те же самые, но в модифицированном («мутированномª) виде. Например, терроризм одно из проявлений ризоматических свойств глобализации, что убедительно показал Роджер Гриффин, анализируя правые фашиствующие объединения как ризоморфные «группускулыª. При этом с равным основанием гражданское общество также может представляться как ризоморфное образование. Признаки ризоморфности обнаруживаются и в других социальных образованиях, конструирующих современный социум (неформальных молодежных объединениях, сети неорелигиозных организаций, и т.д.) Сами по себе все эти социальные явления «ни хороши и не плохиª: ризома внеэтична, но естественна, так же, как, скажем, Вселенная, природа, разум и другие подобные универсалии. Элиминировать «хорошееª и «плохоеª, «полезноеª или «бесполезноеª в ризоматических и ризоморфных феноменах значит, сужать возможности их понимания и, следовательно, ориентации в социуме. Вместо этого представляется важным акцентировать на связи и конгруэнтности таких феноменов. Так, глобализация продуцирует различные «группускулярныеª формирования (приобретение ими политического, экстремистского статуса, или позиционирование как индифферентных политике вопрос произвольного, часто спонтанного выбора); «группускулярныеª формирования феноменально противостоят глобальным процессам, предполагая, что защищают «самостьª (понимаемую, например, как индивидуальность молодежными неформалами или как этническую «особостьª исламистскими объединениями) а, в действительности, нередко, претендуют на глобализацию более значимую –ноуменальную, универсализирующую не только существование, но сущность (личности, социума). Ноуменальное противостояние (тезисов, лозунгов) также может оборачиваться феноменальным единством: террористы находят поддержку в обозначенных ими странах форпостах универсализации и глобализации, а взрослеющие «неформалыª вполне адекватно включаются в социум. Спецификаризоморфных формирований, как ни парадоксально звучит, не в их «особостиª (и противостоянию всеобщему, универсальному и универсализирующему), а в их способности к мимикрии, поэтому они «вездесущиª и могут «проникать в те бреши, которые обнаруживаются в политической, и шире, социальной системеª. Занимая возникающие в процессе развития общества «социальные нишиª, ризоморфные формирования могут выполнять и «сцепляющуюª роль, но могут превратиться в «раковые опухолиª, поглощая и разрушая породившую их систему. По Гриффиту, той или иной степенью ризоморфности обладали различные «поликратические движения и социальнокультурные сдвигиª (возрождение, модернизм, декаданс), общественные кампании (феминизм, «ньюэйджª, антиглобализм, социальноэкологические движения), даже панк и хипхоп музыка, очевидно, список может быть продолжен. Общее в том, что ризоморфные образования «не ведут себя, как единый организм, имеющий, подобно дереву, главный корень, листья, стебли, начало и конец, четко определенные внутренние и наружные частиª. Напротив, выглядят как запутанная корневая система травянистых и корнеплодных растений, демонстрируя«множественные источники и начала, которые переплетаются и соединяются друг с другомª. Маркируя те или иные социальные феномены как ризоморфные,мы далеки от того, чтобызаявить, что «все есть ризомаª; позиционирование современных социальных феноменов как ризоморфных лишь указывает на актуальность определенных признаков социального пространства постмодерна. Тем не менее, анализируя референции социальных феноменов с постмодернистской «ризомойª в современных исследованиях, необходимо обратить внимание еще на два пласта выявленных «ризоморфных средª (конгруэнтныхфеномену глобализации):ментальности и Интернет. Ризоматическиепотенции некоторых ментальностей, как было сказано выше, обозначают уже Делез и Гваттари. В соблазн «продолжить рядª обозначенных ими как «ризоморфныеª, восточных и американской культур русской эпистемой, вероятно, может впасть любой человек, скольконибудь хорошо знакомый с культурой и историей России. [См., например, 2628]. Действительно, практически, все выявленные ранее признаки и презумпции ризомы обнаруживается при анализе русской ментальности: автохтонная множественность, плюрализм и конвергенция составляющих ее потенций и акциденций; спонтанность и внешняя алогичность, непредсказуемые «повороты историиª; синтез и наложение ноуменального и феноменального, в результате чего, нередко, номинативные образы «творят реальностьª; «номадическийª, скачкообразный характер истории, перемежающей «взлетыª и «паденияª, и русского характера, склонного к авантюрам, жертвенности, «партизанщинеª и «пугачевщинеª. В проявлении подобных черт русская культура близка, как это ни парадоксально, американской, представая как синтез «корняª и «ризомыª, центризации и децентризации, упорядоченности, иерархии, и спонтанности, анархии и детерриторизации. В то же время, русская (адекватнее, на наш взгляд, определение «российскаяª) культура выглядит и как инверсияамериканской, так как, вопервых, американскую историю конструировали и конституировали европейские (западные) культурные «вливанияª в незападную изначально среду, а русская ментальность формировалась как консистенция перманентных восточных влиянийна

Прозападную культуру Древней Руси. Кроме того, американский ризоматизм проявляется большей частью, в пространственных измерениях (показательно, например, что столица Соединенных Штатов Вашингтон не является ни ведущим экономическим центром страны, ни самым густонаселенным мегаполисом, да и в целом, нет такого «единого центраª). Ризоматизм русской ментальности проявляется более во временном контексте: «место столицыª периодически изменялось во времени, в истории. Но и в этом случае происходит децентрация: столица в России весьма условно исполняла роль центра, на что обращает внимание, например, П.Зарифуллин: «Москва совсем не центр России, и …центра у России попросту нет…ª. Фактически, даже взятие Москвы в Отечественных войнах отнюдь не определялось как «конец историиª; напротив, война, как правило, вступалав новую фазу, превращаясь в поистине всенародное противостояние захватчикам, так как, не являясь центром феноменально, Москва может позиционироваться как один из ноуменальных «узловª, связывающих восточные и западные «корниª в русской эпистеме. Тем не менее, считаем, что определение русской ментальности как однозначно ризоматической не выдерживает критики, более того, даже опасно, так как может стать полем для формирования номинативов националистических группускулярных формирований ризоморфного характера. Кроме того, нарушатся презумпции ризоматической методологии: не создавать жестких демаркаций и определений. В ризоме всегда есть вероятность того, что она может «обернутьсяпротив себяª, поэтому ризоматику следует применять осторожно, не абсолютизируя. Референции тех или иных социальных явлений с ризомой не просто фиксируют те или иные признаки или предстают некой «игрой умаª, но помогают ориентироваться в ситуациях, событиях. Анализируем ли глобализационные процессы или сегментационные явления в социуме, главный вызов, который встает сегодня перед человеком –проблема существования в бесконечно эволюционирующем мире.Ризоматика позволяет выявить некоторые «подводные камниª этого мира, динамика и сложность которого со временем только возрастают

Наиболее когерентным ризоме явлением в мире непрерывного становления, глобализации, универсализации и сегментации современными исследователями позиционируется Интернет. Нет необходимости подробно перечислять ризоматические принципы и свойства, имманентные Интернет:они достаточно очевидны, и этому уже посвящено ряд исследований[см., например,29]. Метафора ризомы оказалась настолько созвучна глобальной информационной электронной среде, что, вероятно, только некоторая элитарность, связанная с происхождением и философской «перезагрузкойª термина, осуществленной Делезом и Гваттари, пока еще является причиной того, что этот троп не заменил иные популярные метафоры Интернета («всемирная паутинаª, «глобальная деревняª, «электронная агораª, «киберпространствоª, «электронный фронтирª).

Эвристичность ризомыкак метафоры Интернета проявляется не только в том, что все выявленные выше ризоматические признаки легко обнаружить в этой среде даже только что погрузившемуся в нее новичку, но и в том, что тропология термина «ризомаª необыкновенно динамична, как динамично виртуальное информационное пространство: оба постоянно насыщаются новыми смыслами, предстают в новых ракурсах. В некотором роде, ризомаИнтернет–это калейдоскоп смыслов, текстов, субъектов, групп, отношений, связей. Ключевым принципом конституирования Интернета как ризомы является связь –«всего со всемª и «всех со всемиª. Фактически, ризома воплощает «духª Интернета, а Интернет предстает как наиболее яркое проявление ризоматизмав современном социуме.

В таком контексте Интернет усваивает и все проблемы ризоматического осуществления и понимания бытия. Так, актуальная проблема возможности и необходимости регулирования (а значит, и структурирования) информации Интернетресурсов, например сегодняшняя тактика закрытия ряда сайтов, заподозренных в распространении опасной для детей информации,порождает целый «клубокª вопросов, как то: не противоречит ли это сущности Интернет как принципиально открытого пространства? Не станут ли первые попытки регулирования преамбулой введения цензуры в Интернет? Сохранится ли при этом сущность информационной среды как «платоª, где всегда действовал принцип детерриторизации? Но еще более важный, на наш взгляд, вопрос даже не в правомочности такого регулирования, ав способности реального социума регулировать виртуальное социальное информационное пространство. (А именно так позиционируют интернет современные исследователи, как,прежде всего, социальную среду.Поэтому реальные социальные отношениямогутзаменяться виртуальными:Интернет выступает как «идентичный натуральномуª искусственный заменитель социума). Может ли тактика «точечногоª регулирования превратиться в стратегию «отсеченияª нежелательных ветвлений информационной ризомы? И необходимо лиэто? Очевидно, что эти, и другие ризоматические проблемы Интернет становятся настоящим вызовом реальному социуму; их решение процессуально и, как в «нарративной историиª, определяется «финаломª: только увидев результаты и последствия таких решений, мыпоймем, насколько правильны они были. Казус в том, что жизньто осуществляется «здесь и сейчасª, и, исходя из рекурсивности сознания и действия, «все, что мы говорим или думаем имеет последствия в том образе жизни, которым мы живемª.То есть, сознательные стратегии могут направить течение истории в совершенно непредсказуемое русло. Приходится говорить о ризоматичности самого человеческого сознания, способного порождать «монстровª, которые,в свою очередь, могут стать смертельными для системы в целом.Реальны ли этимонстрыили нет суть не важно; важно их восприятие как реальных.

