В далеких степях аравийской земли. Михаил Лермонтов — Три пальмы: Стих

"Три пальмы" «ТРИ ПАЛЬМЫ» , баллада Л. (1839), темы и образы к-рой - поверженной красоты, гибельности соприкосновения с «другим» миром и др. - включаются в систему позднего балладного творчества Л. Роковое свершение в «Трех пальмах» протекает в условных пределах «аравийской земли» (условность оговорена подзаголовком «Восточное сказание»). При стилизованной географич. и этнографич. точности баллады события даны здесь вне временных координат. Ряд образов «Трех пальм» находит продолжение в балладе «Спор» (1840). Сила, грозящая покорить кавк. горы и исказить их красоту, рисуется в «Споре» исторически конкретно, это - рус. войска, руководимые политич. целесообразностью; но и эта сила надвигается на «героев» баллады в виде пестрого шествия, сходного с шествием каравана в «Трех пальмах». Имеются текстовые совпадения вплоть до отд. слов: «По корням упругим топор застучал» и «В глубине твоих ущелий / Загремит топор», - предсказывает Казбек Шат-горе. В обеих балладах присутствует мотив «беспечного», хотя в то же время и утилитарного, прагматич. отношения человека к природе. Однако обе баллады имеют в виду и трагич. столкновение их «героев» с законами бытия, скрытыми от их духовного взора, выходящими за пределы их понимания (отсюда провиденциально неоправданный ропот пальм на бога). «Три пальмы» лежат в сфере худож. медитаций Л. о красоте и смерти. В балладе «Тамара» дан образ красоты умерщвляющей, в «Трех пальмах» - красоты умерщвляемой: «Изрублены были тела их потом, / И медленно жгли их до утра огнем»; фольклоризов. вариант той же идеи - баллада «Морская царевна». Уничтожение красоты в «Споре» - вынужденное, закономерное следствие прогресса; в «Трех пальмах» - сложнее: уничтожение - следствие стремления красоты как бы превзойти самое себя, соединиться с пользой. Л. не отвергает возможности такого сопряжения, но тревожно размышляет о его не поддающихся предвидению последствиях. В балладе по-новому преломился лермонт. мотив жажды действия (см. Действие и подвиг в ст. Мотивы): бездейственное бытие рисуется поэтом как бесплодное и гибельное для самих пальм: «И стали уж сохнуть от знойных лучей / Роскошные листья и звучный ручей». Но в отличие от др. стих., где вина за неисполнимость или трагич. последствия к.-л. «свершения» возлагалась на враждебный герою мир, здесь и сама жертва разделяет виновность в своей гибели вместе с чуждым ей человеческим миром: аллегорич. балладная атмосфера стих. допускает различные толкования: шествие каравана передано как естественное, стихийное движение; но оно может быть прочитано также и как роковой ответ на ропот трех пальм; художественное решение этой философской темы воплощается у Лермонтова в антитезе «звук» - «безмолвие». По осн. сюжетному мотиву (ропот пальм на бога), стиху (4-стопный амфибрахий), по строфике (шестистишие типа ааВВсс) и ориентальному колориту лермонт. баллада соотносится с IX «Подражанием Корану» А. С. Пушкина, на что указывал еще Н. Ф. Сумцов (А. С. Пушкин, Харьков, 1900, с. 164-74). Связь эта носит полемич. характер. Стих. Пушкина оптимистично, оно запечатлевает легенду о совершившемся в пустыне чуде; усталый путник погружается в смертный сон, но он пробуждается, и вместе с ним пробуждается обновленный мир: «И чудо в пустыне тогда совершилось:/ Минувшее в новой красе оживилось; / Вновь зыблется пальма тенистой главой; / Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой». Чудесному возрождению у Пушкина Л. противопоставляет опустошение: «И ныне все дико и пусто кругом - / Не шепчутся листья с гремучим ключом:/ Напрасно пророка о тени он просит -/ Его лишь песок раскаленный заносит». Более ранний источник стих. и Пушкина, и Л. - «Песнь араба над могилою коня» В. А. Жуковского (1810). Так же, как «Три пальмы» Л. и IX стих. «Подражаний Корану» Пушкина, «Песня» написана 4-стопным амфибрахием; действие происходит в пустыне. Араб, оплакивая убитого в бою коня, верит в то, что он и его друг-конь встретятся после смерти. Осн. мотивы-реалии всех трех стих. идентичны: араб - пустыня - прохладная тень - конь (у Пушкина сниженно - «ослица»). Но, полемизируя с Пушкиным, Л. одновременно задевает и «Песнь...»Жуковского. Араб в стих. Жуковского творит зло, и смерть коня можно рассматривать как возмездие за совершенное убийство врага. Еще большее зло творит в «Трех пальмах» араб, но в отличие от героя Жуковского его не настигает возмездие: беспечный араб и его конь полны жизни: «И, стан худощавый к луке наклоня, / Араб горячил вороного коня». Т. о., «Три пальмы» (если рассматривать стих. Л. в «обратной перспективе, как произв. единого лит. процесса в рус. лит-ре 1-й пол. 19 в.), вопреки хронологии, оказываются своеобразным «предисловием» к «Песне...» Жуковского: события «Трех пальм» словно предваряют трагедию, постигшую его героя. В 1826 в журн. «Славянин» (№ 11) появилось стих. П. Кудряшова «Влюбленный араб». Араб восхищается своим конем: «Он рвался, он мчался, он вихрем летал.../ Песок за летучим горою вставал!»...«Я мчался противу врагов разъяренных. / Удар топора и удар булавы / Ложились смертельной грозой на главы!». Но араб увидел красавицу-девушку и забыл о коне: «Как юная пальма, так дева стройна; / Волшебной красою пленяет она». Ориентация Кудряшова на Жуковского несомненна. Он подражателен и не претендует на самостоятельность. Однако не исключена возможность, что и его стих. отозвалось в балладе Л., обладавшего исключит. лит. памятью: ряд речевых оборотов и мотивов баллады (удар топора, образ юной и стройной пальмы и т.п.) ближе всего именно к мотивам стих. П. Кудряшова. Т. о., Л. завершает сложившийся в рус. лирике цикл условно-ориенталистич. стихов, у истоков к-рого стоит Жуковский. «Три пальмы» - последнее слово в почти 30-летнем поэтич. соревновании, в к-ром участвовали и классики, и поэт-дилетант. Подобное стремление завершить некую линию развития поэзии для Л. характерно. Балладу высоко оценил В. Г. Белинский: «Пластицизм и рельефность образов, выпуклость форм и яркий блеск восточных красок - сливают в этой пьесе поэзию с живописью» (IV, 534).

