Д.С. Лихачев

Этажи заботы. Забота скрепляет отношения между людьми. Скрепляет семью, скрепляет дружбу, скрепляет односельчан, жителей одного города, одной страны.

Проследите жизнь человека.

Человек рождается, и первая забота о нём – матери; постепенно (уже через несколько дней) вступает в непосредственную связь с ребёнком забота о нём отца (до рождения ребёнка забота о нём уже была, но была до известной степени «абстрактной» - к появлению ребёнка родители готовились, мечтали о нём).

Чувство заботы о другом появляется очень рано, особенно у девочек. Девочка ещё не говорит, но уже пытается заботиться о кукле, нянчит её. Мальчики, совсем маленькие, любят собирать грибы, ловить рыбу. Ягоды, грибы любят собирать и девочки. И ведь собирают они не только для себя, а на всю семью. Несут домой, заготавливают на зиму.

Постепенно дети становятся объектами всё более высокой заботы и сами начинают проявлять заботу настоящую и широкую – не только о семье, но и о школе, куда поместила их забота родительская, о своём селе, городе и стране...

Забота ширится и становится всё более альтруистичной. За заботу о себе дети платят заботой о стариках-родителях, когда они уже ничем не могут отплатить за заботу детей. И эта забота о стариках, а потом уже и о памяти скончавшихся родителей, как бы сливается об исторической памяти семьи и родины в целом.

Если забота направлена только на себя, то вырастает эгоист.

Забота – объединяет людей, крепит память о прошлом и направлена целиком на будущее. Это не само чувство – это конкретное проявление чувства любви, дружбы, патриотизма. Человек должен быть заботлив. Незаботливый или беззаботный человек – скорее всего человек недобрый и не любящий никого.

Нравственности в высшей степени свойственно чувство сострадания. В сострадании есть сознание своего единства с человечеством и миром (не только людьми, народами, но и с животными, растениями, природой и т.д.). Чувство сострадания (или что-то близкое ему) заставляет нас бороться за памятники культуры, за их сохранение, за природу, отдельные пейзажи, за уважение к памяти. В сострадании есть сознание своего единства с другими людьми, с нацией, народом, страной, Вселенной. Именно поэтому забытое понятие сострадания требует своего полного возрождения и развития.

Удивительно правильная мысль: «Небольшой шаг для человека, большой шаг для человечества». Можно привести тысячи примеров тому: быть добрым одному человеку ничего не стоит, но стать добрым человечеству невероятно трудно. Исправить человечество нельзя, исправить себя – просто. Накормить ребёнка, провести через улицу старика, уступить место в трамвае, хорошо работать, быть вежливым и обходительным... и т.д. и т.п. – всё это просто для человека, но невероятно трудно для всех сразу. Вот почему нужно начинать с себя.

Добро не может быть глупо. Добрый поступок никогда не глуп, ибо он бескорыстен и не преследует цели выгоды и «умного результата». Назвать добрый поступок «глупым» можно только тогда, когда он явно не мог достигнуть цели или был «лжедобрым», ошибочно добрым, то есть не добрым. Повторяю, истинно добрый поступок не может быть глуп, он вне оценок с точки зрения ума или не ума. Тем добро и хорошо.

ПИСЬМО ВОСЬМОЕ
БЫТЬ ВЕСЁЛЫМ, НО НЕ БЫТЬ СМЕШНЫМ

Говорят, что содержание определяет форму. Это верно, но верно и противоположное, что от формы зависит содержание. Известный американский психолог начала этого века Д.Джеймс писал: «Мы плачем оттого, что нам грустно, но и грустно нам оттого, что мы плачем». Поэтому поговорим о форме нашего поведения, о том, что должно войти в нашу привычку и что тоже должно стать нашим внутренним содержанием.

Когда-то считалось неприличным показывать всем своим видом, что с вами произошло несчастье, что у вас горе. Человек не должен был навязывать своё подавленное состояние другим. Надо было и в горе сохранять достоинство, быть ровным со всеми, не погружаться в себя и оставаться по возможности приветливым и даже весёлым. Умение сохранять достоинство, не навязываться другим со своими огорчениями, не портить другим настроение, быть всегда приветливым и весёлым – это большое и настоящее искусство, которое помогает жить в обществе и самому обществу.

Но каким весёлым надо быть? Шумное и навязчивое веселье утомительно окружающим. Вечно «сыплющий» остротами молодой человек перестаёт восприниматься как достойно ведущий себя. Он становится шутом. А это худшее, что может случиться с человеком в обществе, и это означает в конечном счёте потерю юмора.

Не будьте смешными.

Не быть смешным – это не только умение себя вести, но и признак ума.

Смешным можно быть во всём, даже в манере одеваться. Если мужчина тщательно подбирает галстук к рубашке, рубашку к костюму – он смешон. Излишняя забота о своей наружности сразу видна. Надо заботиться о том, чтобы одеваться прилично, но эта забота у мужчин не должна переходить известных границ. Чрезмерно заботящийся о своей наружности мужчина неприятен. Женщина – это другое дело. У мужчин же в одежде должен быть только намёк на моду. Идеально чистая рубашка, чистая обувь и свежий, но не очень яркий галстук – этого достаточно. Костюм может быть старый, он не должен быть только неопрятен.

В разговоре с другими умейте слушать, умейте помолчать, умейте пошутить, но редко и вовремя. Занимайте собой как можно меньше места. Поэтому за обедом не кладите руки на стол, стесняя соседа, но также не старайтесь чрезмерно быть «душою общества». Во всём соблюдайте меру, не будьте навязчивыми даже со своими дружескими чувствами.

Не мучайтесь своими недостатками, если они у вас есть. Если вы заикаетесь, не думайте, что это уж очень плохо. Заики бывает превосходными ораторами, обдумывая каждое своё слово. Лучший лектор славящегося своими красноречивыми профессорами Московского университета историк В.О.Ключевский заикался. Небольшое косоглазие может придавать значительность лицу, хромота – движениям. Но если вы застенчивы, то не бойтесь этого. Не стесняйтесь своей застенчивости: застенчивость очень мила и совсем не смешна. Она становится смешной, только если вы слишком стараетесь её преодолеть и стесняетесь её. Будьте просты и снисходительны к своим недостаткам. Не страдайте от них. Хуже нет, когда в человеке развивается «комплекс неполноценности», а вместе с ним озлобленность, недоброжелательность к другим людям, зависть. Человек теряет то, что в нём самое хорошее, – доброту.

Нет лучшей музыки, чем тишина, тишина в горах, тишина в лесу. Нет «лучшей музыки» в человеке, чем скромность и умение помолчать, не выдвигаться на первое место. Нет ничего более неприятного и глупого в поведении человека, чем важность или шумливость; нет ничего более смешного в мужчине, чем чрезмерная забота о своём костюме и причёске, рассчитанность движений и «фонтан острот» и анекдотов, особенно если они повторяются.