И все же, важнейшим аттрактором сознания и культуры является установка на позитивные перспективы. В интенсивно меняющемся мире человек создает имманентные этому миру концепции, конструкты, позволяющие ему не только описать, прояснить для себя феномены бытия, но и выжить, так как прояснение способствует обнаружению; «невидимоеª становится «видимымª, и возникает возможность адекватной ориентации в пространственновременном континууме социума. То есть, чтобы преодолеть пределы («трансгрессироватьª),надо сначала «проявитьª эти пределы. «Ризома учит нас двигаться по «пересеченной местностиªнашего бытия…, превращает круг в многоугольникª. Вероятно, с течением времени «проявятсяª и другие феномены социума, в которых будут расшифрованы «кодыª ризомы. Концепт ризомытолько начинает освоение культурного и социального пространства, детерриторизируя его, преодолевая ноуменальные (семантические, языковые, культурные) и феноменальные (политические, экономические, социальные) барьеры –трансгрессируя. По убеждению Ж.Делеза и Ф.Гваттари, «культура ризомыª может стать своего рода «шведским столомª: каждый в ней найдет все, что захочет. Ризоматический подход

позиционируется в этом плане как стратегия обнаружения и описания ризоматических признаков и ризоморфных сред, но, также, существованияи взаимодействия в подобных пространствах. Суть ризоматического анализа не в том, чтобы понимать (книгу, текст, концепт), а в том, чтобы пользоваться ими как механизмом, своего рода «шифровальной машинойª, с помощью которой можно шифровать, дешифровать и добавлять «кодыª в информационной среде и социальной реальности («книгаª естьсредство прибавления кодов и «увеличения валентности бытияª). Концепт ризомы выполняет роль ноуменального«лакмусаª феноменов социального бытия постмодерна.

Ссылки на источники:1.Барт Р. От произведения к тексту// Избранные работы: Семиотика: Поэтика. –М.: Прогресс, 1989 2.Фуко М. Воля к истине по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996г.3.

Делез Ж. , Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Тысяча плато.М.: АСТ, 20104.Пригожин И. Философия нестабильности// Вопросы философии, 1991, № 6, с.42525.JeanBaudrillard.Simulacresetsimulation.,1981,ÉDITIONSGALILÉE,

Paris.//пер.сфр.Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция //Интернетресурс. Режим доступа: http://exsistencia.livejournal.com/Дата обращения: 22.01.136.Русакова О.Ф., Русаков В.М. PRДискурс: Теоретикометодологический анализ. Екатеринбург: УрОРАН, Институт международных связей, 2008. –340 с.7.Залевский А. и его шоу «Ризомаª//http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=260615Дата обращения: 22.01.138.Компьютерная игра «Rizomª//http://www.ryzom.com/ru/index.htmlДата обращения: 22.01.139.Гриффин Р. От слизевиков к ризоме: введение в теорию группускулярной правой//Верхи и низы русского национализма: (сб. статей) / сост.: А. Верховский. -М.:Центр «Соваª, 2007. С.223254.10.Делез Ж., Гваттари Ф.Что такое философия. М., Спб, 199811.Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного., М., 200512.Деррида Ж.Письмо и различие. Пер. с фр. Под ред. В.Лапицкого.СПб.: Академический проект, 2000, 430 с. 13.Барт Р. От произведения к тексту// Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989.14.Фуко М. Воля к истине по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996. 15.Постмодернизм. Энциклопедия, Мн., 200116.Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994 17.Брокмейер Й., ХарреР. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии, 2000, №3, с.294218.Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: ПрогрессТрадиция, 2003 19.Хангтигтон С. Кто мы?Вызовы американской идентичности.М., 200420.Левикова С.И. Молодежные культуры и объединения//http://www.polisportal.ru/index.php?page_id=51&id=161Дата обращения: 22.01.1321.

В этом плане нам созвучна идея А.П. Гречко:«постмодернистская микрометодологияª сближает микрои макроуровни общественной жизнедеятельности людей: см. Гречко П.К. Концептуальные модели истории: пособие для студентов. М.: Изд. «Логосª, 1995, С.4 –144 с.

22.Деррида Ж.Глобализация. Мир. Космополитизм. Пер. с фр. Д.Ольшанского//Космополис.2004.№2с.12514023.

Глобализация и культура: аналитический подход.СПб. Янус, 200324.Мамонова В.А. Мультикультурализм: разнообразие и множество.//CredoNew, № 2, 200725.Иноземцев В.Л. Вестернизациякак глобализация и «глобализацияª как американизация//Вопросы философии.№ 4, 200426.

Пример России дажеболее чем архетипичен, правомерно полагает, М.Борозенец: см. Борозенец М. От археомодерна к археократии//Интернетресурс. Режим доступа: http://pravaya.ru/look/20222Дата обращения: 22.01.1327.Пушкарь А.И. Российская идея в социокультурном континууме (Генезис и актуальное состояние): дис….канд. фил. наук. Казань, 2004, 126 с.;Борзенец М.

28.Интересны, хотя и несколько спорны размышления Зариффулина, позиционирующего московское метро как метафору «равнинногоª, ризоматического характера русского народа в противовес «горномуª кавказскому// Зариффулин П. Русская Ризома против Кавказского Центра. Структурноэтнопсихологический анализ взрывов в московском метро//(http://www.apn.ru/opinions/article22554.htm)Дата обращения: 22.01.1329.Скрупулезный анализ референций ризомыи Интернет проводит В.А.Емелин в своей диссертации и серии статей по теме./Емелин В.А. Ризома и Интернет// 30.Подробный анализ метафор Интернета проводит А.Е.Войскунский. И, хотя ризома в егосписке отсутствует, ризоматические принципы и свойства (детерриторизация, сетевая система, картографирование) Интернет также упоминаются). См. ВойскунскийА.Е.//Вопросыфилософии, № 11, 2001, с.6479

31.Maturana, H. R. Reality: The search for objectivity or the quest for a compelling argument/ H. R. Maturana// The Irish journal of psychology. –1988., p. 77 32.DeleuzeG, GuattariF. MillePlateaux, 1980, 645p.33.Шарков В. Заметки о ризоматической логике.//Интернетресурс. Режим доступа:http://www.kryoninternational.com/html/Articles.htmДата обращения: 22.01.13

PilyuginaElena VladimirovnaThe candidate of philosophical sciences,director of representation of the Russian new university, MoscowPhenomenology of the rhizome. Rhizomemorphic inhabitancyThe article contains a semanticcognitive analysis of the nominative of one of the most keylinguistic constructs of postmodern philosophy is the concept of the rhizome; is denoted by references the rhizome with a coherent concepts of the text, the discourse, the narrative, the deconstruction, etc.; are revealed phenomena such the rhizome of modern social life.Key words: the rhizome, a deterritorization, decentration, spontaneity, nomadology, rhizomemorphic inhabitancy

Ризома (от французского – «корневище») – понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытость, возможность для собственной подвиж­но­с­ти и, соответственно, реализации её внутреннего творческого потенциала само­конфигурирования. Термин «ризома» введен в философию Делёзом и Гваттари в одноименной совместной работе.

Ризома, является средством обозначения радикальной альтернативы замк­нутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ори­ен­тацию, (такие структуры семантически сопрягаются с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой корня, дифференцируясь на собственно коренные или стержневые системы (корень), с одной стороны, и мочковатые, или почкообразные системы (корешок) – с другой). В противо­положность любым видам корневой организации, ризома интерпретируется не в качестве линейного стержня или корня, но в качестве радикального отличного от корней клубня или луковицы как потенциальной бесконечности, содержащей в себе скрытый стебель. Потенциальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо ризома абсолютно нелинейна. «Мир потерял свой стержень» (Делёз и Гваттари). Фундаментальным свойством ризомы является её гетерономность при сохра­нении целостности. Она есть «семиотическое звено, как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности – лингвистический, перцептивный, познавательный. «Самого по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состояние диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков, словно крысы извиваются одна поверх другой» (Делёз и Гваттари). Логика корня – это логика жёстких векторно ориентированных струк­тур, в то время, как ризома моделируется в качестве неравновесной целостности, во многом аналогично неравновесным средам, изучаемым синергетикой, не характеризующимся наличием организационных порядков и отличающихся первичной творческой подвижностью. Источником трансформации выступает в данном случае не причинение извне, но собственная нестабильность ризомы, обусловленная её энергетическим потенциалом самоварьирования. Ризома «не стабильная, а скорее, метастабильная. Она наделена потенциальной энергией». Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают собст­венным творческим потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические, то есть подчиненные командам центра, но как синергетические.

Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для пост­модерна текст Ионеско «Трагедия языка»: «Произошло странное событие. Я не понимаю, как это случилось. Текст преобразился перед моими глазами. Вполне простые и ясные предложения сами по себе пришли в движение. Они испортились, извратились, чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь».

Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе скрытые возможности бесконечного числа новых органи­заци­онных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность ризомы. Сог­ласно этологическому видению ситуации, в рамках ризомы в принципе невоз­можно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, про­черченной ею траекторией собственного движения, в свою очередь, усколь­зающей от жесткой фиксации. Говоря об изоморфной среде, Делёз и Гваттари отмечают, что «она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней». В абстрактном усилии в ней могут быть выделены линии артикуляции и рас­чле­нения, страты и территориальности. Любая ризома включает в себя линии чле­нения, по которым она стратифицирована, территориализирована, организована. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют линии ускользания, движения, детер­ри­ториализации и дестратификации: «Сравнительные скорости течения вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения, или наобо­рот, стремительности. Всё это – линии и их сравнительные скорости – составляют внутреннюю организацию ризомы». Мало того, что фактически линии внутрен­него членения оказываются применительно к ризоме подвижными, они еще пред­полагают своего рода разрывы, переходы ризомы в состояние, характеризующие отсутствием жесткой универсальной стратификации. Ризома, в отличие от струк­туры, не боится разрыва, но, напротив, конституируется в нём, как в пер­манентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики. По словам Делёза и Гваттари, «ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию. Разрывы в ризоме возникают вся­кий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях усколь­зания. Эти линии постоянно переходят друг в друга». Ризома может быть интерпретирована как принципиально открытая среда, не только в смысле открытости для трансформации, но и в смысле её отношения с внешним. У ризо­мы в принципе нет и не может быть ни начала, ни конца, только середина, из которой она растёт и выходит за её пределы.