Караван. Илл. В. Д. Поленова. Черная акварель. 1891.

Лит.: Белинский , т. 4, с. 534-35; Чернышевский , т. 3, с. 110; Шевырев , с. 532; Майков В., Критич. опыты, СПБ, 1891, с. 257-58; Нейман (1), с. 107-09; Винокур Г. О. Критика поэтич. текста, М., 1927, с. 81-82; Вельтман С., Восток в худож. лит-ре, М. - Л., 1928, с. 148-49; Здобнов , с. 267; Из записной книжки, «Лит. критик», 1939, кн. 1, с. 187-88; Нейштадт , с. 198; Благой (1), с. 412-13; Эйхенбаум (7), с. 69 [то же, см. Эйхенбаум (12), с. 112-13]; Пейсахович (1), с. 455-56; Федоров (2), с. 121-22; Одинцов Г. Ф., Фарис в «Трех пальмах» М. Ю. Л., «Рус. речь», 1969, № 6, с. 94-96; Коровин (4), с. 94-96; Удодов (2), с. 197-99; Чичерин (1), с. 413; Маймин , с. 132-33; Назиров Р. Г., Реминисценция и парафраза в «Преступлении и наказании», в кн.: Достоевский. Материалы и исследования, т. 2, Л., 1976, с. 94-95; Найдич Э. Э., Избранное самим поэтом (О сборнике стих. Л. 1840 г.), «РЛ», 1976, № 3, с. 68-69; Потебня А. А., Из лекций по теории словесности, в его кн.: Эстетика и поэтика, М., 1976, с. 550-52; Жижина А. Д., Стих. М. Ю. Л. «Три пальмы», «Рус. речь», 1978, № 5.

В. Н. Турбин Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. - М.: Сов. Энцикл. , 1981

Смотреть что такое ""Три пальмы"" в других словарях:

"Три пальмы" - ТРИ ПÁЛЬМЫ, о дноактный балет на муз. A. A. Спендиарова, сцен. и балетм. Е. Я. Чанга. 29.11.1964, Т р им. Спендиарова, худ. М. Аветисян, дирижёр A. M. Восканян; Три пальмы – Дж. А. Калантян, А. Г. Марикян, Л. И. Митяй, Ручей – В. Ш.… … Балет. Энциклопедия

ПЕРЕВОДЫ И ИЗУЧЕНИЕ ЛЕРМОНТОВА В ЛИТЕРАТУРАХ НАРОДОВ СССР. Связи творчества Л. с лит рами народов СССР многочисленны и многообразны, они по разному претворялись и осуществлялись в отдельных лит рах, возникали в разное время в зависимости от… … Лермонтовская энциклопедия

МУЗЫКА и Лермонтов. Музыка в жизни и творчестве Л. Первыми муз. впечатлениями Л. обязан матери. В 1830 он писал: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал; ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы… … Лермонтовская энциклопедия

ПЕРЕВОДЫ И ИЗУЧЕНИЕ ЛЕРМОНТОВА ЗА РУБЕЖОМ. Степень известности Л. в той или иной стране во многом зависит от интенсивности культурных связей этой страны с Россией в прошлом, а затем с СССР. Наибольшую популярность его стихи и проза приобрели во… … Лермонтовская энциклопедия

РУССКИЕ ЛАКИ и наследие Лермонтова. Творчество Л. нашло истолкование преим. в одном из видов нар. декоративно прикладного иск ва живописных миниатюрах, исполненных на изделиях из папье маше (покрытых черным лаком) мастерами нар. худож. промыслов… … Лермонтовская энциклопедия

ИЛЛЮСТРИРОВАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Лермонтова. При жизни поэта его произв. не иллюстрировались. Исключение составляют 3 авт. иллюстрации, сохранившиеся в рукописях: фронтиспис к поэме «Кавказский пленник» (гуашь, 1828), обложка поэмы «Черкесы» (перо,… … Лермонтовская энциклопедия

Русский композитор (род. в 1871 г.), ученик Н. Кленовского и Римского Корсакова. Главные его произведения: квартет на слова Пушкина "Птичка Божия", менуэт "Berceuse", концертная увертюра для оркестра, квартет на слова… … Большая биографическая энциклопедия

- (1871 1928), сов. композитор и дирижер. В 1895 написал романс на стихи Л.: «Они любили друг друга» (вошел в его сб.: Четыре романса для голоса с сопровождением фп., СПБ, 1899), в 1901 романс «Ветка Палестины» для вокального квартета с… … Лермонтовская энциклопедия

Стихотворение Михаила Лермонтова «Три пальмы» было создано в 1838 году и представляет собой поэтическую притчу, в которой заложен глубокий философский смысл. Главными героинями повествования выступают три пальмы в аравийской пустыне, где еще не ступала нога человека. Холодный ручей, протекающий среди песков, превратил безжизненный мир в волшебный оазис, «хранимый, под сенью зеленых листов, от знойных лучей и летучих песков».

Идиллическая картина, нарисованная поэтом, имеет один существенный изъян, который заключается в том, что этот райский уголок недоступен живым существам . Поэтому гордые пальмы обращаются к Создателю с просьбой о том, чтобы он помог им выполнить свое предназначение – стать убежищем для одинокого путника, затерявшегося в мрачной пустыне. Из слова услышаны, и вскоре на горизонте появляется караван торговцев, которые равнодушны к красотам зеленого оазиса. Их не волнуют надежды и мечты гордых пальм, которым вскоре суждено будет погибнуть под ударами топоров и стать топливом для костров жестоких гостей. В итоге цветущий оазис превращается в груду «седого пепла», ручей, лишившись защиты зеленых пальмовых листьев, пересыхает, и пустыня принимает свой первозданный вид, мрачный, безжизненный и сулящий любому путнику неминуемую гибель.

В стихотворении «Три пальмы» Михаил Лермонтов затрагивает сразу несколько актуальных вопросов. Первый из них касается взаимоотношений человека и природы. Поэт отмечает, что люди жестоки по своей натуре и редко ценят то, что дарит им окружающий мир. Более того, они склонный уничтожить эту хрупкую планету во имя собственной выгоды либо сиюминутной прихоти, не думая о том, что природа, не наделенная способностью защищаться, все же умеет мстить своим обидчикам. И эта месть не менее жестока и безжалостна, чем поступки людей, которые считают, что весь мир принадлежит только им.

Философский смысл стихотворения «Три пальмы» носит ярко выраженный религиозный характер и основан на библейском представлении о процессах мироздания. Михаил Лермонтов убежден, что у Бога можно выпросить все, что угодно. Однако будет ли счастлив проситель тому, что получит? Ведь если жизнь идет своим чередом так, как ей предначертано свыше, то для этого есть свои основания. Попытка отказаться от смирения и принятия того, что определено судьбой, может привести к фатальным последствиям. И тема гордыни, которую поднимает поэт, близка не только ему, но и его поколению – безрассудному, жестокому и не отдающему себе отчета в том, что человек является всего лишь марионеткой в чьих-то руках, а не кукловодом.

Параллель, которую Михаил Лермонтов проводит между жизнью пальм и людей, очевидна. Пытаясь осуществить свои мечты и желания, каждый из нас стремится ускорить события и как можно скорее достичь намеченной цели. Однако мало кто задумывается над тем, что конечный результат может принести не удовлетворение, а глубокое разочарование , так как цель нередко оказывается мифической и совершенно не оправдывает ожиданий. В свою очередь, разочарование, которое в библейской трактовке именуется унынием, является одним из самых больших человеческих грехов, так как приводит к саморазрушению как души, так и тела. Это – дорогая плата за гордыню и самоуверенность, которой страдает большинство людей. Осознавая это, Михаил Лермонтов пытается с помощью стихотворения-притчи не только разобраться в мотивах собственных поступков, но и защитить других от стремления получить то, что им не предназначено. Ведь мечты имеют свойство сбываться, что нередко оборачивается самой настоящей катастрофой для тех, кто свои желания ставит гораздо выше возможностей.

«Три пальмы» Михаил Лермонтов

(Восточное сказание)

В песчаных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков.

И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.

И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор?..
Не прав твой, о небо, святой приговор!»

И только замолкли - в дали голубой
Столбом уж крутился песок золотой,
Звонком раздавались нестройные звуки,
Пестрели коврами покрытые вьюки,
И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок.

Мотаясь, висели меж твердых горбов
Узорные полы походных шатров;
Их смуглые ручки порой подымали,
И черные очи оттуда сверкали…
И, стан худощавый к луке наклоня,
Араб горячил вороного коня.

И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой;
И белой одежды красивые складки
По плечам фариса вились в беспорядке;
И с криком и свистом несясь по песку,
Бросал и ловил он копье на скаку.