В поведении бойтесь быть смешным и старайтесь быть скромным, тихим.

Никогда не распускайтесь, будьте всегда ровными с людьми, уважайте людей, которые вас окружают.

Вот несколько советов, казалось бы, о второстепенном – о вашем поведении, о вашей внешности, но и о вашем внутреннем мире: не бойтесь своих физических недостатков. Относитесь к ним с достоинством, и вы будете элегантны.

У меня есть знакомая девушка, чуть горбатая. Честное слово, я не устаю восхищаться её изяществом в тех редких случаях, когда встречаю её в музеях на вернисажах (там все встречаются – потому-то они и праздники культуры).

И ещё одно, и самое, может быть, важное: будьте правдивы. Стремящийся обмануть других прежде всего обманывается сам. Он наивно думает, что ему поверили, а окружающие на самом деле были просто вежливы. Но ложь всегда выдаёт себя, ложь всегда «чувствуется», и вы не только становитесь противны, хуже – вы смешны.

Не будьте смешными! Правдивость же красива, даже если вы признаетесь, что обманули перед тем по какому-либо случаю, и объясните, почему это сделали. Этим вы исправите положение. Вас будут уважать, и вы покажете свой ум.

Простота и «тишина» в человеке, правдивость, отсутствие претензий в одежде и в поведении – вот самая привлекательная «форма» в человеке, которая становится и его самым элегантным «содержанием».

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
КОГДА СЛЕДУЕТ ОБИЖАТЬЯ?

Обижаться следует только тогда, когда хотят вас обидеть. Если не хотят, а повод для обиды – случайность, то зачем же обижаться?

Не сердясь, выяснить недоразумение – и всё.

Ну, а если хотят обидеть? Прежде чем отвечать на обиду обидой, стоит подумать: следует ли опускаться до обиды? Ведь обида обычно лежит где-то низко и до неё следует наклониться, чтобы её поднять.

Если решили всё же обидеться, то прежде произведите некое математическое действие – вычитание, деление и проч. Допустим, вас оскорбили за то, в чём вы только отчасти виноваты. Вычитайте из вашего чувства обиды то, что к вам не относится. Допустим, что вас обидели из побуждений благородных, - произведите деление вашего чувства на побуждения благородные, вызвавшие оскорбительное замечание, и т.д. Произведя в уме некую нужную математическую операцию, вы сможете ответить на обиду с большим достоинством, которое будет тем благороднее, чем меньшее значение вы придаёте обиде. До известных пределов, конечно.

В общем-то, излишняя обидчивость – признак недостатка ума или какой-то закомплексованности. Будьте умны.

Есть хорошее английское правило: обижаться только тогда, когда вас хотят обидеть, намеренно обижают. На простую невнимательность, забывчивость (иногда свойственную данному человеку по возрасту, по каким-либо психологическим недостаткам) обижаться не надо. Напротив, проявите к такому «забывчивому» человеку особую внимательность – это будет красиво и благородно.

Это если «обижают» вас, а как быть, когда вы сами можете обидеть другого? В отношении обидчивых людей надо быть особенно внимательными. Обидчивость ведь очень мучительная черта характера.

Цитируется по:
Д.С.Лихачев. Письма о добром. СПб.: «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1999.

Владимир Путин о Д.С.Лихачёве

Идеи этого величайшего мыслителя и гуманиста сейчас как никогда актуальны. Сегодня, когда миру реально угрожает идеология экстремизма и террора, ценности гуманизма остаются одним из принципиальных средств противодействия этому злу. В своих исследованиях академик Лихачев сформулировал саму миссию культуры, которая состоит в том, чтобы из «просто населения делать народ».

Академик Дмитрий Сергеевич ЛИХАЧЕВ:

Никакой особой миссии у России не было и нет!
Народ России спасёт культура и искусство!
Не надо искать никакую национальную идею для России - это мираж.
Культура и искусство — основа всех наших достижений и успехов.
Жизнь с национальной идеей неизбежно приведет сначала к ограничениям, а потом возникнет нетерпимость к другой расе, к другому народу и к другой религии.
Нетерпимость же обязательно приведет к террору.
Нельзя добиваться возвращения России к какой-либо единой идеологии, потому что единая идеология рано или поздно приведёт Россию к фашизму.

Память противостоит уничтожающей силе времени... Д.С. Лихачёв

+ О "БАРХАТНОЙ КНИГЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"+

Убежден, что жизненно необходимы такие труды, как История человеческой совести . История совести должна быть и историей ошибок — отдельных государств, политиков, и историей совестливых людей и совестливых государственных деятелей. История совести должна создаваться под знаком борьбы со всякого рода национализмом — страшной опасностью наших дней. Настало время мыслить категориями макросоциума. Каждый должен воспитать в себе Гражданина мира — независимо от того, в каком полушарии и стране он живет, какого цвета его кожа и какого он вероисповедания.

+ О НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕ +

Никакой особой миссии у России нет и не было! Народ спасёт культура, не надо искать никакую национальную идею, это мираж. Культура — основа всех наших движений и успехов. Жизнь на национальной идее неизбежно приведет сначала к ограничениям, а потом возникает нетерпимость к другой расе, к другому народу, к другой религии. Нетерпимость же обязательно приведет к террору. Нельзя добиваться возвращения вновь какой-либо единой идеологии, потому что единая идеология рано или поздно приведет к фашизму.

+ О РОССИИ КАК НЕСОМНЕННОЙ ЕВРОПЕ ПО РЕЛИГИИ И КУЛЬТУРЕ +

Сейчас в моду вошла идея так называемого евразийства. Ущемленная в своем национальном чувстве часть русских мыслителей и эмигрантов соблазнилась легким решением сложных и трагических вопросов русской истории, провозгласив Россию особым организмом, особой территорией, ориентированной главным образом на Восток, на Азию, а не на Запад. Отсюда был сделан вывод, будто европейские законы не для России писаны, и западные нормы и ценности для нее вовсе не годятся. На самом же деле Россия — это никакая не Евразия. Россия — несомненная Европа по религии и культуре.

+ О РАЗНИЦЕ МЕЖДУ ПАТРИОТИЗМОМ И НАЦИОНАЛИЗМОМ +

Национализм - страшное бедствие современности. Несмотря на все уроки XX века, мы не научились по-настоящему различать патриотизм и национализм. Зло маскируется под добро. Надо быть патриотом, а не националистом. Нет необходимости ненавидеть каждую чужую семь, потому что любишь свою. Нет необходимости ненавидеть другие народы, потому что ты патриот. Между патриотизмом и национализмом глубокое различие. В первом - любовь к своей стране, во втором - ненависть ко всем другим. Национализм, отгораживаясь стеной от других культур, губит собственную культуру, иссушает ее. Национализм — это проявление слабости нации, а не ее силы. Национализм же - это самое тяжелое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью, к другим народам и к той части своего собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов. Народы, в которых патриотизм не подменяется национальным «приобретательством», жадностью и человеконенавистничеством национализма, живут в дружбе и в мире со всеми народами. Националистами мы никогда и ни при каких случаях быть не должны. Мы, русские, в этом шовинизме не нуждаемся.