К ризоме невозможно применить четкое дифференцированное внешнего и внутреннего. Ризома, развивая, варьируется, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь, конституируя своё внутреннее посредством внешнего. Таким обра­зом, процессуальность бытия неструктурной ризомы стоит в генерации новых версий организации, в том числе линейных, аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности в ризоме в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной.

Быть ризо­морфным – значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями, или соединятся с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах. В любой момент времени любая линия ризомы может быть связана принципиально непредсказуемым образом со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого принципиально преходящего сиюминутного значи­мого связывания определенный рисунок ризомы – своего рода временное плато её и перманентно, и непредсказуемо пульсирующей конфигурации.

Иными словами, если структуре соответствует образ мира как космоса, ризоме – как хаосмоса. По оценке Делёза и Гваттари, «это одно из наиболее отли­чи­тельных свойств ризомы – иметь всегда множество выходов» (можно сравнить с садом расходящихся у Борхеса, с сетевым лабиринтом у Эко, с его бесконечным числом выходов, входов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим – семиотическая модель мира и модель культуры, воплощенная в образ библиотеки лабиринта в «Имени розы» или космической библиотеки у В. Лича).

В этом смысле ризома конечна, но безгранична. Ризома не начинается и не завершается. У неё достаточно смысла, чтобы надломить и искоренить слово «быть». Ризома принципиально плюральна, причём процессуально плю­ральна. «Ризома не сводится ни к единому, ни к множественному. Это не единое, которое, делится на один, на два, на три, на четыре, но это и не множественное, которое происходит из единого и которому единое всегда присоединяется. Она состоит не из единства, а из измерений, точнее, из движущихся линий.

Процессуальность бытия ризомы фундаментальная альтернатива рефор­мистски понятому разворачиванию исходно заложенного в объекте замысла или смысла – разворачиванию, реализующемуся по модели последовательного фор­ми­рования бинарных опозиций. Только для жестких гештальтных систем ха­рактерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: генетическая ось как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии, глубинная структура подобия, скорее, базовая последовательность, разложенная на непосредственные составляющие.

Ризома конституируется не только в контексте постметафизического мыш­ления, но и задаёт новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию «причины самой себя».

Ризома как организационная модель находит свою конкретизацию в пост­модернистской текстологии, в частности, фигура конструкции в пост­модер­нистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеалы оригинального авторского произведения сменяются идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры узнавания и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и новые квазицитаты.

Идеальным примером вышесказанного может служить фильм «Выкидыш».