Вот к пальмам подходит, шумя, караван:
В тени их веселый раскинулся стан.
Кувшины звуча налилися водою,
И, гордо кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей,
И щедро их поит студеный ручей.

Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли до утра их огнем.

Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван;
И следом печальный на почве бесплодной
Виднелся лишь пепел седой и холодный;
И солнце остатки сухие дожгло,
А ветром их в степи потом разнесло.

И ныне все дико и пусто кругом -
Не шепчутся листья с гремучим ключом:
Напрасно пророка о тени он просит -
Его лишь песок раскаленный заносит
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.

В песчаных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый под сенью зеленых листов
От знойных лучей и летучих песков.

И многие годы неслышно прошли...
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.

И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор?..
Не прав твой, о небо, святой приговор!»

И только замолкли - в дали голубой
Столбом уж крутился песок золотой,
Звонков раздавались нестройные звуки,
Пестрели коврами покрытые вьюки,
И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок.

Мотаясь, висели меж твердых горбов
Узорные полы походных шатров,
Их смуглые ручки порой подымали,
И черные очи оттуда сверкали...
И, стан худощавый к луке наклоня,
Араб горячил вороного коня.

И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой;
И белой одежды красивые складки
По пле́чам фариса вились в беспорядке;
И, с криком и свистом несясь по песку,
Бросал и ловил он копье на скаку.

Вот к пальмам подходит, шумя, караван,
В тени их веселый раскинулся стан.
Кувшины звуча налилися водою,
И, гордо кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей,
И щедро поит их студеный ручей.

Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их со́рвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнем.

Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван,
И следом печальным на почве бесплодной
Виднелся лишь пепел седой и холодный.
И солнце остатки сухие дожгло,
А ветром их в степи потом разнесло.

И ныне всё дико и пусто кругом -
Не шепчутся листья с гремучим ключом.
Напрасно пророка о тени он просит -
Его лишь песок раскаленный заносит
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.

Перекличка образов представляет собой один из стимулов, двигателей литературного процесса. «Каждая эпоха по-своему переакцентирует произведения ближайшего прошлого, – писал М.М. Бахтин. – Историческая жизнь классических произведений есть, в сущности, непрерывный процесс их социально-идеологической переакцентуации. Благодаря заложенный в них потенциальным возможностям, они в каждую эпоху на новом диалогизирующем их фоне способны раскрывать все новые и новые смысловые моменты, их смысловой состав буквально продолжает расти, создаваться далее... Новые образы в литературе очень часто создаются путем перакцентуации старых, путем перевода из одного акцентного регистра в другой». .

Одним из ярких примеров в этом отношении является перекличка заключительной баллады из циклa А.С.Пушкина «Подражания Корану» и стихотворения «Три пальмы» .Ю.Лермонтова.

Тематическое и ритмическое сходство этих стихотворений отмечал еще А.А. Потебня . Именно это внешнее сходство позволяет с наибольшей наглядностью показать различия в точках зрения, в способах организации подтекста, в стиле и художественном методе поэтов.
Цикл «Подражания Корану» обычно рассматривают как классический образец пушкинского протеизма – удивительной способности великого поэта к перевоплощению, реалистической и достоверной передаче мировоззрения и мировосприятия людей иной культуры, иного времени. Действительно, отталкиваясь в своих стихотворениях от сюжетных отдельных глав Корана, Пушкин с необыкновенной выразительностью передает напряженную страстную атмосферу мусульманского Востока.

«Подражания Корану» выдержаны в предельно серьезном тоне, грозно звучат откровения пророка, от правоверных требуется полный отказ личной воли, безусловное и нерассуждающее повиновение Аллаху.
Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.
И вcе пред бога притекут
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.

Вместе с тем стихотворения цикла «подражаниями» можно назвать лишь условно. Поэт сам подчеркивает эту условность, сопровождая текст стихотворений ироническими примечаниями. Так, например, к названию цикла относится такое примечание: «Нечестивые, – пишет Магомет (глава «Награды»), – думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен». Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо, но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Пятое стихотворение цикла начинает строфа:
Земля недвижна; неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.

Комментарий Пушкина к этой строфе: «Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!»
Примечания Пушкина играют немалую роль в создании смысловой) перспективы, благодаря им читатель настраивается на нелинейное многоплановое восприятие текста, однако всю глубину подтекста позволяет раскрыть лишь конкретный стилистический анализ языковой формы. Последняя баллада цикла отличается сложной образно-оценочной структурой и композицией и является, в известном отношении, ключевой для понимания идеи «Подражаний Корану». Приведем ее текст:

И путник усталый на Бога роптал:
Он жаждой томился и тени алкал,
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадежной водил он вокруг,
И кладязь под пальмою видит он вдруг.


Горевшие тяжко язык и зеницы.
И лег, и заснул он близ верной ослицы –
И многие годы над ним протекли

Настал пробужденья для путника час;
Встает он и слышит неведомый глас:
«Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»
И он отвечает: уж солнце высоко
На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.
Но голос: «О путник, ты долее спал;
Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладязь холодный
Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесенной песками степей;
И кости белеют ослицы твоей».

Рыдая, дрожащей главою поник…
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой. .
И ветхие кости ослицы встают,
И телом оделись, и рев издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Святые восторги наполнили грудь:
И с Богом он дале пускается в путь.