+ ОБ ОТСТАИВАНИИ СВОЕЙ ГРАЖДАНСКОЙ ПОЗИЦИИ +

Даже в случаях тупиковых, когда все глухо, когда вас не слышат, — будьте добры высказывать свое мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставлю себя выступать, чтобы прозвучал хоть один голос. Пусть люди знают, что кто-то протестует, что не все смирились. Каждый человек должен заявлять свою позицию. Не можете публично, — хотя бы друзьям, хотя бы семье.

+ О СТАЛИНСКИХ РЕПРЕССИЯХ И СУДЕ НАД КПСС +

Мы претерпели от Сталина огромные, миллионные жертвы. Придёт время, когда все тени жертв сталинских репрессий встанут перед нами стеной, и мы уже не сможем пройти сквозь них. Весь так называемый социализм строился на насилии. На насилии ничего построить нельзя, ни хорошего, ни даже плохого, все развалится, как у нас и развалилось. Мы должны были судить коммунистическую партию. Не людей, а сами безумные идеи, которыми оправдывались чудовищные преступления, беспримерные в истории.

+ О ЛЮБВИ К РОДИНЕ +

Многие убеждены, что любить Родину — это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви — любви-жалости. Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, — мы плакали и молились.

+ О СОБЫТИЯХ АВГУСТА 1991 +

В августе 1991 года народ России одержал великую социальную победу, которая сравнима с деяниями наших предков времен Петра Великого или Александра II Освободителя. Волей сплоченной нации было окончательно сброшено ярмо духовного и телесного рабства, которое почти на век сковало естественное развитие страны. Освобожденная Россия стремительно начала набирать скорость движения к высшим целям современного общечеловеческого бытия.

+ ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ +

К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам. Основной принцип интеллигентности - интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли. Меня лично смущает распространенное выражение "творческая интеллигенция", - точно какая-то часть интеллигенции вообще может быть "нетворческой". Все интеллигенты в той или иной мере "творят", а с другой стороны, человек пишущий, преподающий, творящий произведения искусства, но делающий это по заказу, по заданию в духе требований партии, государства или какого-либо заказчика с "идеологическим уклоном", с моей точки зрения, никак не интеллигент, а наемник.

+ ОБ ОТНОШЕНИИ К СМЕРТНОЙ КАЗНИ +

Я не могу не быть против смертной казни, ибо я принадлежу к русской культуре. Смертная казнь развращает тех, кто ее осуществляет. Вместо одного убийцы появляется второй, тот, кто приводит приговор в исполнение. И поэтому, как бы ни росла преступность, все же смертную казнь применять не следует. Мы не можем быть за смертную казнь, если считаем себя людьми, принадлежащими русской культуре.

«Культура — это то, что в значительной мере оправдывает перед Богом существование народа и нации» [с.9].

«Культура — это святыни народа, святыни нации» [с.9].

«Смертный грех народа — продажа национальных культурных ценностей, передача их под залог (ростовщичество всегда считалось у народов европейской цивилизации самым низким делом). Культурными ценностями не может распоряжаться не только правительство, парламент, но и вообще ныне живущее поколение, ибо культурные ценности не принадлежат одному поколению, они принадлежат и поколениям будущим» [с.10].

«Одно из главных проявлений культуры — язык. Язык не просто средство коммуникации, но прежде всего творец , созидатель . Не только культура, но и весь мир берет свое начало в Слове» [с.14].

«Несчастье русских — в их легковерии» [с.29].

«Мы свободны — и именно поэтому ответственны. Хуже всего все валить на судьбу, на авось и небось, надеяться на „кривую“. Не вывезет нас кривая!» [с.30].

«Уклад и традиции важнее законов и указов. „Незаметное государство“ — примета культуры народа» [с.84].

«Нравственность — это то, что превращает „население“ в упорядоченное общество, смиряет национальную вражду, заставляет „большие“ нации учитывать и уважать интересы „малых“ (а вернее малочисленных). Нравственность в стране — самое могучее объединяющее начало. Необходима наука о нравственности современного человека!» [с.94].

«Нация, которая не ценит интеллигентности, обречена на гибель» [с.103].

«Многие думают, что раз приобретенная интеллигентность затем остается на всю жизнь. Заблуждение! Огонек интеллигентности надо поддерживать. Читать, и читать с выбором: чтение — главный, хотя и не единственный воспитатель интеллигентности и главное ее «топливо». «Не угашайте духа!» [с.118].

«Прежде всего надо спасать культуру провинции... Большинство талантов и гениев в нашей стране родилось и получило первоначальное образование не в Петербурге и не в Москве. Эти города только собирали все лучшее,...но рождала гениев именно провинция.
Следует помнить одну забытую истину: в столицах живет по преимуществу „население“, народ же живет в стране, в стране многих сотен городов и сел» [с.127].

«Краеведение не только наука, но и деятельность!» [с.173].

«История народов — это не история территорий, а история культуры» [с.197].

«Культура беззащитна. Ее надо защищать всему роду людскому» [с.209].

«Есть музыка времени и есть шум времени. Шум часто заглушает музыку. Ибо шум может быть безмерно велик, а музыка звучит в заданных ей композитором нормах. Зло знает это и поэтому всегда очень шумливо» [с.291].

«Быть добрым одному человеку ничего не стоит, но стать добрым человечеству невероятно трудно. Исправить человечество нельзя, исправить себя — просто. ... Вот почему нужно начинать с себя» [с.292].

«Отсутствие морали вносит хаос в социальную жизнь. Без морали в обществе уже не действуют экономические законы и невозможны никакие дипломатические соглашения» [с.299].

«Человек не обладает истиной, но неутомимо ее ищет.
Истина отнюдь не упрощает мир, а усложняет его, заинтересовывает в дальнейших поисках истины. Истина не завершает, она открывает пути» [с.325].

«Там, где нет аргументов, там есть мнения» [с.328].

«Силовые методы возникают из некомпетентности» [с.332].

«Жить в нравственном отношении надо так, как если бы ты должен был умереть сегодня, а работать так, как если бы ты был бессмертен» [с.371].

«Эпоха воздействует на человека, даже если он ее не принимает. Нельзя „выскочить“ из своего времени» [с.413].

«Обижаться следует только тогда, когда вас хотят обидеть, если же говорят что-то невежливое по невоспитанности, по неловкости, просто ошибаются, — обижаться нельзя» [с.418].