сочинение Делеза и Гваттари, вышедшее отдельной книгой в 1976, впоследствии в переработанном виде включено во второй том книги "Капитализм и шизофрения. Миллион плато" (Rhizome // Capitalisme et schizophr?nie. Mille plateaux. Paris, Les Editions de Minuit. 1980). Как постулируют Делез и Гваттари, у книги как таковой нет и не может быть ни предмета, ни автора, она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней. Если книга приписывается одному человеку, то это взаимодействие содержаний и внешний характер их отношений остаются без внимания. В книге, как и в любой другой вещи, есть линии артикуляции и расчленения, страты, территориальности; но так же и линии ускользания (lignes de fuite), движения детерриториализации и дестратификации. Сравнительные скорости течений вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения или, наоборот, стремительности и разрыва. Все это - линии и сравнительные скорости - составляет, по Делезу и Гваттари, внутреннюю организацию (agencement). Книга является такой организацией, и как таковая не может быть приписана кому-либо. Это множественность - но пока неизвестно, что она влечет за собой, когда перестает быть приписываемой, то есть когда она обретает субстантивный характер. Машинное устройство направлено на страты, которые, несомненно, создадут из него своего рода механизм, или осмысленную целостность, или определенность, приписываемую субъекту, - но так же и на тело без органов (см.), которое постоянно разрушает, вынуждает проходить и двигаться бессмысленные частицы, чистые интенсивности, и приписывать себе субъекты, у которых не остается ничего, кроме имени как следа интенсивности. Что представляет собой книга как тело без органов? Она множественна согласно природе рассматриваемых линий, их количеству или их плотности, их способности к сближению в "плане консистенции". Здесь, как и везде, как отмечают Делез и Гваттари, нужны единицы измерения: чтобы определить количество письма. Не существует различия между тем, о чем в книге говорится, и тем, как это делается. Итак, у книги больше нет предмета. В качестве некоего устройства она связана с другими устройствами относительно других тел без органов. Мы, фиксируют Делез и Гваттари, никогда не спросим, что такое книга, означаемое или означающее, мы даже не будем стремиться понять в ней что-либо; но мы зададимся вопросом, с чем она взаимодействует, почему она порождает или не порождает интенсивности, в какие множества она включена и вследствие этого трансформируется сама, с какими телами без органов она сближается. И кроме того, в каком отношении соизмерима книга, будучи малым устройством - литературной машиной, с машиной войны, машиной любви, машиной революции и т.д., а также с абстрактной машиной, которая всех их порождает? Когда пишешь, проблема заключается в том, чтобы выяснить, к какой другой машине может быть и должна быть подключена литературная машина, чтобы заработать. Литература, по мысли Делеза и Гваттари, - это определенное устройство, и она не имеет ничего общего с идеологией, там нет и никогда не было идеологии. "Писать" имеет отношение не к "означивать", а к "межевать", "картографировать" даже неизвестную местность. Первый вид книги, по Делезу и Гваттари, - это книга-корень. В настоящее время образом мира является дерево, или точнее, корень - образом мира-дерева. "Такова классическая книга - отлично организованная, осмысленная и субъективная внутренность. Книга подражает миру как искусство: посредством только ей свойственных приемов она завершает то, что природа уже или еще не способна сделать. Закон книги - это закон отражения, Единое раздваивается. Единое раздваивается: каждый раз, когда мы встречаемся с этой формулой, провозглашена ли она стратегически Мао или "диалектически" выведена из мира, мы имеем дело с самой классической и самой продуманной, самой древней и самой усталой мыслью. Природа бездействует: сами корни здесь стержневые с более многочисленным, периферийным и кругообразным - не дихотомическим - ветвлением". Дух задерживается на природе. Даже книга как природная реальность оказывается стержневой со своей осью и листьями вокруг нее. Но книга как духовная реальность в образе Дерева или Корня вновь подтверждает закон Единого, которое раздваивается, затем и учетверяется... Бинарная логика - это духовная реальность дерева-корня. Даже такая "передовая" дисциплина как лингвистика, по мнению Делеза и Гваттари, оберегает фундаментальный образ дерева-корня, который удерживает ее в лоне классической рефлексии (Хомский и синтагматическое дерево, начинающееся в некой точке S и затем развивающееся дихотомически). Иными словами, эта мысль никогда не знала множественности: ей нужно прочное коренное единство, способное раздвоиться согласно духовному порядку. Что касается объекта, то и здесь, разумеется, можно перейти от Единого непосредственно к тройственному и т.д., но только при условии прочного коренного единства - единства стержня, который поддерживает вторичные корни. Это немногим лучше. Двусторонние отношения между последовательно расположенными кругами просто заменили бинарную логику дихотомии. Стержневой корень не более множественен, чем дихотомический. Один развивается в объекте, другой - в субъекте. Бинарная логика и двузначные отношения все еще господствуют в психоанализе, в лингвистике, в структурализме и даже в информатике. Система-корешок, или мочковатый корень, - это второй образ книги, к которой можно отнести современную книгу. Здесь главный корень недоразвит или разрушен почти до основания: на нем-то и пробует привиться множественность и кое-какие вторичные корни, которые быстро развиваются. На этот раз природная реальность проявляется в недоразвитости главного корня, но его единство все-таки поддерживается насколько это возможно. Делез и Гваттари ставят вопрос, не уравновешивает ли духовная и отраженная реальность это положение дел, обнаруживая потребность в скрытом и еще более содержательном единстве или еще более расширительной тотальности. Всякий раз, когда множественность оказывается включенной в структуру, ее рост компенсируется ослаблением закона сочетаемости. Слова Джойса, собственно говоря "со множественными корнями", не нарушают действительно линеарное единство слова или языка, устанавливая циклическое единство фразы, текста, знания. Афоризмы Ницше не опровергают линеарное единство знания, отсылая к циклическому единству вечного возвращения, оставшемуся в мысли неузнанным. Иначе говоря, пучкообразная (мочковатая) система, согласно Делезу и Гваттари, фактически не порывает с дуализмом, с комплементарностью субъекта и объекта, природной реальности и духовной: единство продолжает быть удерживаемым в объекте, тогда как в субъекте восторжествовал новый тип единства. Субъект более не способен порождать дихотомию, зато он получил доступ к более высокому единству, единству амбивалентности или сверхдетерминированности, в измерении, дополнительном к измерению его объекта. Мир превратился в хаос, но книга продолжает быть образом мира: хаосмос-корешок занял место мира корня. Причудливая мистификация - мистификация книги, тем более целостной, чем более она фрагментирована. Книга как образ мира в любом случае тривиальная мысль. Поистине, постулируют Делез и Гваттари, мало сказать "Да здравствует множественное!", ибо призыв этот трудно выполнить. "Никаких типографских, лексических или синтаксических ухищрений будет не достаточно, чтобы он был услышан и понят. Множественное нужно еще создать, не добавляя к нему внешние качества, а, напротив, всего лишь на уровне тех качеств, которыми оно уже располагает. Такая система может быть названа ризомой. Ризома как скрытый стебель радикально отличается от корней и корешков. Ризомы - это луковицы, клубни. Корневые растения могут быть ризоморфными в других смыслах: вопрос в том, не является ли ботаника, во всей ее специфичности, целиком ризоморфной. Ризоморфны даже животные, живущие стаями, крысы - те же ризомы. Их норы - так же ризоматичны, если принять во внимание весь образ жизни, питание, перемещение и разрывы. Сама по себе ризома имеет различные формы, начиная от ее поверхностного ветвящегося расширения и до ее конкретного воплощения в луковицах и клубнях". Основные свойства ризомы, по Делезу и Гваттари, таковы. Принципы связи и гетерогенности (т.е. свойства 1 ° и 2°): любая точка ризомы может быть и должна быть связана со всякой другой, в отличие от дерева или корня, которые фиксируют точку, порядок в целом. Лингвистическое дерево, по мысли Хомского, начинается в точке S и развивается дихотомически. В ризоме, напротив, любая линия не обязательно ведет к лингвистической линии: семиотические звенья любого типа связаны здесь с самыми различными способами кодирования. Коллективные механизмы речи работают непосредственно в машинных устройствах, и невозможно провести четкую границу между порядками знаков и их объектами. Лингвистика, намереваясь ограничиться очевидным и вовсе не думая о языке, остается внутри сферы дискурса, который вдобавок порождает особые социальные виды механизмов и типы власти. Грамматическая правильность Хомского - категориальный символ S, который подчинил себе все фразы, прежде всего является маркером власти, а уж затем - синтаксическим маркером. Мы, констатируют Делез и Гваттари, не упрекаем такие лингвистические модели в том, что они чересчур абстрактны, скорее, наоборот, - они недостаточно абстрактны, чтобы сравниться с абстрактной машиной, которая осуществляет связь языка с семантическими содержаниями и прагматикой высказывания, с коллективными механизмами речи, со всей микрополитикой социального поля. Ризома больше не связывала бы социальной борьбой семиотические звенья, властные организации, феномены, имеющие отношение к искусству и наукам. Семиотическое звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности, - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной. По мысли Делеза и Гваттари, самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков. Нет идеального творящего-слушающего, так же, как нет и гомогенного языкового сообщества: язык, по выражению Вайнрайха, это "реальность, по существу гетерогенная". Не существует "материнского языка, есть лишь власть языка, господствующего в политическом множестве. Язык устанавливается в границах прихода, епархии, столицы. Он образует луковицу. В языке по-прежнему можно оперировать внутренними структурными членениями, что не слишком отличается от поиска корней. Есть что-то генеалогическое в дереве: это не очень-то распространенная система". И наоборот, система типа ризомы, согласно Делезу и Гваттари, способна расчленить язык, но только децентрируя его в нескольких измерениях и порядках. Язык замыкается в себе, становясь беспомощным. Принцип множественности (т.е. свойство 3° ризомы); когда множественное действительно исследуется как субстантивное, множественность, оно больше не связано с Единым как субъектом и объектом, природной и духовной реальностью - как образом мира в целом. Множества ризоматичны, и они разоблачают древовидные псевдо-множества. Нет ни единства, которое следует за стержнем в объекте, ни того, что делится внутри субъекта. У множественности нет ни объекта, ни субъекта, только детерминации, величины, измерения, которые не могут увеличиваться без соответствующего изменения сущности (законы сочетаемости скрещиваются с множественностью). Механизм является именно таким пересечением нескольких измерений в множестве, которое обязательно меняется по мере того, как увеличивается количество его связей. В ризоме, - подчеркивают Делез и Гваттари, - "нет точек или позиций подобно тем, которые имеются в структуре, в дереве, в корне. Только линии. Количество перестало быть универсальным понятием, которое может соизмерить элементы согласно их месту в каком-то измерении, чтобы стать вариативным множеством согласно рассматриваемым характеристикам. Единицами измерения выступают сейчас только множества или разновидности меры. Понятие единства появляется тогда, когда в множестве происходит процесс субъективации или власть захватывает означающее: то же самое относится и к единству-стержню, которое устанавливает совокупность двузначных отношений между элементами или точками объекта, или к Единому, которое делится согласно закону бинарной логики дифференциации в субъекте". Все множества равномерны, поскольку они заполняют, занимают все свои измерения: правомерно рассуждать, по Делезу и Гваттари, о плане консистенции множеств. Этот "план" состоит из измерений, численность которых возрастает с ростом отношений, которые в нем устанавливаются. Множества определяются "извне": посредством абстрактной линии, линии ускользания, или детерриториализации, следуя которой они существенно изменяются, вступая в отношения с другими. План консистенции (решетка) - это поверхность любого множества. Линия ускользания маркирует одновременно реальность числа конечных измерений, которые множества на самом деле заполняют; невозможность любого дополнительного измерения, которое не влекло бы за собой изменение множества; возможность и даже необходимость выравнивания множеств в плане консистенции или поверхности, каковы бы ни были эти измерения. (Идеалом любой книги было бы представить все на таком плане поверхности, на одной странице, на том же участке: пережитые события, исторические детерминации, осмысленные концепции, индивиды, группы и социальные формации.) Многомерные однородные множества незначимы и несубъективны. Они обозначаются неопределенными, или, скорее, партитивными артиклями (du rhizome). Принцип незначащего разрыва (т.е. свойство 4°): против слишком значительных разрывов, которые разделяют структуры или пронизывают их насквозь. "Ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию. От муравьев не избавишься, ибо они образуют животную ризому, самая большая часть которой может быть разрушена, продолжая восстанавливаться. Любая ризома включает в себя линии членения, по которым она стратифицирована, территориализована, организована, означена. Разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания, а линия ускользания - это часть ризомы. Эти линии постоянно переходят друг в друга. Вот почему здесь немыслимы дуализм или дихотомия, даже в примитивной форме добра и зла. Совершая разрыв, мы прокладываем линию ускользания, однако риск обнаружения в ней образований, которые переструктурируют систему, передадут власть означающему, восстановят полномочия субъекта, остается" (см. Разрыв). Группы и индивиды заключают в себе микрофашизмы, которые ждут своей криссталлизации. "Сорняк - это тоже ризома. Добро и зло могут быть лишь следствием активного и временного отбора. Каким образом процессы детерриториализации и территориализации могли бы быть безотносительными, будучи включенными друг в друга? Орхидея детерриториализируется, создавая образ, калькируя осу; а оса в этом образе вновь территориализируется. Тем не менее она детерриториализируется, становясь частичкой аппарата размножения орхидеи; но она же вновь территориализирует орхидею, разнося пыльцу. Оса и орхидея образуют ризому будучи гетерогенными. Можно было бы сказать, что орхидея подражает осе, образ которой она воспроизводит значимым образом (мимесис, миметизм, обман и т.д.). Однако это верно лишь на уровне страт - параллелизм двух страт, растительная организация одной из которых копирует животную организацию другой. В то же время речь идет совершенно о другом: вовсе не имитация, а перехват кода, прибавочная стоимость кода, возрастание валентности, подлинное становление, превращение осы в орхидею, превращение орхидеи в осу, каждое из этих становлений, обеспечивающее детерриториализацию одного и территориализацию другого, оба вида становления следуют друг за другом и сменяют друг друга согласно движению интенсивностей, которые в большей степени содействуют детерриториализации". По версии Делеза и Гваттари, нет ни имитаций, ни подобия, но лишь столкновение двух гетерогенных рядов на линии ускользания, представляющей собой совместную ризому, которая больше не может быть приписана или подчинена чему бы то ни было значимому. Р.Шовен сказал: "Непараллельная эволюция двух существ, которые не имеют друг к другу никакого отношения". Вообще говоря, возможно, что схемы эволюции нужны для того, чтобы отбросить старую модель дерева и происхождения. Схемы эволюции воспроизводились бы уже не по моделям древовидного происхождения, развиваясь от менее дифференцированного к более дифференцированному, а по модели ризомы, находящейся непосредственно в гетерогене и перемещаясь от одной, уже дифференцированной, линии к другой. "Ризома антигенеалогична. То же самое можно сказать о книге и мире: книга - не образ мира, согласно укоренившимся верованиям. Она образует с миром ризому, происходит непараллельная эволюция книги и мира, книга обеспечивает детерриториализацию мира, а мир способствует территориализации книги, которая, в свою очередь, сама детерриториализируется в мире (если она способна и может это сделать)". Миметизм в традиционном контексте, отмечают Делез и Гваттари, неудачное понятие для феноменов абсолютно иной природы, обнаруживающее зависимость от бинарной логики. Крокодил не воспроизводит древесный ствол так же, как хамелеон не передает цвета своего окружения. Розовая пантера ничего не копирует, ничего не воспроизводит, она окрашивает мир в свой цвет - розовое на розовом, - это ее мировое становление, цель которого - стать незаметной, незначимой, осуществить разрыв и создать в себе линию ускользания, довести до конца собственную "непараллельную эволюцию". Принципы картографии и декалькомании (т.