Баллада представляет собой свободное развитие нескольких строк из текста Корана, которые говорят о всемогуществе Аллаха, о его способности воскрешать мертвых. Пушкин, на первый взгляд, полностью сохраняет пафос религиозного поучения, более того, усиливает его, разворачивая перед нами конкретные образы, наглядно иллюстрирующие всемогущество Аллаха. Однако иллюстративность образов, созданных Пушкиным, только кажущаяся, они приобретают в стихотворении самостоятельное значение, амбивалентный, многоплановый, подтекстный смысл.
Прежде всего совершенно не согласуется с мироощущением мусульманина мотив протеста, ропота на Бога (ислам – в переводе с арабского означает «предавание себя Аллаху, покорность»). Не соответствует этому мироощущению и описание реакции путника на его превращение в старца:

И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник...

В этих строках нет смирения, нет самоотрешенной покорности Аллаху. Напротив, безысходное горе путника говорит о его любви к жизни, кo всему земному, несмотря на все страдания, связанные с человеческим бытием.

Следует сказать, что параллельно с отрицанием ценности земной жизни, в тексте стихотворения развивается прямо противоположная тема жизнеутверждения. И если первая тема получает свое выражение в поверхностном сюжетном слое баллады, то вторая воплощается благодаря своеобразному внутреннему развитию словесно-образной системы стихотворения. Именно столкновение внешнего и внутреннего плана создает неповторимую художественную гармонию.

Стержнем речевой композиции баллады является противопоставление жизни и смерти. Два противоположных ряда чувств: отчаяние и надежда, горе и радость – сталкиваясь, создают внутреннее напряжение, обеспечивают динамизм и экспрессивность повествования. Отметим также противопоставление образов пустыни и оазиса, зноя и свежести, прохлады.

Ярким примером столкновения контрастных семантических рядов является фраза: «И ветхие кости ослицы встают. И телом оделись, и рев издают». Ненормативность, алогичность сочетания слов в этом предложении способствует подчеркиванию необычности происходящего, созданию эффекта «обманутого ожидания». Пушкин воссоздает библейскую атмосферу чуда, мистического потрясения. Здесь, несомненно, присутствует момент межтекстовой переклички с книгой пророка Иезекииля, где разворачивается апокалиптическая картина восстания костей, облекающихся плотью:

«И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! Слушайте слово Господне!»…
…Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею.
И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху…, и они ожили и стали на ноги свои – весьма великое полчище» [Иез.37. 4,7,8,10].

Смысловые контрасты в балладе Пушкина поддерживаются контрастами в звуковой организации отдельных строк Так, например, выразительность описания засохшего «кладязя» создается также и при помощи аллитерации, концентрации слов, имеющих в своем составе свистящие [с-з]:
кладяЗь холодный

ИССяк и ЗаСохнул в пуСтыне беЗводной,
Давно ЗанеСенный пеСками Степей

Описание воскрешения пальмы и колодца выдержано в ином звуковом ключе, здесь преобладают сонорные:

Вновь зыблется пальма тенистой главой
Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой.

Концентрация в этих строках сонорных, обладающих, как известно, большей силой звучания по сравнению с другими согласными, способствует созданию благозвучия и служит в конечном счете для передачи впечатления эмоционального подъема, испытываемого путником, чувства радости и пафоса жизнеутверждения.
Как выразительный стилистический прием можно отметить употребление союза «и». Наряду с функцией соединения частей предложения в начале строк, он – выполняет также и функцию усилительной частицы, служит целям стилизации. Соотносительность первой и заключительной строк подчеркивается также с помощью этого союза:

И путник усталый на Бога роптал;
…И с Богом он дале пускается в путь.

Эти строки создают своеобразную рамку стихотворения, которое начинается с мотива пути и этим же мотивом заканчивается. О композиционной роли этого союза говорит также концентрация строк, начинающихся с И в начальных и заключительных двух строфах. В центральных же строфах только две строки начинаются с данного союза.

Пафос жизнеутверждения определяет своеобразный пульсирующий ритм развития образно-смысловых рядов в стихотворении: безнадежная тоска, усталость сменяется отрадным отдыхом в тени пальмы, нo отдых оборачивается не наградой, а наказанием, картины жизни сменяют картины разрушения и смерти, и отчаяние, которое опять испытывает путник, превосходит по силе его первоначальную тоску, достигая крайнего предела. И вновь неожиданный поворот: воскрешение мертвой ослицы, возвращение молодости, радость и «святые восторги» путника.
Особенно замечательна трансформация в эмоционально-оценочной окраске ключевых образов.

Отрадный оазис, к которому «устремил свой бег» путник, таит себе смертельную ловушку, и совершенно иначе в этом свете воспринимается тяжелый и суровый путь в пустыне, в котором угадывается высшее предназначение жизни путника. Элементарные поверхностные смысловые связи: пустыня – смерть, оазис – жизнь – оказываются осложненными глубинными полярно противоположными в оценочном плане ассоциациями: пустыня связана с жизнью – путник приходит из нее и возвращается к ней и, напротив, в оазисе подстерегает путника старость и смерть.
Итак, стилизованный внешний строй повествования в стихотворении о путнике в пустыне, как и во всем цикле «Подражаний Корану», оказывается тесно связанным с иным, подтекстным оценочно-смысловым строем. Мотивы фатализма, отказа от жизни, как это ни парадоксально, оказываются поводом и средством для выражения противоположного по смыслу тезиса о безусловной и самостоятельной ценности жизни и свободе воли человека, что наиболее ярко проявилось в последней балладе цикла, в которой проблема выбора пути, мотивы жизнеутверждения в конечном счете являются ведущими, определяющими всю образно-стилистическую систему стихотворения.

