Восточное сказание три пальмы. Анализ Стихотворения «Три пальмы

"Три пальмы" «ТРИ ПАЛЬМЫ» , баллада Л. (1839), темы и образы к-рой - поверженной красоты, гибельности соприкосновения с «другим» миром и др. - включаются в систему позднего балладного творчества Л. Роковое свершение в «Трех пальмах» протекает в условных пределах «аравийской земли» (условность оговорена подзаголовком «Восточное сказание»). При стилизованной географич. и этнографич. точности баллады события даны здесь вне временных координат. Ряд образов «Трех пальм» находит продолжение в балладе «Спор» (1840). Сила, грозящая покорить кавк. горы и исказить их красоту, рисуется в «Споре» исторически конкретно, это - рус. войска, руководимые политич. целесообразностью; но и эта сила надвигается на «героев» баллады в виде пестрого шествия, сходного с шествием каравана в «Трех пальмах». Имеются текстовые совпадения вплоть до отд. слов: «По корням упругим топор застучал» и «В глубине твоих ущелий / Загремит топор», - предсказывает Казбек Шат-горе. В обеих балладах присутствует мотив «беспечного», хотя в то же время и утилитарного, прагматич. отношения человека к природе. Однако обе баллады имеют в виду и трагич. столкновение их «героев» с законами бытия, скрытыми от их духовного взора, выходящими за пределы их понимания (отсюда провиденциально неоправданный ропот пальм на бога). «Три пальмы» лежат в сфере худож. медитаций Л. о красоте и смерти. В балладе «Тамара» дан образ красоты умерщвляющей, в «Трех пальмах» - красоты умерщвляемой: «Изрублены были тела их потом, / И медленно жгли их до утра огнем»; фольклоризов. вариант той же идеи - баллада «Морская царевна». Уничтожение красоты в «Споре» - вынужденное, закономерное следствие прогресса; в «Трех пальмах» - сложнее: уничтожение - следствие стремления красоты как бы превзойти самое себя, соединиться с пользой. Л. не отвергает возможности такого сопряжения, но тревожно размышляет о его не поддающихся предвидению последствиях. В балладе по-новому преломился лермонт. мотив жажды действия (см. Действие и подвиг в ст. Мотивы): бездейственное бытие рисуется поэтом как бесплодное и гибельное для самих пальм: «И стали уж сохнуть от знойных лучей / Роскошные листья и звучный ручей». Но в отличие от др. стих., где вина за неисполнимость или трагич. последствия к.-л. «свершения» возлагалась на враждебный герою мир, здесь и сама жертва разделяет виновность в своей гибели вместе с чуждым ей человеческим миром: аллегорич. балладная атмосфера стих. допускает различные толкования: шествие каравана передано как естественное, стихийное движение; но оно может быть прочитано также и как роковой ответ на ропот трех пальм; художественное решение этой философской темы воплощается у Лермонтова в антитезе «звук» - «безмолвие». По осн. сюжетному мотиву (ропот пальм на бога), стиху (4-стопный амфибрахий), по строфике (шестистишие типа ааВВсс) и ориентальному колориту лермонт. баллада соотносится с IX «Подражанием Корану» А. С. Пушкина, на что указывал еще Н. Ф. Сумцов (А. С. Пушкин, Харьков, 1900, с. 164-74). Связь эта носит полемич. характер. Стих. Пушкина оптимистично, оно запечатлевает легенду о совершившемся в пустыне чуде; усталый путник погружается в смертный сон, но он пробуждается, и вместе с ним пробуждается обновленный мир: «И чудо в пустыне тогда совершилось:/ Минувшее в новой красе оживилось; / Вновь зыблется пальма тенистой главой; / Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой». Чудесному возрождению у Пушкина Л. противопоставляет опустошение: «И ныне все дико и пусто кругом - / Не шепчутся листья с гремучим ключом:/ Напрасно пророка о тени он просит -/ Его лишь песок раскаленный заносит». Более ранний источник стих. и Пушкина, и Л. - «Песнь араба над могилою коня» В. А. Жуковского (1810). Так же, как «Три пальмы» Л. и IX стих. «Подражаний Корану» Пушкина, «Песня» написана 4-стопным амфибрахием; действие происходит в пустыне. Араб, оплакивая убитого в бою коня, верит в то, что он и его друг-конь встретятся после смерти. Осн. мотивы-реалии всех трех стих. идентичны: араб - пустыня - прохладная тень - конь (у Пушкина сниженно - «ослица»). Но, полемизируя с Пушкиным, Л. одновременно задевает и «Песнь...»Жуковского. Араб в стих. Жуковского творит зло, и смерть коня можно рассматривать как возмездие за совершенное убийство врага. Еще большее зло творит в «Трех пальмах» араб, но в отличие от героя Жуковского его не настигает возмездие: беспечный араб и его конь полны жизни: «И, стан худощавый к луке наклоня, / Араб горячил вороного коня». Т. о., «Три пальмы» (если рассматривать стих. Л. в «обратной перспективе, как произв. единого лит. процесса в рус. лит-ре 1-й пол. 19 в.), вопреки хронологии, оказываются своеобразным «предисловием» к «Песне...» Жуковского: события «Трех пальм» словно предваряют трагедию, постигшую его героя. В 1826 в журн. «Славянин» (№ 11) появилось стих. П. Кудряшова «Влюбленный араб». Араб восхищается своим конем: «Он рвался, он мчался, он вихрем летал.../ Песок за летучим горою вставал!»...«Я мчался противу врагов разъяренных. / Удар топора и удар булавы / Ложились смертельной грозой на главы!». Но араб увидел красавицу-девушку и забыл о коне: «Как юная пальма, так дева стройна; / Волшебной красою пленяет она». Ориентация Кудряшова на Жуковского несомненна. Он подражателен и не претендует на самостоятельность. Однако не исключена возможность, что и его стих. отозвалось в балладе Л., обладавшего исключит. лит. памятью: ряд речевых оборотов и мотивов баллады (удар топора, образ юной и стройной пальмы и т.п.) ближе всего именно к мотивам стих. П. Кудряшова. Т. о., Л. завершает сложившийся в рус. лирике цикл условно-ориенталистич. стихов, у истоков к-рого стоит Жуковский. «Три пальмы» - последнее слово в почти 30-летнем поэтич. соревновании, в к-ром участвовали и классики, и поэт-дилетант. Подобное стремление завершить некую линию развития поэзии для Л. характерно. Балладу высоко оценил В. Г. Белинский: «Пластицизм и рельефность образов, выпуклость форм и яркий блеск восточных красок - сливают в этой пьесе поэзию с живописью» (IV, 534).