е. свойства 5° и 6° ризомы): ризома не подчиняется никакой структурной или порождающей модели. "Она чуждается самой мысли о генетической оси как глубинной структуре. Генетическая ось - как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобна, скорее, базовой последовательности, разложимой на непосредственные составляющие, тогда как конечное единство осуществляется в другом измерении - преобразовательном и субъективном. Мы не выходим за рамки также и репрезентативной модели дерева, или корня - стержневого или мочковатого (например, "дерево" Хомского, связанное с базовой последовательностью и репрезентирующее процесс своего становления согласно бинарной логике). О генетической оси или о глубинной структуре мы говорим, что они прежде всего являются принципами кальки, воспроизводимой до бесконечности. Вся логика дерева - это логика кальки и размножения. Как в лингвистике, так и в психоанализе она имеет целью бессознательное, репрезентирующее само себя, выкристализованное в кодифицированные комплексы, размещенное на генетической оси или развернутое в синтагматическую структуру. Она имеет целью описание фактического состояния, установление равновесия межсубъективных отношений или исследование бессознательного, притаившегося в темных закоулках памяти и языка. Она упорно декалькирует нечто, что дается уже готовым, начиная с перекодирующей структуры или оси, лежащей в ее основании. Дерево объединяет и иерархизирует кальки подобно листьям. Совсем другое дело - ризома - карта, но не калька. Создать карту, а не кальку. Орхидея не калькирует осу, она чертит карту с осой внутри ризомы. Если карта противоположна кальке, то это потому, что она целиком ориентирована на проведение опытов, связанных с реальностью". В языке Делеза и Гваттари, карта не воспроизводит бессознательное, замкнутое в самом себе, она его конструирует. Она способствует соединению полей, разблокированию тел без органов, их максимальной открытости в плане консистенции. Она сама является частью ризомы. Карта открыта, она объединяет все свои измерения, она подвижна, переворачиваема, восприимчива к изменениям. Любой индивид, группа, социальная формация может разорвать ее, перевернуть, собрать любым образом, подготовить к работе. Можно нарисовать ее на стене, отнестись к ней как к произведению искусства, сделать из нее политическую акцию или материал для размышления. Это, вероятно, одно из наиболее отличительных свойств ризомы - иметь всегда множество выходов: нора в этом смысле животная ризома и иногда обнаруживает чистое различие между линией ускользания как коридором для продвижения и пространством обитания. У карты много выходов в отличие от кальки, которая всегда возвращается "к тому же самому". Психоанализ, психоаналитическая компетенция всегда "подгонят" любое желание или высказывание к генетической оси или перекодирующей структуре, они готовы до бесконечности притягивать к этой оси или к компонентам этой структуры монотонные стадиальные кальки; в отличие от них, шизоанализ отвергает любую мысль о декалькированной фатальности, как бы она ни называлась: божественная, анагогическая, историческая, экономическая, структурная, наследственная или синтагматическая. Возникает, по Делезу и Гваттари, вопрос: не реставрируем ли мы простой дуализм, противопоставляя кальку и карту как злое и доброе начала? Не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни, иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация, массификация, миметические механизмы, осмысленный захват власти, субъективные предпочтения? Не создают ли даже линии ускользания под покровом случайной конвергенции образования, наделенные функцией разрушения или превращения? Но не менее справедливо и обратное. С точки зрения Делеза и Гваттари, это вопрос системы: всякий раз нужно переносить кальку на карту. "Эта процедура отнюдь не симметрична предыдущей. Ибо, строго говоря, это не совсем верно, что калька воспроизводит карту. Это, скорее, похоже на фотографию, на рентгеновский снимок, как если бы сначала выбирали и отделяли то, что собираются воспроизвести при помощи искусственных средств, красителей или других необходимых приемов. Это по-прежнему имитатор, который создает свою модель и использует ее. Калька уже перевела карту в образ, она преобразовала ризому в корни и корешки. Она организовала, укрепила, нейтрализовала множественности, распределив их по осям значений и субъективаций, которые у нее имеются. Она генерировала, структурировала ризому, калька воспроизводит уже только саму себя, когда собирается воссоздать нечто другое. Вот почему она так опасна. То, что калька воспроизводит из карты или ризомы, это, как правило, тупики, блокировки, ростки стебля или точки структурации. Посмотрите на психоанализ и лингвистику: первый всегда извлекает кальки или фотографии бессознательного, другая - кальки или фотографии языка со всеми погрешностями и неточностями, которые она предполагает. Если верно, что карта или ризома принципиально имеют множество выходов, тогда допустим, что можно войти в них по путям кальки или дорогами деревьев-корней, соблюдая необходимые меры предосторожности". Мы будем, подчеркивают Делез и Гваттари, вынуждены часто сворачивать в тупики, преодолевать власть означающего и субъективные недуги, опираться на эдиповские, параноидальные или еще более ужасные образования как на отвердевшие территориальности, что становится возможным благодаря другим преобразовательным процедурам. Возможно даже, что психоанализ здесь послужит точкой опоры. В других случаях точкой опоры, напротив, оказываются непосредственно линии ускользания, позволяющие расколоть страты, разорвать корни и наладить новые связи. Существуют самые различные устройства - карты-кальки, ризомы-корни, с различными коэффициентами детерриториализации. В ризоме есть структуры дерева или корней, и, наоборот, ветка дерева или деление корня могут появиться в ризоме. Определение направления зависит здесь не от теоретических анализов, оперирующих универсалиями, а от прагматики, которая составляет, в терминологии Делеза и Гваттари, множества или совокупности интенсивностей. В глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома. Или, скорее, микроскопический элемент дерева-корня, корешок, который инициирует производство ризомы. "Быть ризоморфным - значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах. Дерево или корень вдохновляют печальный образ мысли, которая не переставая имитирует множественное начиная с высшего единства, с центра или сегмента. Действительно, если рассматривать совокупность ветки-корни, то ствол играет роль противоположного сегмента для одной из подсовокупностей, идущей снизу вверх: один такой сегмент будет "двухполюсником связи" в отличие от "двухполюсников-единств", которые образуют отделы, идущие от центра". Хотя связи могут распространяться сами, как в корешковой системе, но они никогда не выходят за пределы Единого-Двойственного и остаются всего лишь мнимыми множествами. Древовидные системы - это иерархические системы, которые включают в себя центры значения и субъективации, центральные автоматы как организованные памяти. Дело в том, что соответствующие модели таковы, что элемент получает информацию из высшего единства, а равно и субъективное стремление, предустановленные связи. Это хорошо видно в современных проблемах информатики и электроники, которые хранят даже самую древнюю мысль в той мере, в какой они наделяют властью память или центральный орган. В статье, которая разоблачает "образ мысли по древовидной схеме управления" (центрированные системы или иерархические структуры), П.Розенталь и Ж.Петито отмечают: "Признать первенство иерархических структур равносильно уступить привилегии древовидным структурам. Древовидная форма допускает топологическое объяснение. В иерархической системе индивид воспринимает лишь одного единственного активного соседа, который располагается выше его по иерархической лестнице. Каналы трансляции предустановлены: древовидная схема предшествует индивиду, который включается в нее в строго определенном месте". Авторы, согласно Делезу и Гваттари, обращают наше внимание на то, что даже когда мы намерены достичь некой множественности, не исключено, что эта множественность окажется ложной - то, что мы называем корешковым типом, - потому что его внешний вид или формулировки, кажущиеся не иерархичными, признают в действительности лишь целиком иерархические выводы. Этим центрированным системам Розенталь и Петито противопоставляют нецентрированные системы, сети готовых автоматов, где коммуникация осуществляется от одного соседа к другому, где стебли или каналы не существуют заранее, где все индивиды взаимозаменяемы и определяются исключительно по их состоянию в данный момент таким образом, что локальные действия не согласованы и общий конечный результат синхронизируется независимо от центральной инстанции. Преобразование интенсивных состояний заменяет топологию, и "график, управляющий движением информации, является в некотором роде противоположным иерархическому графику... Графику нет никакого смысла быть деревом" (Делез и Гваттари называют такой график картой). Розенталь и Петито настаивают на том, что оппозиция центр - нецентрализованное менее ценна тем, что она обозначает, и более ценна в отношении тех способов исчисления, которые она применяет к различным вещам. Деревья могут соответствовать ризоме или распуститься в ней. В общем-то верно, что одна и та же вещь допускает оба способа исчисления или оба типа управления со значительными изменениями состояния как в одном случае, так и в другом. Возьмем, к примеру, психоанализ: не только в теории, но и в практике исчисления и обработки он подчиняет бессознательное древовидным структурам, иерархическим графикам, резюмирующей памяти, центральным органам, фаллосу, дереву-фаллосу. Психоанализ не способен изменить систему в этом отношении: на диктаторской интерпретации бессознательного он основывает собственную диктаторскую власть. Свобода маневрирования в психоанализе очень ограничена. Есть генерал, старший как в психоанализе, так и в его объекте (генерал Фрейд). Напротив, исследуя бессознательное как нецентрированную систему, то есть как машинный уровень совершенных автоматов (ризома), шизоанализ добивается совсем другого состояния бессознательного. Те же замечания можно отнести и в адрес лингвистики; Розенталь и Петито с полным основанием рассматривают возможность "нецентрированной организации общества слов". Что касается высказываний, как и желания, вопрос состоит не в том, чтобы редуцировать бессознательное, интерпретировать или обозначить его согласно дереву. Вопрос в том, чтобы создать бессознательное и с ним - новые высказывания, другие желания: ризома и есть само производство бессознательного. При этом, по мысли Делеза и Гваттари, и ризоме не чужды деспотизм, собственная, еще более жесткая иерархия, но здесь нет дуализма, онтологического дуализма, аксиологического дуализма добра и зла, нет мешанины. В ризоме имеются сучки (древесные узлы), а в корнях - ростки ризомы. Более того, в ризоме возникают имманентные и направленные деспотические образования. В трансцендентной системе деревьев, наземных корней и подземных стеблей случаются и анархические деформации. Важно то, что дерево-корень и ризома-канал не противостоят друг другу как две модели: первое функционирует как модель и как трансцендентная калька; другая развивается как имманентный процесс, который оспаривает модель и намечает карту, даже если он устанавливает свою иерархию или образует деспотический канал. Речь идет, согласно Делезу и Гваттари, не о том или другом месте на земле, или о каком-нибудь моменте истории, еще менее - о какой-либо рассудочной категории. Речь идет о модели, которая продолжает формироваться и углубляться, и о процессе, который развивается, совершенствуется, возобновляется. Проблема письма: неточные выражения совершенно необходимы, чтобы обозначать точно. И вовсе не потому, что через это нужно пройти, и не потому, что действовать можно было бы только наугад: неточность - вовсе не приблизительность, напротив, это верный путь к тому, что происходит. Делез и Гваттари предлагают использовать "дуализм" для того, чтобы обнаружить тот процесс, который отвергает любую модель. В каждом случае, по их мнению, требуются фильтры, способные удержать дуализмы, в которых мы больше не нуждаемся. Формула, которую все искали, по Делезу и Гваттари: ПЛЮРАЛИЗМ = МОНИЗМ. Основные свойства ризомы следующие: в отличие от деревьев и их корней ризома связывает одну какую-нибудь точку с какой-нибудь другой, а каждая из линий не обязательно соединяется с другой линией того же типа, она использует самые различные знаковые и незнаковые образования. "Ризома не сводится ни к Единому, ни к множественному. Это - не Единое, которое делится на два, затем на три, на четыре и т.д. Но это и не множественное, которое происходит из Единого, и к которому Единое всегда присоединяется (n+1). Она состоит не из единств, а из измерений, точнее, из движущихся линий. У нее нет ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы. Она образует многомерные линеарные множества без субъекта и объекта, которые сосредоточены в плане консистенции и из которых всегда вычитается Единое (n-1). Такое множество меняет свое направление при соответствующем изменении своей природы и самого себя". В отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий: линии членения, стратификации, но так же и линии ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу. Не нужно путать, - акцентируют Делез и Гваттари, - эти линии с линиями древовидного типа, которые представляют собой локализуемые связи между точками и позициями. "В отличие от дерева, ризома не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего как структура-дерево. Ризома антигенеалогична. Это короткая память, точнее - антипамять. Ризома развивается, варьируя, расширяя, завоевывая, схватывая, внедряясь. В отличие от рисунка, чертежа или фотографии, в отличие от кальки, ризома связана с картой, которая должна быть разъемна, подсоединяема, переворачиваема, модифицируема на множественных входах и выходах, с линиями ускользания. Именно кальки нужно перенести на карты, а не наоборот. Противопоставленная центрированным системам (даже полицентрированным), иерархическим коммуникациям и предустановленным связям, ризома представляет собой не центрированную, не иерархическую и не значимую систему без Генерала, без организующей памяти и центрального автомата. То, что в ризоме вызывает вопросы, так это ее отношения с сексуальностью, а так же с животными, растениями, миром, политикой, книгой, с природным и искусственным, которые абсолютно не похожи на древесные связи: все виды "становлений". В середине (не в начале и не в конце) всегда располагается плато. Ризома состоит из плато. Г.Бейтсон, согласно Делезу и Гваттари, использует слово "плато" для обозначения чего-то весьма специфического: протяженное силовое поле, которое вибрирует и развивается, уклоняясь от всякой направленности на точки кульминации или внешние цели. Бейтсон приводит пример из балинезийской культуры, в котором сексуальные игры матери и ребенка или ссоры между мужчинами проходят эту странную силовую фазу стабилизации: "нечто вроде протяженного динамического плато замещает оргазм", войну или точку кульминации. Несносная черта западного сознания, констатируют Делез и Гваттари, - переносить чувства и поступки на внешние или трансцендентные объекты вместо того, чтобы оценить их с точки зрения внутренних качеств и ценности самих по себе. Можно называть "плато" любую множественность, связуемую с другими посредством наземных, поверхностных стеблей, которые таким образом формируют и распространяют ризому. Делез и Гваттари подчеркивают: "Мы писали эту книгу как ризому. Мы составили ее из плато. Мы придали ей кругообразную форму, но все это было несерьезно. Каждое утро мы вставали, и каждый из нас задавался вопросом, с какого плато ему начать, где нарисовать пять линий, а где - десять. Это был галлюцинаторный опыт, мы увидели вместо линий колонны маленьких муравьев, покидающих одно плато, чтобы занять другое. Мы очертили круги схождения. Каждое плато может быть прочитано в любом месте и соотнесено с любым другим. Что касается множественного, то для его создания требуется метод; никакое типографское ухищрение, ни один лексический прием, смесь или создание новых слов, никакое синтаксическое нововведение не могут его заменить". Типографские, лексические и синтаксические образования необходимы для того, чтобы придать выразительную форму скрытому единству. "Нам, - продолжают Делез и Гваттари, - известны редкие удачи такого рода. Что же касается нас, то нам этого добиться не удалось. Мы использовали лишь слова, которые для нас функционировали в качестве плато. РИЗОМАТИКА = ШИЗОАНАЛИЗ = СТРАТО-АНАЛИЗ = ПРАГМАТИКА = МИКРОПОЛИТИКА. Эти слова являются понятиями, а понятия - это линии, то есть системы чисел, относящиеся к тому или иному измерению множественности (страты, молекулярные цепи, линии ускользания или разрыва и т.д.). Мы ни в коем случае не претендуем на научность. Мы знаем о научности не больше чем об идеологии: только о механизмах. Нет ничего, кроме машинных механизмов желания и коллективных устройств речи". Механизм в своей множественности действует с одинаковой неизбежностью в семиотических, материальных и социальных потоках. "Больше не существует деления на поле реальности (мир), поле репрезентации (книга) и поле субъективности (автор). У книги нет продолжения в другой книге, нет объекта в мире и нет субъекта в лице одного или нескольких авторов". Книга-ризома, а не раздвоенная, стержневая или мочковатая. Не легко воспринимать вещи по их середине, не сверху и не снизу, не справа и не слева: попробуйте, призывают Делез и Гваттари, и вы увидите, как все изменится. И далее авторы отмечают: "Мы пишем историю, но пишем ее с точки зрения человека, ведущего оседлый образ жизни, во имя унитарного аппарата Государства. Чего не хватает, так это Номадологии, отличной от истории, хотя здесь также имеются редкие и большие удачи. Письмо объединяет машину войны и линию ускользания, оно отрицает страты, сегментарности, оседлость, государственный аппарат... Культурная книга по необходимости калька: калька самой себя, калька предыдущей книги того же автора, калька других книг, как бы они не отличались друг от друга, нескончаемый отпечаток понятий и слов, копия мира сегодняшнего, прежнего и будущего. Но книга антикультурная может быть поглощена еще более невежественной культурой: она введет в оборот забытое, но не память, отсталость, а не развивающийся прогресс, номадизм, а не оседлость, карту, а не кальку. РИЗОМАТИКА = ПОП АНАЛИЗ, даже если у людей имеются другие дела, кроме чтения, даже если университетская или псевдонаучная культура остается слишком тяжеловесной и мучительной. Ибо наука, допустив такое, впала бы в безумие: взгляните на математику, это не наука, а бесконечное номадическое арго. Особенно в теоретической сфере ценятся любые, даже непрочные, наборы аргументов и прагматика гораздо больше, чем кальки понятий, которые ничего не способны изменить". Кочевники изобрели против государственного аппарата машину войны. История никогда не понимала кочевников, книга никогда не понимала внешнее. В ходе исторического развития, согласно Делезу и Гваттари, "Государство стало моделью книги и мысли: логос, король-философ, трансцендентность идеи, содержание мысли, республика духа, суд разума, идейные функционеры, человек-законодатель и субъект. Но связь машины войны с внешним миром - это не другая модель, это тип устройства, который дает возможность мысли стать кочевой, книге - деталью всех движущихся машин, стеблю - ризомой (Клейст и Кафка против Гете)". (См. Ризома, Перехват кода, Разрыв, "Генерал", Дерево, Корень, Плато.) А.Р. Усманова