«Если мы сохраним нашу культуру и все то, что способствует ее развитию, — библиотеки, музеи, архивы, школы, университеты, периодику (особенно типичные для России „толстые“ журналы) — если сохраним неиспорченным наш богатейший язык, литературу, музыкальное образование, научные институты, то мы безусловно будем занимать ведущее место на Севере Европы и Азии» [с.31].

Заслуга Д. С. Лихачева не только в том, что он привлекал внимание к жизненно важным проблемам культурной среды обитания человека, видел пути их решения, но и в том, что умел говорить о сложных явлениях нашей жизни не на академическом, а на простом и доступном, безукоризненно грамотном, русском языке.

В данной подборке приведены выдержки только из одной книги Д. С. Лихачева «Русская культура» (М., 2000). Это труд всей его жизни, который является завещанием выдающегося ученого всему русскому народу.

По отдельным цитатам невозможно составить общего представления о книге, но если вам близки и понятны отдельные мысли ее автора, вы непременно придете в библиотеку, чтобы прочесть книгу полностью и этот «выбор» будет правильным.

Неряшливость в одежде – это прежде всего неуважение к окружающим вас людям, да и неуважение к самому себе. Дело не в том, чтобы быть одетым щегольски. В щегольской одежде есть, может быть, преувеличенное представление о собственной элегантности, и по большей части щеголь стоит на грани смешного. Надо быть одетым чисто и опрятно, в том стиле, который больше всего вам идет и в зависимости от возраста. Спортивная одежда не сделает старика спортсменом, если он не занимается спортом. «Профессорская» шляпа и черный строгий костюм невозможны на пляже или в лесу за сбором грибов.

А как расценивать отношение к языку, которым мы говорим? Язык веще большей мере, чем одежда, свидетельствует о вкусе человека, о его отношении к окружающему миру, к самому себе.

Есть разного рода неряшливости в языке человека.

Если человек родился и живет вдали от города и говорит на своем диалекте, в этом никакой неряшливости нет. Не знаю, как другим, но мне эти местные диалекты, если они строго выдержаны, нравятся. Нравится их напевность, нравятся местные слова, местные выражения. Диалекты часто бывают неиссякаемым источником обогащения русского литературного языка. Как-то в беседе со мной писатель Федор Александрович Абрамов сказал: С русского Севера вывозили гранит для строительства Петербурга и вывозили слово-слово в каменных блоках былин, причитаний, лирических песен… «Исправить» язык былин – перевести его на нормы русского литературного языка – это попросту испортить былины.

Иное дело, если человек долго живет в городе, знает нормы литературного языка, а сохраняет формы и слова своей деревни. Это может быть оттого, что он считает их красивыми и гордится ими. Это меня не коробит. Пусть он и окает и сохраняет свою привычную напевность. В этом я вижу гордость своей родиной – своим селом. Это не плохо, и человека это не унижает. Это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней. Если же он надел ее, чтобы покрасоваться в ней, показать, что он «истинно деревенский», то это и смешно и цинично: «Глядите, каков я: плевать я хотел на то, что живу в городе. Хочу быть непохожим на всех вас!»

Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, – распространеннейшее явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. Грубыми прозвищами учителей именно слабые волей ученики хотят показать, что они их не боятся. Это происходит полусознательно. Я уж не говорю о том, что это признак невоспитанности, неинтеллигентности, а иногда и жестокости. Но та же самая подоплека лежит в основе любых грубых, циничных, бесшабашно иронических выражений по отношению к тем явлениям повседневной жизни, которые чем-либо травмируют говорящего. Этим грубо говорящие люди как бы хотят показать, что они выше тех явлений, которых на самом деле они боятся. В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. «Плюющиеся словами» люди потому и демонстрируют свое презрение к травмирующим их явлениям в жизни, что они их беспокоят, мучат, волнуют, что они чувствуют себя слабыми, не защищенными против них.

По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо 1.

Наш язык – это важнейшая часть нашего общего поведения в жизни. И по тому, как человек говорит, мы сразу и легко можем судить о том, с кем мы имеем дело: мы можем определить степень интеллигентности человека, степень его психологической уравновешенности, степень его возможной «закомплексованности» (есть такое печальное явление в психологии некоторых слабых людей, но объяснять его сейчас я не имею возможности – это большой и особый вопрос).

Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно – прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Но хоть и трудно – это надо, надо. Наша речь – важнейшая часть не только нашего поведения (как я уже сказал), но и нашей личности, наших души, ума, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».

28 ноября исполняется 110 лет со дня рождения академика Дмитрия Сергеевича Лихачева - человека, который не просто был известнейшим отечественным специалистом по древнерусской культуре, но и одним из духовных лидеров общества. Мы беседуем о нем с писателем .

Честно говоря

- Евгений Германович, каким образом состоялось Ваше знакомство с академиком Лихачевым?

В 1986 году, закончив филфак Киевского университета, я приехал в Ленинград и поступил в аспирантуру Института русской литературы, знаменитого Пушкинского Дома. Защищал диссертацию о хронике византийского монаха IX века Георгия Амартола. И вышло так, что Дмитрий Сергеевич прочитал мою диссертацию, заинтересовался - и спросил: не хотел бы я остаться в возглавляемом им Отделе древнерусской литературы. Я, разумеется, согласился.

Но это уже было после, в 1990 году, а познакомились мы с ним, когда я только поступил в аспирантуру. Было заседание в отделе древнерусской литературы, я делал сообщение по теме своей диссертации, и Лихачев что-то у меня спросил. Я начал ему отвечать - и употребил расхожее выражение «честно говоря». Дмитрий Сергеевич улыбнулся и спросил: «А что, все остальное вы говорили не честно?» Тогда я несколько растерялся, мне казалось, что это вполне нормальное выражение, дающее некий оттенок речи - но спорить с Лихачевым не решился. Уже значительно позже я понял, что он прав, потому что в «честно говоря» есть некое кокетство: речь должна быть в стилевом отношении более прямой, более определенной.

И вот с 1990 года я стал работать в Отделе древнерусской литературы. Надо сказать, что все сотрудники этого Отдела попали туда не случайно, их всех пригласил Дмитрий Сергеевич, «ДэЭс», как мы его называли. Неудивительно, что атмосфера у нас в отделе была совершенно неказенная, семейная. И это выражалось не только в интересном общении, не только в разговорах на высокие темы. Дмитрий Сергеевич постоянно помогал своим сотрудникам в каких-то бытовых вопросах. Мне и моей семье он тоже неоднократно помогал.

Вот, знаете, бывают люди доброжелательные. Они хотят окружающим добра, но зачастую это их желание так и остается у них внутри. А бывают люди добродеятельные - которые не просто испытывают к людям добрые чувства, но активно действуют, помогают им решать те или иные проблемы. Дмитрий Сергеевич был человеком именно что добродеятельным. Когда он видел, что кому-то плохо, у кого-то беда - он немедленно начинал действовать. Он знал, кому и куда позвонить, что сказать и что написать. Ему приходилось подписывать много разных писем о помощи людям, и если он видел, что дело серьезное, то либо делал приписку от руки, либо писал отдельное письмо.