Контраст, внутреннее противоречие определяет также лирический пафос и речевую композицию стихотворения М.Ю. Лермонтова «Три пальмы», которое часто соотносят с пушкинской балладой о путнике. Исследователи указывают на тождественность стихотворного размера, а также на тематическую и жанровую общность баллад Пушкина и Лермонтова. Оба стихотворения несут черты иносказания и стилизованы в духе назидательной притчи. Перекликаются отдельные мотивы, образы, эпитеты. Бросается в глаза лексико-тематическая близость ключевых строк стихотворений.

Пушкин: И путник усталый на Бога роптал...
Лермонтов: И стали три пальмы на Бога роптать...

Соотносительны даже целые строфы стихотворений:

И к пальме пустынной он бег устремил,
И жадно холодной струей освежил
Горевшие тяжко язык и зеницы,
И лег, и заснул он близ верной ослицы.
И многие годы над ними прошли
По воле владыки небес и земли.

Лермонтов:

И многие годы неслышно прошли,
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой.

На фоне черт сходства становятся более выпуклыми различия. Так, стихотворение Лермонтова почти в два раза больше стихотворения Пушкина. Но дело не только в количественных отличиях. Гораздо важнее отличия в самом принципе изображения и оценки материала, для баллады Лермонтова характерно необыкновенное богатство синонимов и эпитетов. Приведем для примера языковые средства, создающие образ живительного ключа: «родник» – «холодная волна» – «влага студеная» – «звучный ручей» – «вода» – «студеный ручей» – «гремучий ключ». Всему этому разнообразию у Пушкина соответствует лишь одно словосочетание: «кладязь холодный». Выразительное описание оазиса у Лермонтова дополняет живописная картина каравана, насыщенная эпитетами: «пестрели.вьюки», «узорные полы походных ковров», «смуглые ручки», «черные очи», «белой одежды» «красивые складки», «веселый стан» и т.п.

Изобразительностью и экспрессивностью отличаются сравнения Лермонтова:

И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок;

И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой.

Разнообразна в стихотворении и лексика, передающая звучание. отметим в этой связи деепричастия «журча», «шумя», «звуча».

Скупость стилистических средств, лаконизм и обобщенность речи в стихотворении Пушкина контрастируют с красочностью и богатством изобразительно-выразительных средств у Лермонтова. Следует здесь указать, что тропы у Пушкина вообще редко выступают в роли ведущих стилистических средств, и экспрессивный эффект в его стихотворениях нередко создается путем мастерского использования стилистически окрашенной лексики. Так, например, в рассматриваемой балладе Пушкина большую роль играют; старославянизмы: «алкал», «тягчимые очи», «кладязь», «зеницы», «глас», «восстал», «истлел», «объятый», «глава», «младость», «доле» и т.п.

Что касается стихотворения Лермонтова, то оно в основном выдержано в нейтральном ключе, славянизмы «очи», «глава», «питомцы столетий» и др лишены архаической высокой окраски и выступают в роли поэтических слов с умеренно-книжной экспрессией. Отметим здесь случай использования разговорного слова.
МОТАЯСЬ висели меж твердых горбов Узорные полы походных шатров.

За внешними различиями баллад Пушкина и Лермонтова в языковой форме стоят глубокие внутренние различия в мировидении поэтов. Выяснить суть этих различий позволяет анализ подтекста стихотворения Лермонтова.

В основе его, как и у Пушкина, лежит аффективное, эмоционально-оценочное противоречие. Сюжет баллады внешне построен по законам иносказания, религиозной притчи: пальмы роптали на Бога и наказаны за это. Но параллельно внешнему повествовательному слою в подтексте развивается и мысль о несправедливой жестокости наказания: пальмы в благородно-идеальном порыве мечтают о том, чтобы приносить пользу людям.

Появление людей нарушает покой и гармонию, которыми дышали первые строки стихотворения. Впечатление хаотичности, лишенной осмысленности, одухотворенности, создают выражения: «звонков раздавались нестройные звуки», «пестрели вьюки», «прыгал...», «бросал и ловил...», «с криком и свистом неслись по песку», «подходит, шумя караван».

Важную роль в образно-стилистической системе стихотворения играет олицетворение, которое создается при помощи перифразы, ряда эпитетов и метафор:

И гордо, кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей...
И пали без жизни питомцы столетий.
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом
И медленно жгли их до утра огнем.

Уничтожение пальм описывается поэтом как преступление, как убийство. Впечатление уничтоженной, разрушенной гармонии передается здесь не только лексическими, но и ритмическими средствами. (Ср. вообще нехарактерное для Лермонтова отступление от стихотворного размера в строке «Одежду их сорвали малые дети»).