Ризома vs сеть

Е.А. ШЕНЦЕВА

В современной философии все более явственны признаки завершения эпохи постмодерна и становления новой социокультурной реальности, что находит отражение, во-первых, в разработке концепций сетевого общества, во-вторых, в зарождении и становлении сетевого подхода и, в-третьих, на понятийно-терминологическом уровне, в смещении от понятия ризома к понятию сеть. В статье показано, что понятия ризома и сеть, несмотря на этимологическое родство, принадлежат к различным мировоззренческим контекстам. Обосновывается точка зрения, согласно которой ризома может интерпретироваться не только как фундаментальное понятие постмодернистского дискурса, но прежде всего как концепт Ж. Делёза и Ф. Гваттари. В таком случае сеть трактуется как "план имманенции", "почва концептов", следовательно, с одной стороны, обладает по сравнению с ризомой значительно большим объемом и эвристическим потенциалом, с другой - отражает полифоническую сложность и взаимообусловленность различных процессов и феноменов современного мира.

The modern philosophical thought shows obvious features the end of postmodern age and formation of a new social-cultural reality. It is reflected, firstly, in developing concepts of a network society, secondly, in forming the network approach and, thirdly, at conceptually terminological level involving displacement from notion of rizome to that of network. The article shows, that concepts of rizome and network, despite etymological relationship, belong to various world outlook contexts. Further the point of view according to which rizome can be interpreted not only as fundamental concept of a postmodern discourse, but, first of all, as concept by Gilles Deleuze and Félix Guattari is proved. In this case the network is treated as "the plan of immanenc", "grounds of concepts ", hence, on the one hand, it possesses much greater volume and heuristic potential than rizome does, on the other hand it demonstrates polyphonic complexity and interdependence of various processes and phenomena of the modern world, moreover, the network has attributive properties of universal correlation, global connectivity and powerful intension to integrate.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: ризома, сеть, человек, постмодернизм, сетевой подход.

KEY WORDS: rizome, a network, the person, a postmodernism, the network approach.

В современных философских исследованиях все более явственно звучит мотив перехода от мировоззренческих и эпистемологических установок постмодернизма к

© Шенцева Е.А., 2015 г.

новому мироощущению и попыткам осмысления реальности, это мироощущение породившим. Новая социальная реальность получает теоретическое обоснование в концепциях сетевого общества или общества сетевых структур1, вместе с тем, с определенной степенью уверенности можно утверждать, что ее философское осмысление лишь начинает обретать более или менее выраженные контуры, равно как и то, что мы, возможно, являемся свидетелями зарождения и становления нового, так называемого сетевого подхода.