Однажды у него возникла возможность отправить меня на год в Германию, на стажировку. Для этого, конечно, требовалось представить в Академию наук характеристику, подписанную начальником. Все мы знаем, как такие характеристики пишутся: сотрудник сам пишет текст и отдает начальнику на подпись. Вот и я тоже написал и договорился с Дмитрием Сергеевичем, что вечером заеду к нему домой и привезу эту бумагу. Лихачев прочитал ее - и сказал: «По-моему, вы слишком поскромничали, вы недостаточно о себе написали». И он сел за свою старенькую машинку «Ундервуд» 1946 года и напечатал мне характеристику на своем бланке. Вроде бы мелочь, но очень характерная. Лихачев всегда ко всему относился предельно серьезно, и эта серьезность сильно контрастировала с окружающей действительностью.

Легальный канал

В перестроечные годы Лихачева называли одним из духовных лидеров общества. Какой смысл тогда вкладывался в это выражение и как Вы сами его понимаете?

В советское время значение слов «духовный», «духовность» было иным, нежели до революции, оно не предполагало непременно религиозного содержания. Духовность понималась как нравственное совершенство, порядочность, стремление к высшим, неутилитарным ценностям и смыслам. Поэтому выражения «духовный лидер», «духовный авторитет» означали прежде всего высокий нравственный авторитет. Духовный лидер - это человек, чьим этическим суждениям доверяют, кого не просто с интересом слушают, но и готовы следовать его словам, поступать так, как он советует.

Такие авторитеты в России были всегда. Но если до, условно говоря, XVIII века это были в основном люди духовного звания, то уже в XIX веке властителями умов стали писатели. После 1917 года писатели продолжали играть эту роль, но уже где-то с 60-70-х годов они в известной мере отошли на второй план по сравнению с учеными. Кредит доверия к науке в то время был велик, от ученых ждали не только каких-то конкретных открытий и изобретений, но и некой высшей правды. Собственно говоря, к 80-м годам прошлого века кто у нас, у советской интеллигенции, были главные властители умов? Два академика - Сахаров и Лихачев, и писатель Солженицын. Понятно, что я упрощаю, что можно было назвать много других авторитетных имен, но если выделить «первую тройку», то получается именно так.

Причем совершенно понятно, почему таким властителем дум стал именно Дмитрий Сергеевич Лихачев. С одной стороны, он был представителем научного знания - строгого, рационального, объективного. С другой - та область науки, в которой он специализировался, то есть древнерусская литература, максимально пронизана религиозными смыслами, потому что практически вся древнерусская литература - о Боге, о вере, и даже когда речь идет вроде бы о земных, посюсторонних вещах - войнах, смутах, династических распрях и так далее - всё это подается в православной перспективе, всё оценивается с духовной точки зрения. Поэтому в советское время медиевистика (раздел истории и культурологии, посвященный Средневековью - прим. ред. ) сделалась, по сути, единственным легальным, разрешенным каналом, по которому можно было транслировать христианское видение мира, христианские ценности.

Конечно, была и Церковь - тоже ведь легальный, несмотря на всю советскую атеистическую пропаганду, канал. Но разница в том, что Церковь становилась таким каналом в основном для тех людей, кто уже сделал свой духовный выбор. А благодаря исследованиям по древнерусской культуре что-то узнать о христианстве могла гораздо более широкая аудитория, не только верующие. Многим все это казалось интересным уже хотя бы потому, что было совершенно не советским, это казалось экзотикой. И далее уже получалось по-разному. Кого-то христианская составляющая древнерусской письменности особо не зацепила, а кто-то, наоборот, всерьез уверовал. Например, редактор серии книг «Памятники литературы Древней Руси», совершенно светская дама, отредактировав 12 томов этого издания, пришла к вере.

Неужели в советское время, работая в области медиевистики, всегда удавалось вот так прямо, открытым текстом говорить о православной вере? Власти не пытались это как-то контролировать?

Разумеется, не все так было лучезарно. Да, давление было очень сильное. Когда я начинал работать - а ведь это было уже на излете советской власти! - очень непросто было, допустим, издать житие какого-нибудь святого под заглавием «Житие». Надо было называть «повесть о жизни», «жизнеописание», но ни в коем случае не житие. Иногда доходило до курьезов. Например, разрешали издать некий текст, но требовали везде удалить в нем слово «серафим». Тогда начальству показали, как это будет выглядеть: «шестикрылый <…>», и оно отступилось. А вот в серии «Памятники литературы Древней Руси» «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона удалось издать только в последнем томе, который вышел уже в 1994 году.

Тем не менее, в формате медиевистики о многом говорить удавалось, и не только Лихачеву, но и, например, Сергею Сергеевичу Аверинцеву, чьи книги «От берегов Босфора до берегов Евфрата» и «Поэтика ранневизантийской литературы» для многих тогда открыли огромный мир Православия.

Но вернемся к Вашему вопросу о Лихачеве как духовном авторитете общества. Тут надо пояснить, что хотя и само имя Лихачева, и его книги были известны многим, но все-таки его влияние на массы началось с 1986 года, когда его пригласили выступить в студии Останкино. Вот после этого о нем узнали и те, кто раньше древнерусской литературой особо не интересовался. В перестроечные годы Дмитрий Сергеевич становится известен многим, и слово его обретает большое влияние. Людям казалось - и совершенно правильно казалось! - что когда Дмитрий Сергеевич высказывается не только по научным, но и по общественно важным вопросам - он опирается на утраченные культурные традиции. Кто-то явно осознавал, что это за традиции, кто-то только интуитивно чувствовал, но все, для кого он был авторитетом, понимали, что Лихачев говорит не только «от себя», что в его словах, в его личности, в его судьбе просвечивает что-то значимое и настоящее.

- А в науке? Если в двух словах, что главное из сделанного Дмитрием Сергеевичем?

Начну с того, что Лихачеву принадлежит самое авторитетное издание «Повести временных лет», и уже не одно поколение исследователей пользуется этим комментированным изданием.

Но самое главное, на мой взгляд, это то, что работы Лихачева позволили понять древнерусскую литературу как единое целое. Прежде всего я имею в виду его книги «Человек в литературе Древней Руси», «Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили» и «Поэтика древнерусской литературы». Дмитрий Сергеевич исчерпывающе объяснил, чем древняя Русь отличается от нашего времени, а чем похожа на него. И сделал он это с такой ясностью, глубиной и гениальной простотой, как до него не делал никто.

Причем речь не о популяризации науки - это работы, написанные для специалистов, но написаны они настолько ясным языком, что их могут читать и понимать и непрофессионалы. Там излагаются очень сложные вещи, но излагаются без всякой зауми, без наукообразного пустословия. Иногда ученых делят на собирателей фактов и интерпретаторов. Так вот, Лихачев был и тем, и другим. Скажем, в его книге «Текстология» есть множество фактов, которые он установил сам. С другой стороны, он сумел многочисленные разрозненные факты свести в единую систему.