Последние строфы противопоставлены началу стихотворения. Картина жизни и гармонии сменяется картиной разрушения, дичи и пустоты. Сравните:
I:
В печальных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков…

II:
….И ныне все дико и пусто кругом
Не шепчутся листья с гремучим ключам:
Напрасно пророка о тени он просит,
Его лишь песок раскаленный заносит,
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.

Как видим, стихотворение заканчивается на ноте безвыходной, близкой к отчаянию. Этим оно резко отличается от баллады Пушкина с ее жизнеутверждающим пафосом. Есть основания предположить, что повторение пушкинского размера Лермонтовым, а также некоторые образные параллели носят преднамеренный характер. Но с какой целью Лермонтов вызывает в сознании читателя ассоциации со стихотворением Пушкина?

Б.И. Эйхенбаум писал о «Трех пальмах»: «Стихотворение кажется возражением Пушкину .

Для Лермонтова неприемлема пушкинская гармония, мирный финал трагической темы для него немыслим.

В стихотворении «Три пальмы» в полной мере нашло свое отражение мироощущение Лермонтова-романтика, который не верил в возможность преодоления пропасти между идеалом и действительностью, для которого противоречие между личностью и миром было неразрешимо.

Принципиально различен подход Пушкина и Лермонтова к религиозной теме. В «Подражаниях Корану» преобладает эстетическое отношение к религиозным мотивам. Пушкина привлекает в Коране и Библии прежде всего «сильное и поэтическое» изложение.

В «Трех пальмах» же проявляется предельно серьезное отношение к религиозной теме. Это стихотворение выглядит как вопрос, обращенный к Богу. И вопрос этот по своему характеру сродни вопросам Иова: «Кто в вихре разит меня и умножает безвинно мои раны, не дает мне перевести духа, но насыщает меня горестями?..Кругом разорил меня, и я отхожу; и, как дерево, Он исторг надежду мою…» [Иов. 9.18,19; 19.10]. Диалог с Богом составляет главное содержание лермонтовского творчества. «Когда я сомневаюсь. Есть ли что-нибудь, кроме здешней жизни, мне стоит вспомнить Лермонтова, чтобы убедиться, что есть – замечает Д.С.Мережковский – Иначе в жизни и творчестве его все непонятно – почему, зачем, куда, откуда, главное – куда?» .

В советском литературоведении Лермонтова было принято рассматривать как сторонника идеи Кальвина, видевшего в Боге источник мирового зла. Именно под этим углом зрения трактовался смысл знаменитой лермонтовской «Благодарности». Но нельзя не учитывать того факта, что это произведение также носит ответный характер: оно появилась как реакция на стихотворение В.И. Красова «Молитва», которое начиналось словами: «Благодарю, Творец, за все благодарю…». Лермонтов восстает в своем стихотворении не против Бога, но против «теплохладности», внутренней успокоенности, поиска в религии источника душевного комфорта. Как ни одному из поэтов Лермонтову удалось передать всю глубину трагедии богооставленности, того состояния человечества, в котором оно оказалось в результате грехопадения. Потеря Рая, возможности богообщения переживается поэтом как величайшая мука и боль. Лермонтов не принимает эстетическую игру Пушкина с религиозной темой. Именно этим определяется внутренний полемический пафос «Трех пальм».
Примечания
1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М., 1975, с.231-232.
2. См.: Потебня А.А. Эстетика и поэтика. – М.: Искусство, 1976, с.401, 550-552.
3. Пушкин А.С..Поли.собр.соч. в 10-ти томах. Т.2.– М.: Изд-во АН СССР, 1963, с.213.На основании данных иронических замечаний не следует делать поспешных выводов об антирелигиозной позиции А.С.Пушкина, хотя в них, без сомнениях отразились впечатления от «уроков чистого афеизма», которые поэт «брал»,по его словам, у одного глухого англичанина – философа в мае 1824 года в Одессе. «Подражания Корану» были написаны в ноябре 1924 года в Михайловском. Но именно здесь, в Михайловском, всего через год будет написан «Пророк», одно из величайших произведений русской духовной лирики.
4. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. – Л.: Художественная литература, 1969, с.112..
5. Мережковский Д.С. М.Ю.Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // Д.С.Мережковский В тихом омуте. – М.:Советский писатель, с.396.

Михаил Юрьевич Лермонтов родился в октябре 1814 года. На протяжении всей своей жизни в своих произведениях он затрагивал темы одиночества, грусти, неразделенной любви, стремления к идеальному, другому миру. Стихотворение «Три пальмы» не исключение: автор открывает читателю глаза на мир, на вопросы, которые не хотят задавать вслух.

«Три пальмы» М. Ю. Лермонтов пишет в 1838 году. Редакторы успешного на тот период времени журнала «Отечественные записки» опубликовали стихотворение на год позже, в 1839.

В стихотворении поэт использует те же образы из IX «Подражания Корану» А. С. Пушкина, но идея и суть его произведения имеют немного другое направление, нежели пушкинские мотивы. Автор нередко полемизировал со своим предком и литературным учителем. Он обращался к тем же темам и образам, но толковал их по-другому, показывая смену ориентиров в русском обществе.