Несмотря на отсутствие его завершенного концептуального оформления2, есть основания обозначить антропологическую фундированность сетевого подхода, ввиду его сопряженности как с новыми представлениями о современном обществе, так и с постне-классическим типом рациональности современной науки, учитывающим цели и ценности познающего субъекта, что позволяет говорить о возвращении Человека в лоно философской рефлексии. Данный подход в строгом смысле представляет сегодня некоторое направление, задающее, с одной стороны, интенцию обнаружения и концептуализации новых сетевых гештальтов современного мира, с другой - поиска теоретических и философских оснований с целью конституирования подхода в качестве философского3. Определенно можно говорить лишь о том, что сетевой подход исходит (кроме технологических) из ряда предпосылок, имеющих онтологические и эпистемологические аспекты. Первый аспект связан с видением социально-сетевой структуры как новой (безусловно, не единственной) формы организации социального пространства, второй указывает на продуктивность изучения того или иного феномена либо через сеть его взаимодействий, либо в качестве элемента конструируемой сетевой структуры.

Очевидно, что одним из ключевых для зарождающегося дискурса становится понятие сеть, в то время какризома, начиная с одноименного текста Ж. Делёза и Ф. Гваттари ("Rhizome", 1976), является фундаментальным понятием дискурсивного пространства постмодерна.

Нам предстоит выяснить, как соотносятся понятия ризома, получившее своеобразное обоснование у французских философов, породившее многочисленные интерпретации и во многом определившее тональность постмодернизма, и сеть, лишь недавно ставшее предметом философской аналитики4.

Прежде чем углубиться в суть понятийных метаморфоз, свидетельствующих, на наш взгляд, о глубоких парадигмальных сдвигах, отметим, что термин сеть (сети) все чаще проникает в область исследований, далеких от сетевой проблематики5. Обратим внимание на то, как использует данный термин В.С. Степин (со ссылкой на А. Эддингтона и К. Поппера): "теория - это сеть, которую мы забрасываем в мир... то, что мы получаем в качестве объективного знания, определено характером теоретической сети. В другой сети (с иной конфигурацией ячеек) мы выловим в океане мира новые объекты, и это приведет к изменениям представлений об устройстве мира" [Степин 2010, 73]. Или ранее: «.теоретическая схема есть "сеть абстрактных объектов", определяющая специфику той или иной теории» [Степин 2000, 310]. Не менее интересно использование понятийной конструкции "петля обратной связи", пришедшей из кибернетики и характерной для сетевого дискурса (Г. Бейтсон, У Матурана, Ф. Варела). В частности, речь идет о работе Э. Агацци "Эпистемология и социальное: петля обратной связи" [Агацци 2010]. Все это - приметы проникновения понятий сетевого подхода если не "в букву", то "в дух" философских исследований.

Обращение к тексту "Ризома" Делёза-Гваттари с целью поиска аутентичного определения способно привести читателя в некоторое замешательство, ввиду того, что таковое отсутствует. Однако это и понятно, поскольку о-предел-ение, т. е. установление понятийного предела для ризомы весьма проблематично. Лишь позднее ризома приобрела отточенность формулировок и подробность описания. В целом же исследователи фиксируют внимание на том, что понятие вводится Делёзом и Гваттари "для обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию" и отражает "принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности" [Можейко 2002, 883].

Сами французские авторы вводят понятие исподволь и будто нехотя ("Мы чувствуем, что не убедим... никого, если не пронумеруем некоторые приблизительные свойства ризомы" [Делёз, Гваттари 2010, 12]) дают развернутую и местами весьма туманную дескрипцию ее принципов (сцепления и гетерогенности, множественности, неозначающего разрыва, картографии и декалькомании и др. [Там же, 12-22]). Заметим попутно, что, говоря о процессе создания концептов, а точнее - общего плана имманенции, являющегося почвой для порождения концептов, они открыто признают, что: "в каждом плане есть не только страницы, но и дыры, и сквозь них протекает туман, которым окружен план и в котором начертавший его философ порой сам же первый рискует заблудиться." [Делёз, Гваттари 1998, 68]. Отдадим должное глубине и тонкости рассуждений французских мыслителей, которые, радикально противопоставляя ризоме дерево как образ культуры прошлого, тем не менее подчеркивают: "Важно то, что дерево-корень и ризома-канал не противопоставляются как две модели: одна действует подобно модели и трансцендентальной кальке, даже если она порождает свои собственные истечения; другая действует как имманентный процесс, который переворачивает модель и делает набросок карты, даже если она создает свои собственные иерархии, даже если она порождает деспотичный канал" [Делёз, Гваттари 2010, 23].

Очевидно, что, с одной стороны, "речь идет о модели, которая не перестает себя воздвигать и разрушать, и о процессе, который не перестает длиться, прерываться, и возобновляться", а с другой - авторы признают сосуществование, и более того, возможность взаимодействия ризоморфных и древовидных форм и соответствующих им интерпретационных моделей: "В ризомах существуют структуры дерева или корней, но верно и обратное. В сердцевине дерева, в полости корня или в изгибе ветви может образоваться новая ризома" [Там же, 36]. Проникнутая протестными устремлениями, ризома предстает не только в качестве ключевого понятия постмодернизма, но и как символ постмодернистского мировоззрения. Принципиально важно, что ризома приобретает "статус фундаментального для постмодернизма понятия, в конституировании которого проявляется базисная функция философии как таковой - выработка понятийных средств для выражения и анализа тех типов системной организации, которые еще только осваиваются наличной культурой" [Можейко 2002, 887]. Учитывая литературные корни постмодернизма и его глубинную связь с миром текстов, подчеркивается, что понятие ризома "выражает фундаментальную для постмодерна деконструктивистскую установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре текста как семантически центрированной" [Там же, 883]. Свойства и характеристики ризомы, равно как и ее значение для постмодернистского дискурса в целом, получили проясняющие интерпретации и комментарии в работах И.П. Ильина, Н.Б. Маньковской, М.А. Можейко, А.Р. Усмановой, в которых, несмотря на глубину и основательность, не нашел отражения (во всяком случае, в явном виде) достаточно значимый факт - ризома есть концепт Ж. Делёза-Ф. Гваттари.