Большая судьба

Вы говорили о его судьбе. Имеется в виду тот опыт, который получил Лихачев, будучи репрессирован и отправлен на Соловки?

Да, и это тоже. Напомню, что в 1928 году, сразу после окончания университета, Дмитрия Сергеевича арестовали и осудили к пяти годам лагерей за доклад о преимуществах дореволюционной орфографии, который он сделал в студенческом кружке. Лихачев был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения и находился там до 1932 года.

И вот тут сложный вопрос, если говорить насчет «позитивного опыта» жизни в условиях лагеря. Варлам Шаламов считал, что никакого позитивного опыта там вообще нет, что тюрьма никого не делает лучше и что о том, что происходит в заключении, порой лучше не рассказывать. И в такой позиции есть своя правда. Слишком многих заключение ломает, оставляет незаживающие раны на всю жизнь.

Но бывает и иначе - когда страдания закаляют душу, и именно так получилось с Лихачевым. Причем это не домыслы и предположения - о том, что с ним происходило в лагере, мы знаем от него самого, из его воспоминаний, они многократно издавались. Например, там описывается ситуация, когда его должны были расстрелять, вместе со многими другими заключенными - даже не за какой-то проступок, нарушение внутрилагерного распорядка, а просто для острастки остальным заключенным. Но кто-то успел предупредить об этом Дмитрия Сергеевича, и тот вечером в барак не вернулся, всю ночь прятался в поленнице дров, слышал выстрелы. И наутро, когда он вышел оттуда, то ясно осознал, что больше уже ничего не боится. Всё, кончился страх – раз и навсегда.

Отсутствие страха не означает, конечно, глупой бравады. Лихачев не искал неприятностей, но когда они сами по себе случались, воспринимал их спокойно и действовал так, чтобы добиться своего. Он всегда осознавал свою ответственность за окружающих людей, за своих подчиненных, своих учеников, и не допускал каких-то непродуманных действий, из-за которых они могли бы пострадать. Он мог избегать каких-то демонстративных акций, но продиктовано это было не страхом, а стремлением к наибольшей пользе.

Вот яркий пример. В 1963 году в Ленинграде проходил суд над Иосифом Бродским, которого обвинили в тунеядстве. Лихачев не выходил на демонстрации. Он сделал другое: добился через руководство Пушкинского Дома заказа Бродскому на перевод английского поэта Джона Донна, результатом чего стала справка о том, что с Бродским заключен трудовой договор. Таким образом, разрушался основной пункт обвинения: раз есть трудовой договор, то Бродский уже не может считаться тунеядцем. К сожалению, даже такая справка не помогла: Бродскому вынесли обвинительный приговор, - но Лихачев в той истории был единственным человеком, который попытался сделать что-то практическое, как-то реально человеку помочь.

Дмитрий Сергеевич не делал резких движений - но и не шел против совести. Например, когда от всех советских академиков требовали подписать письмо, осуждающее академика Сахарова, не подписали только двое - академик Капица и академик Лихачев. Причем причину отказа он объяснил так: с Сахаровым лично не знаком, ничего о нем не знает, а потому не считает себя вправе подписывать подобные письма. Кстати сказать, когда в 1991 году Сахаров умер и надо было провести гражданскую панихиду в Академии наук, встал вопрос: а кто панихиду будет открывать? Капицы тогда уже не было в живых, а все остальные академики подписали то письмо. Пришлось срочно пригласить из Ленинграда Дмитрия Сергеевича, и тот приехал и открыл панихиду.

А как вообще складывались отношения Лихачева с советской властью? Он же диссидентом, в отличие от Сахарова, не был. Но и особой любви, насколько я знаю, между ними не было?

Отношения складывались трудно. С одной стороны, он был авторитетнейшим ученым, академиком, и с его мнением приходилось считаться. Так, например, когда в 60-е годы строили гостиницу «Ленинград» (ныне «Санкт-Петербург»), Лихачев призвал городские власти не делать ее многоэтажной, чтобы не разрушать архитектурный ансамбль города - и власти вняли.

С другой стороны, советская власть никогда не считала его «своим». Чтобы быть «своим», недостаточно не быть диссидентом. У советской власти, если можно так выразиться, было звериное чутье на стиль. Власть смотрела на Дмитрия Сергеевича и понимала, что он ее не любит и никогда не полюбит. Что он - чужой, что он живет в какой-то иной системе координат. Он был, кстати, единственным академиком, не вступившим в коммунистическую партию.

Лихачев не был против советской власти - он был вне . И это ее раздражало, быть может, не меньше, чем прямое противостояние. И советская власть мстила. Мало того, что до перестройки Дмитрий Сергеевич был невыездным, то есть не имел права поехать за границу, исключая, разве что, Болгарию. Но вот когда в октябре 1975 года он отказался подписать письмо против академика Сахарова, ему устроили показательную экзекуцию. На следующее утро он должен был читать лекцию по «Слову о полку Игореве» на историческом факультете Ленинградского университета. Едва Дмитрий Сергеевич вышел за дверь своей квартиры, на него набросились двое молодых людей и избили. Грабить не стали, как бы давая понять, что не за тем приходили. Лихачев пошел в университет, прочитал лекцию - и только потом обратился в академическую поликлинику. Ему сделали рентген, и оказалось, что сломаны два ребра. Могло быть хуже - но его спасло то, что он, идя на лекцию, взял с собой конспект, толстую тетрадь, и засунул ее под пальто. Конспект сыграл роль брони. Били-то его в область сердца, и, как знать, чем это в ином случае могло кончиться. Ну а несколько позже, когда он ненадолго поехал на дачу, ему пытались поджечь квартиру. Отогнули ломом дверь, залили в образовавшийся проем какую-то горючую жидкость и подожгли. К счастью, это вовремя заметили соседи и вызвали пожарных.

Сигналы были совершенно очевидными. Лихачев их прекрасно понимал, но не боялся. Уже в конце 80-х я ему говорил, что надо сделать глазок в двери, что нельзя открывать не глядя. Но Дмитрий Сергеевич ответил, что если уж с ним захотят расправиться, то никакой глазок не поможет. «Они просто поставят перед дверью какую-нибудь безобидную старушку, - пояснил он. - Я открою, а они ворвутся. От судьбы не уйдешь».

Внутренний огонь

Каким был Лихачев в личном общении? Мне доводилось слышать, что он был крайне мягок с людьми, крайне интеллигентен, даже, можно сказать, кроток. Это так?