Жанр, направление и размер

«Три пальмы» — это лирическая баллада — несет в себе глубокий философский смысл. Поэт писал ее в форме восточной притчи. Четко прослеживаются нотки романтизма, так как автор стремится к безупречному миру, к чему-то идеальному и вспоминает о Боге. Кроме того, он изображает экзотические условия, что тоже свойственно поэтам-романтикам. Бунт и его трагическое завершение – типичное настроение для этого направления. Сам автор указал жанр сказания, намекая на фольклорную составляющую своего произведения, ведь сюжет взят из восточной легенды.

Лермонтов использовал четырехстопный амфибрахий, так, благодаря ему, автор эмоционально настроил читателей на восточный лад и постарался отобразить его интонации. Михаил Юрьевич применяет рифму секстина со смежной рифмовкой.

Образы и символы

1. Главные героини – пальмы , они живут уже не один год в пустой, нелюдимой пустыне, ведя кроткую, спокойную, размеренную жизнь. Они считают, что все время, отпущенное им судьбой, прожито зря, так как в нем не было ни единого яркого события, поэтому пальмы гневаются на Бога, за несправедливое отношение к ним. Деревья, по их мнению, не выполняют своего предназначения – не дают пристанище путникам. И Бог услышал их ропот, послал им караван, где были и люди, и кони, и верблюды. Героини с достоинством встретили их, обрадовались, но их желание, удовлетворенное господом, стало причиной их гибели. Этот образ символизирует человека, который всегда недоволен своей участью, всегда ждет большего от судьбы, но, на самом деле, не знает, чего он хочет. Он не думает о последствиях реализации своей мечты, ему невдомек, что кроется за красивой обложкой. И злой рок наказывает его за это.
2. Караван – символ сбывшейся мечты, которая была лишь миражом, обманом, иллюзией. Пальмы идеализировали его, приписывали ему кротость и умеренность аппетитов, но люди оказались всего лишь людьми: они срубили деревья на потребу себе, не жалея их древних стволов. Так и человек воображает бог весть что, а на деле все выходит не так, как он представлял. Мечта приобретает ужасающие формы реальности, где нет места иллюзиям.
3. Коршун – символ смерти, птица-падальщик. Она довершает картину разгрома, который учинил караван.
4. Ручей – символ спокойной и мирной жизни, которую не ценили деревья.

Темы и настроение

Поэт затрагивает несколько животрепещущих тем и проблем.

1. Основная тема – это недостижимость идеала. Как бы человек не хотел, его мечта всегда будет лишь мечтой, иначе и быть не может. Когда желание исполняется, оно перестает быть желанием. В основе любого идеала лежит самообман.
2. Еще одна главная тема — это взаимоотношение человека и природы . Люди безалаберны и жестоко относятся к окружающему нас миру, и, как бы они не хотели, все равно будут считать себя сильнее нее, ведь природа беззащитна – не может отомстить, ее ярость слепа и случайна.
3. Также автор затрагивает вопрос религиозного характера . Когда пальмы начинают гневаться на свою жизнь Богу, он выполняет их просьбу, и дает возможность прожить яркую ночь: они не только дали приют путникам, но и согрели их своим теплом. Из этого примера можно сделать вывод, что не надо роптать на высшие силы, ведь их промысел нам неведом, и мы не обладаем всеведением, в отличие от них.
4. Отсюда вытекает тема смирения , ибо нужно быть благодарными за то, что имеем.

Основная мысль

Стихотворение представляет собой философские размышления о смысле и цели человеческой жизни. Цель бытия и его смысл неведомы нам, они остаются загадкой, которую могут разгадать лишь высшие силы. Идея автора заключается в том, что не стоит роптать на судьбу, необходимо достойно и прямо нести свой крест, не призывая вмешательства Бога в этот процесс. Все идет так, как должно быть, все предопределено. Бунт против судьбы обречен, и это тоже главная мысль стихотворения.

Также поэт ставит вопрос, как стоит прожить жизнь: тихо, спокойно, из года в год помогая людям, или ярко, но коротко? Пальмы, роптавшие на Бога долгое время, размеренно и кротко росли, но это их не устраивало, и они стали жаловаться о несправедливости Бога по отношению к ним. Тогда Бог дает им возможность прожить яркую жизнь: к ним пришли путники, устроили веселье, пальмы склоняли перед ними головы, а в последующем были сломаны и использованы для костра. Увы, насыщенная, интересная участь требует от человека жертвы, иначе и быть не может.

Средства художественной выразительности

М. Ю. Лермонтов не ограничивает себя в средствах художественной выразительности. Так, он использует множество эпитетов и метафор, которые придают стихотворению эмоциональный настрой: «ручей звучный», «роскошные листья», «гордые пальмы», «почвы бесплодной», «махровою главой»; «песок крутился столбом», «пылающая грудь».

Сравнения — люди – «малые дети», караван «шел, колыхаясь, как в море челнок». И благодаря олицетворению, поэт не дает возможность увидеть четко лирического героя, вместо них читатель наблюдает за тремя пальмами, недовольными жизнью: «пальмы приветствуют», «листья шепчут», стволы деревьев — «тела», листья это «одежда», пальмы «пали без жизни».