РИЗОМА

(фр. rhizome - корневище) - понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования. Термин "Р." введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе "Rhizome" - в контексте разработки базисных осново- положений номадологического проекта постмодернизма, фундированного радикальным отказом от презумпции константной гештальтной организации бытия - см. Номадология, "Ризома" (Делез, Гваттари). Понятие "Р." выражает фундаментальную для постмодерна установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре как семантически центрированной (см. Ацентризм) и стабильно определенной (см. Дестратификация), являясь средством обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию (см. Нелинейных динамик теория). Такие структуры семантически сопрягаются Делезом и Гваттари с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой "корня", дифференцируясь на собственно "коренные" или "стержневые" ("система-корень"), с одной стороны, и "мочковатые" или "пучкообразные" ("система-корешок") - с другой. Организационные принципы этих систем мыслятся в номадологии как отличные друг от друга (прежде всего, по критерию механизмов своего эволюционного разворачивания), однако типологической общностью этих структур является характерная для них сопряженность с семантической фигурой глубины, метафорически презентирующей в контексте западного менталитета метафизическую презумпцию линейного разворачивания процессуальности (углубления) и смысла (углубление в проблему) - см. Корень, Метафизика. В противоположность любым видам корневой организации, Р. интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" - как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель". Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо Р. абсолютно нелинейна: "мир потерял свой стержень" (Делез и Гваттари). Фундаментальным свойством Р., таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть "семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков" - словно "крысы извиваются одна поверх другой" (Делез и Гваттари). Эта отличающая Р. от структуры полиморфность обеспечивается отсутствием не только единства семантического центра, но и центрирующего единства кода (в метафорике Делеза и Гваттари - "Генерала": см. Код, "Генерал"). Логика корня - это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как Р. (в контексте постмодернистского отказа от логоцентризма - см. Логоцентризм) моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся перманентной креативной подвижностью. Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нестабильность (конфинальность) Р., обусловленная ее энергетическим потенциалом самоварьирования: по оценке Делеза, Р. "ни стабильная, ни не стабильная, а, скорее, "метастабильна"... Наделена потенциальной энергией". Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают имманентным креативным потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические (подчиненные командам "центра"), но как синергетические - см. "Становление теории нелинейных динамик в современной культуре" (Можейко). Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э.Ионеско "Трагедия языка": "Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе /выделено мною - M.M./ пришли в движение: они испортились, извратились", чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь (см. также Эротика текста). Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе потенциальные возможности бесконечного числа новых организационных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность Р. (см. Хаос). Согласно номадологическому видению ситуации, в рамках Р. в принципе невозможно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая из них в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, - прочерченной ею траектории собственного движения, в свою очередь, ускользающей от жесткой фиксации (см. Ускользания линии). Говоря о ризоморфной среде, Делез и Гваттари отмечают, что "она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней", - в абстрактном усилии в ней могут быть выделены "линии артикуляции и расчленения, страты, территориальности": "любая ризома включает в себя линии членения, по которым она стратифицирована, территориализована, организована". Эти абстрактные линии определяли бы своего рода статику Р., если бы применительно к последней имело смысл говорить о статичном состоянии как таковом. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют "линии ускользания, движения детерриториализации и дестратификации": "сравнительные скорости течений вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения или, наоборот, стремительности... Все это - линии и сравнительные скорости - составляет внутреннюю организацию" Р. - ее "agencement". Таким образом, мало того, что фактически линии внутреннего членения оказываются применительно к Р. перманентно подвижными, они еще и предполагают своего рода "разрывы" как переходы ризомы в состояние, характеризующееся отсутствием жесткой и универсальной стратификации. Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но - напротив - конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: по словам Делеза и Гваттари, "ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания... Эти линии постоянно переходят друг в друга" (см. Разрыв). Аналогичным образом Делез и Гваттари рассматривают и то, что в традиционной терминологии (предельно неадекватной применительно к данному случаю) могло бы быть обозначено как внешняя структура Р. - Р. может быть интерпретирована как принципиально открытая среда - не только в смысле открытости для трансформаций, но и в смысле ее соотношения с внешним. По оценке Делеза и Гваттари, у Р. в принципе нет и не может быть "ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы", - строго говоря, применительно к Р. невозможно четкое дифференцирование внешнего и внутреннего: "ризома развивается, варьируя, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь" (Делез, Гваттари), конституируя свое внутреннее посредством внешнего (см. Детерриториализация, Ре-территориализация, Имманентизация, Складка). Таким образом, процессуальность бытия принципиально аструктурной Р. состоит в перманентной генерации новых версий организации (в числе и линейных), аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности Р. в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной, - значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе "нон-селекции" (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к ризоморфной организации (см. Ной-селекции принцип). Среди последовательно сменяющих друг друга виртуальных структур ни одна не может быть аксиологически выделена как наиболее предпочтительная, - автохтонная в онтологическом или правильная в интерпретационном смыслах: "быть ризоморфным - значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями /выделено мною - M.M./ или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах" (Делез, Гваттари). В любой момент времени любая линия Р. может быть связана (принципиально непредсказуемым образом - см. Неодетерминизм) со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого (принципиально преходящего, сиюминутно значимого связывания) определенный рисунок Р. - своего рода временное "плато" ее перманентно и непредсказуемо пульсирующей конфигурации (см. Плато). Иными словами, если структуре соответствует образ мира как Космоса, то Р. - как "хаосмоса" (см. Хаосмос). Подобная пульсация Р., предполагающая переходы от стратификации - к ускользанию от таковой и от одного варианта стратификации - к другому, функционально совершенно аналогична пульсационному переходу самоорганизующейся среды от хаотических состояний к состояниям, характеризующимся наличием макроструктуры, в основе которой лежит координация элементов микроуровня системы (см. "Дикий опыт"). Таким образом, в номадологическом проекте постмодернизма "речь идет о модели, которая продолжает формироваться и углубляться в процессе, который развивается, совершенствуется, возобновляется" (Делез, Гваттари), являя каждый раз новые версии своего бытия, соотносимые друг с другом по принципу исономии: не более так, чем иначе. В этом отношении, если структура понимается Делезом и Гваттари как "калька", которая "воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное", то Р. сопоставляется с "картой", которую можно и нужно читать: "речь идет о модели, которая продолжает формироваться" (см. Картографии принцип). По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы - иметь всегда множество выходов" (ср. с "дисперсностью доминантных ходов" у Джеймисона, "садом расходящихся тропок" у Борхеса, сетевым "лабиринтом" у Эко с их бесконечным числом входов, выходов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, - семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библиотеки-лабиринта в "Имени розы" или "космической библиотеки" у В.Лейча - см. Лабиринт). В этом плане Р. конечна, но безгранична; "ризома не начинается и не завершается", и у нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть" (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего внеонтологизирующего бытия (см. Онтология). Р. принципиально плюральна, причем процессуально аморальна. По формулировке Делеза и Гваттари, "ризома не сводится ни к Единому, ни к множественному. Это - не Единое, которое делится на два, затем на три, на четыре и т.д. Но это и не множественное, которое происходит из Единого и к которому Единое всегда присоединяется (n+1). Она состоит не из единств, а из измерений, точнее из движущихся линий. [...] Она образует многомерные линеарные множества /ср., например, Эон и Хронос - M.M./ без субъекта и объекта, которые сосредоточены в плане консистенции и из которых всегда вычитается Единое (n-1). Такое множество меняет свое направление при соответствующем изменении своей природы и самого себя". В соответствии со сказанным, Р. неизбежно конституируется в качестве "антигенеалогичной", т.е. принципиально не артикулируемой ни с точки зрения своего происхождения, ни с точки зрения возможностей введения критериев для оценки ее процессуальности в качестве прогресса или регресса. Процессуальность бытия Р. фундаментально альтернативна преформистски понятому "разворачиванию" исходно заложенного в объекте замысла (смысла),- "разворачиванию", реализующемуся по модели последовательного формирования бинарных оппозиций. Согласно постмодернистской оценке, только для жестко гештальтных систем характерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: "генетическая ось - как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобия, скорее, базовой последовательности, разложенной на непосредственные составляющие" (см. Метафизика, Логоцентризм). В противоположность этому, "ризома антигенеалогична", - она как "конечное единство осуществляется в другом /а именно: принципиально не осевом, т.е. не линейном - M.M./ измерении - преобразовательном и субъективном". И в процессуальности этого преобразовательного измерения "ризома не подчиняется никакой структурной или порождающей модели. Она чуждается самой мысли о генетической оси как глубинной структуре". В этом отношении номадологическая концепция Р. конституируется не только в контексте "постметафизического мышления", но и задает новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию имманентности (см. Постметафизическое мышление, Неодетерминизм). В этом контексте номадология подвергает резкой критике идею жестко заданного разворачивания исходного замысла той или иной предметности посредством бинарной дифференциации содержания последней: по формулировке Делеза и Гваттари, "в отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий членений, стратификации, но также и линий ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу" (см. Бинаризм). Согласно номадологическим установкам, эти обозначенные векторы являются принципиально отличными от бинарных векторов "роста древовидных структур": по словам Делеза и Гваттари, "не нужно путать эти линии с линиями древовидного типа, которые представляют собой локализуемые связи между точками и позициями. В отличие от дерева, ризома не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего - как структура-дерево" (см. Дерево). Таким образом, принципы осуществления процессуальности бытия ризоморфной среды могут быть зафиксированы, согласно Делезу и Гваттари, как "принципы связи и гетерогенности", "принцип множественности", "принцип незначащего разрыва", "принципы картографии и декалькомании". Артикулированные в духе номадологического проекта идеи могут быть обнаружены не только у Делеза и Гваттари, но и у других постмодернистских авторов, что позволяет сделать вывод о том, что эксплицитно выраженные в номадологии презумпции являются фундаментальными для философии постмодернизма в целом. Классическим примером ризоморфной среды служит в постмодернистских аналитиках также среда письма: согласно, например, Р.Барту, текст есть продукт письма как процессуальности, не результирующейся в данном тексте (см. Письмо). Постмодернистски понятое письмо принципиально ризоморфно ("метафора... текста - сеть" у Р.Барта), и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: "все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягивают спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла" (Р.Барт). Аналогично, в самооценке Деррида, "фокус исторического и систематического пересечения его идей" - это "структурная невозможность закрыть... сеть, фиксировать ее плетение, очертить ее межой, которая не была бы метой". (Как замечает А.Ронсон в интервью с Деррида, проблемно-концептуальное пространство его философствования не только не замкнуто, но и принципиально нелинейно: "я спросил, с чего начинать, а Вы заперли меня в каком-то лабиринте".) Р. как организационная модель находит свою конкретизацию в постмодернистской текстологии, - в частности, в фигуре "конструкции" в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры "узнавания", и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты (см. Интертекстуальность, Конструкция). Конституируя идею Р. как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризоморфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей - соответственно параметрам анализируемых сред Более того, номадология задается вопросом о возможном взаимодействии линейных ("древовидных") и нелинейных ("ризоморфных") сред между собой: как пишут Делез и Гваттари, "в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома". - В этом контексте актуальными оказываются следующие проблемы: "не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни, иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация, массификация, миметические механизмы, осмысленный захват власти, субъективные предпочтения" и т.д. (Делез, Гваттари). Таким образом, понятие "Р.", интегрально схватывая сформулированные в философии постмодернизма представления о нелинейном и программно аструктурном способе организации целостности, обретая статус фундаментального для постмодернизма понятия, в конституировании которого проявляется базисная функция философии как таковой - выработка понятийных средств для выражения и анализа тех типов системной организации, которые еще только осваиваются наличной культурой (см. Постмодернизм).

М.А. Можейко

Словарь постмодернизма. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое РИЗОМА в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

• РИЗОМА в Словаре постмодернизма:
  - сочинение Делеза и Гваттари, вышедшее отдельной книгой в 1976, впоследствии в переработанном виде включено во второй том книги "Капитализм …
• РИЗОМА в Лексиконе нонклассики, художественно-эстетической культуры XX века, Бычкова:
  (франц. rhizome — корневище) Понятие, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в книге «Ризома. Введение» (1976) для характеристики современной постмодернистской …
• РИЗОМА(ФР. RHIZOME
  корневище) - понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально нелинейный способ организации целостности (текста), оставляющий открытой возможность как для внутренней имманентной подвижности, …
• ЯЗЫК в Новейшем философском словаре:
  сложная развивающаяся семиотическая система, являющаяся специфическим и универсальным средством объективации содержания как индивидуального сознания, так и культурной традиции, обеспечивая возможность …
• НАРРАТИВ в Новейшем философском словаре:
  (англ. и фр. narrative - рассказ, повествование) - понятие философии постмодерна, фиксирующее про-цессуальность самоосуществления как способ бытия текста. Термин заимствован …
• ЛАБИРИНТ в Новейшем философском словаре:
  образ-метафора постмодернизма - один из центральных элементов системы понятий философского миропонимания Борхеса (см. эссе: "Сад расходящихся тропок", 1944; "Дом Астерия", …
• ГВАТТАРИ в Новейшем философском словаре:
  (Guattari) Феликс (1930-1992) - французский философ и психиатр. Один из создателей шизоанализа. Осуществил цикл работ по исследованию шизофрении. Проявил интерес …
• ЭКСПЕРИМЕНТАЦИЯ в Словаре постмодернизма:
  - понятие, введенное постмодернистской философией взамен традиционного концепта "интерпретация" (см. Интерпретация) для фиксации радикально нового отношения к феномену смысла. В …