Давайте начнем со слова «интеллигентен». В последнее время в консервативных кругах возникла мода уничижительно относиться к русской интеллигенции, считать ее виновной в революции и прочих российских бедах. Мне такой подход не нравится. Дмитрий Сергеевич любил слово «интеллигент», и это было очень важное для него понятие. Как известно, в английском и немецком языках значение этого слова - интеллектуал. Нравственной составляющей там нет. А в русском языке, в русской культуре - есть. И надо сказать, в разработке значения этого слова Лихачев сыграл большую роль. Он говорил: «Можно притвориться умным, можно притвориться образованным, но нельзя притвориться интеллигентным». Подчеркивал, что слово «интеллигент» не обязательно соотносится с определенным социальным слоем. Интеллигентным может быть крестьянин или рабочий, в то время как не всякий профессор бывает интеллигентен. Вспоминая о заключении на Соловках, Дмитрий Сергеевич говорил, как много он видел там интеллигентных крестьян. У этих людей было глубокое знание своих традиций и удивительная деликатность, даже аристократизм.

Теперь что касается кротости. Лихачев был человеком огромного темперамента - иначе бы он просто не стал тем, кем стал. А темперамент ведь вовсе не обязательно выражается в каких-то ярких внешних проявлениях. Это огромный внутренний огонь, это энергия, позволяющая человеку горы свернуть. Такой темперамент, на мой взгляд, был у тихих старцев-монахов, основывавших монастыри в диких, пустынных местах.

Менее всего Лихачев напоминал рассеянного ученого из классической беллетристики. Не был он этаким «батенькой». Например, в 70-е годы был случай, когда он пригласил на работу в Отдел древнерусской литературы свою ученицу Руфину Петровну Дмитриеву, но тогдашний директор Пушкинского Дома не хотел ее брать. Так Дмитрий Сергеевич в дирекции перевернул мраморный столик! И ее приняли, конечно, куда после этого им было деваться? Или вот, уже когда я работал в Отделе, он возмутился, увидев авторский состав одного из научных сборников, подготовленных его сотрудниками. В этот сборник попали работы человека с очень сомнительными взглядами. Лихачев швырнул этот том на пол и в гневе спросил: «Как это могло случиться? Как такой автор смог попасть в наш сборник?!»

Но такое бывало редко. Обычно в общении с людьми он был мягок, вежлив, не повышал голоса. Причем, что характерно, со сверстниками мог быть более жестким, чем с людьми помоложе. А когда он получил Государственную премию, то просто раздал ее своим аспирантам - тихо, без публичных заявлений. Тогда это поддержало меня и мою семью.

В течение нескольких лет, с 1986 по 1993 год, Лихачев был председателем правления Фонда культуры. Насколько эта деятельность была совместима с особенностями его личности?

Эта работа была для него очень важным делом. По натуре ведь Лихачев был благотворителем, и тут вдруг у него появляется инструмент благотворительности. Причем, согласившись занять этот пост, Дмитрий Сергеевич отказался получать зарплату - весьма, кстати, приличную. Он считал, что заниматься благотворительностью нужно, не получая от этого никаких доходов. Однако это было его личное решение, он его своим подчиненным не навязывал.

Но со временем работа в Фонде стала огорчать Дмитрия Сергеевича. Помню, однажды он вытащил из портфеля отчет какого-то чиновника и сказал: «Ну что это такое? Вот человек был в Германии - и пишет финансовый отчет: налаживал связи с немецкими коллегами, выпил столько-то пива, счета прилагаются…». Возможно, действительно надо было налаживать связи, но постепенно у Дмитрия Сергеевича стало складываться впечатление, что такого рода вещи в деятельности его подчиненных играют слишком большую роль. В результате возникших разногласий ему было предложено стать почетным председателем Фонда, от чего он отказался, заметив, что разница между председателем и почетным председателем такая же, как между государем и милостивым государем . На этом его работа в Фонде завершилась.

Негромкая вера

- Был ли Лихачев воцерковленным православным христианином?

Несомненно, Дмитрий Сергеевич был человеком верующим. Это подтверждается его воспоминаниями. В советское время он, понятно, не демонстрировал свою веру, не крестился напоказ. Не изменился его стиль и впоследствии, когда можно стало открыто ходить в церковь.

Случалось, я видел его в храме - например, после похорон одного нашего коллеги. Тогда после отпевания Дмитрий Сергеевич подошел ко кресту.

Я знаю, что в юности, еще до ареста, Дмитрий Сергеевич достаточно открыто манифестировал свою веру. При этом он принадлежал к «иосифлянам» - так называли последователей митрополита Иосифа (Петровых), не поддержавшего декларацию патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Старгородского) о сотрудничестве с советской властью. Тогда Лихачев был по-юношески бескомпромиссным (достаточно сказать, что в том студенческом докладе, за который и был впоследствии арестован, он говорил о старой орфографии как о «попранной и искаженной врагом Церкви Христовой и народа российского»). Однако после возвращения из лагеря Дмитрий Сергеевич вынужден был быть более осторожным.

Замечу, что в лагере он дружил со священниками, особенно близко - с отцом Николаем Пискановским. В годы ленинградской блокады он ходил в Князь-Владимирский собор - храм, который не закрывался и в эти страшные годы. В своих «Воспоминаниях» он говорит об этом времени: «В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие - злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно видели хорошие. Совершались чудеса».

Уже после перестройки он, бывая в Америке, общался с американским православным священником Виктором Потаповым. Вообще же, он справедливо считал веру глубоко личным делом и избегал разговоров на эту тему.

- Если совсем уж в двух словах: в чем может быть для современного человека главный урок жизни Лихачева?

Не быть слишком современным. То есть уметь держать дистанцию между собой и своим временем, оценивать события исходя не из сиюминутного, а из вечного.

Книги Д.С. Лихачева:

Дмитрий Лихачев. Мысли о жизни. Воспоминания. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2014.

Дмитрий Лихачев. Мысли о добром и прекрасном. СПб., Азбука-Аттикус, 2015.

Дмитрий Лихачев. Русская культура. СПб., Искусство, 2007.

Книги о Д.С. Лихачеве:

Дмитрий Лихачев и его эпоха: Воспоминания. Эссе. Документы. Фотографии / Сост. Е.Г. Водолазкин. 2-е изд. СПб., Logos, 2006.

Валерий Попов. Дмитрий Лихачев / Серия Жизнь замечательных людей. М., Молодая гвардия, 2013.

Читая Д.С. Лихачёва. Семь уроков из жизни и книг академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва: Учебно-методическое пособие для учителей и учащихся гимназий, лицеев и средних школ. Новосибирск, Издательство НИПКиПРО, 2006.

Беседовал Виталий Каплан

Текст “Десять интересных фактов о Дмитрии Лихачеве” – Ася Занегина

Дорогие друзья! Сегодня тема нашего занятия - культура речи . Материалом для урока нам послужат книги, статьи, высказывания академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (1906-1999), слушать выступления которого было величайшим наслаждением для всех, кто любит родной язык. Его речь можно считать эталоном современного разговорного русского языка.

Хорошо известен источник, из которого этот великий ученый черпал сокровища русской словесности - это древнерусская литература. Говорил он, конечно, не на древнерусском, а на современном русском языке, и говорил без всякого притязания на ораторское красноречие. Но речь его всегда была прекрасной, потому что в ней невольно обнаруживались и высота его духовной культуры, и любовь к родному языку, и бесподобное знание и чувство русского языка, и глубокое уважение и любовь к слушателю или собеседнику.

лихачев культура речь язык

Недаром еще древние мудрецы слово сравнивали с водой, а говорящего человека - с источником. И потому спрашивали: «Течет ли из одного источника сладкая и горькая вода?».

В статье: «О языке устном и письменном, старом и новом» , напечатанной в книге «Русская культура» (Изд. «Искусство», М., 2000), Дмитрий Сергеевич Лихачев писал о русском языке так:

«Самая большая ценность народа - это язык, - язык, на котором он пишет, говорит, думает. Думает! Это надо понять досконально, во всей многозначности и многозначительности этого факта. Ведь это значит, что вся сознательная жизнь человека проходит через родной ему язык. Эмоции, ощущения - только окрашивают то, что мы думаем, или подталкивают мысль в каком-то отношении, но мысли наши все формулируются языком.

Вернейший способ узнать человека - его умственное развитие, его моральный облик, его характер - прислушаться к тому, как он говорит.

Если мы замечаем манеру человека себя держать, его походку, его поведение и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека - гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры.

Итак, есть язык народа, как показатель его культуры, и язык отдельного человека, как показатель его личных качеств, качеств человека, который пользуется языком народа.

Я хочу писать не о русском языке вообще, а о том, как этим языком пользуется тот или иной человек.

О русском языке как о языке народа писалось много. Это один из совершеннейших языков мира, язык, развивавшийся в течение более тысячелетия, давший в XIX веке лучшую в мире литературу и поэзию. Тургенев говорил о русском языке - «...нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»»

Так и нынешнее наше занятие посвящено не русскому языку вообще, а тому, как мы им пользуемся. Прочитав такие высокие слова Д.С. Лихачева о русском языке, задумаемся о нашей речи, о наших словах. Ведь неоспоримо, что слово, сказанное человеком, вольно или невольно служит средством самовыражения. От избытка того, что хранится в сердце, говорят уста человека.

Итак: «Почему ты так говоришь?» «Почему мы так говорим?» «Почему они так говорят?» Почему? Почему? Почему?!

Вспомним, как считал Д.С.Лихачев: «Вернейший способ узнать человека - его умственное развитие, его моральный облик, его характер - прислушаться к тому, как он говорит.

Если мы замечаем манеру человека себя держать, его походку, его поведение и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека - гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры ».

Здесь Д.С. Лихачев подходит к очень важной и животрепещущей теме - он говорит о чистоте нашего разговорного языка :

«А ведь бывает и так, что человек не говорит, а «плюется словами». Для каждого расхожего понятия у него не обычные слова, а жаргонные выражения. Когда такой человек с его словами-плевками говорит, он выявляет свою циническую сущность».

Что означает слово циник ? В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (М., 1995) циничный определяется как «бесстыдный», а цинизм - как пренебрежение к нормам общественной морали нравственности, наглость, «бесстыдство».

Неужели кто-то из нас сознательно хочет быть или выглядеть бесстыдным?! Ведь бесстыдство несовместимо с любовью. Не стыдятся лишь того, кого не любят, кого не уважают, к кому выражают скверное отношение. Недаром в русской культурной традиции стыд всегда соседствовал с совестью: «Ни стыда, ни совести!» - гласит известное народное порицание человека с циничным поведением. А переступает человек границу добра и зла чаще всего через слово - через неправильное, неподобающее, противоестественное употребление слов, через ненормативную лексику, то есть через скверные слова! От этого и само такое преступление (или проще - преступление) норм общественной морали называется сквернословием .

Представьте, дорогие друзья, что кто-либо из вас идет по улице в чистой, опрятной, новой одежде. И вдруг кто-то по неосторожности или намеренно обдаст Вас грязью. Ваша одежда вдруг примет совсем другой вид, и Вы сами себя сразу же почувствуете по-другому. Неужели Вам сразу же не захочется омыть свое лицо и руки, очистить свою одежду от этой грязи!?

Но и душа человека имеет свою невидимую для глаза, но ощутимую для внутреннего чувства одежду. Одежда души каждого человека обдается скверной, когда человек слышит сквернословие. Впрочем, если человек идет в очень грязной одежде или привык всегда ходить только в грязной одежде, то еще какое-то количество грязи, может быть, не так огорчит его, как человека, привыкшего ходить в чистой и опрятной одежде…

Известна нетерпимость Д.С. Лихачева к ненормативной лексике. В одном из интервью 1976 года он сказал: «Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело».

Д.С. Лихачев в книге «Письма о добром и прекрасном», в 19-м письме «Как говорить?», писал: «Наша речь - важнейшая часть не только нашего поведения, но и нашей личности, нашей души, ума, нашей способности не поддаваться влиянием среды, если она «затягивает»» .

Дмитрий Сергеевич Лихачев любил повторять завет Н.В. Гоголя: «Со словом надо обращаться честно».

В заключение позвольте привести еще одно замечательное высказывание Дмитрия Сергеевича о слове и языке.

«Слово, язык помогают нам видеть, замечать и понимать то, чего мы без него не увидели бы и не поняли, открывают человеку окружающий мир.

Явление, которое не имеет названия, как бы отсутствует в мире. Мы можем его только угадывать с помощью других, связанных с ним и уже названных явлений, но как нечто оригинальное, самобытное оно для человечества отсутствует. Отсюда ясно, какое огромное значение имеет для народа богатство языка, определяющее богатство «культурного осознания» мира.

Русский язык необычайно богат. Соответственно богат и тот мир, который создала русская культура» .

А теперь, дорогие друзья, главный вопрос: «Как научиться высокой культуре речи, то есть доброречию ?»

Для этого необходимо не только знать правила и нормы русского языка. Не менее важно - читать и слушать тех, кто оставил нам высочайшие образцы русской словесности! Русская литература очень богата словесными сокровищами. Читая вслух лучшие произведения русских поэтов и писателей, переписывая их под диктовку, изучая содержание этой литературы, можно постепенно и самому научиться правильно писать и говорить чистым и красивым языком.

И напротив, если слух наш будет постоянно воспринимать только косноязычные фразы, сленг, жаргон, блатной язык и ненормативную лексику, то о какой культуре речи может идти речь? И как наше слово отзовется в окружающем мире?

Хорошо, если наше слово будет нести в мир радость, свет, добро и любовь. Давайте, друзья, любить свой родной язык и охранять чистоту русского слова!