Караван. Илл. В. Д. Поленова. Черная акварель. 1891.

Стих. иллюстрировали более 20 художников, в т.ч. П. Бунин, М. А. Зичи, В. М. Конашевич, А. И. Константиновский, Д. И. Митрохин, А. А. Оя, В. Д. Поленов, И. Е. Репин, В. Я. Суреньянц, М. Я. Чемберс-Билибина, А. Г. Якимченко. Положили на музыку П. А. Маныкин-Невструев, В. М. Иванов-Корсунский; А. А. Спендиарову принадлежит симфонич. картина «Три пальмы». На муз. Спендиарова М. М. Фокин поставил балет «Семь дочерей горного короля» (1913), в основу к-рого положена идея стих. Л. Автограф неизв. Впервые - «ОЗ», 1839, № 8, отд. III, с. 168-170; датируется 1839 (1-я пол.) по «Стихотворениям» Л. (1840).

Лит.: Белинский , т. 4, с. 534-35; Чернышевский , т. 3, с. 110; Шевырев , с. 532; Майков В., Критич. опыты, СПБ, 1891, с. 257-58; Нейман (1), с. 107-09; Винокур Г. О. Критика поэтич. текста, М., 1927, с. 81-82; Вельтман С., Восток в худож. лит-ре, М. - Л., 1928, с. 148-49; Здобнов , с. 267; Из записной книжки, «Лит. критик», 1939, кн. 1, с. 187-88; Нейштадт , с. 198; Благой (1), с. 412-13; Эйхенбаум (7), с. 69 [то же, см. Эйхенбаум (12), с. 112-13]; Пейсахович (1), с. 455-56; Федоров (2), с. 121-22; Одинцов Г. Ф., Фарис в «Трех пальмах» М. Ю. Л., «Рус. речь», 1969, № 6, с. 94-96; Коровин (4), с. 94-96; Удодов (2), с. 197-99; Чичерин (1), с. 413; Маймин , с. 132-33; Назиров Р. Г., Реминисценция и парафраза в «Преступлении и наказании», в кн.: Достоевский. Материалы и исследования, т. 2, Л., 1976, с. 94-95; Найдич Э. Э., Избранное самим поэтом (О сборнике стих. Л. 1840 г.), «РЛ», 1976, № 3, с. 68-69; Потебня А. А., Из лекций по теории словесности, в его кн.: Эстетика и поэтика, М., 1976, с. 550-52; Жижина А. Д., Стих. М. Ю. Л. «Три пальмы», «Рус. речь», 1978, № 5.

В. Н. Турбин Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А. С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. - М.: Сов. Энцикл. , 1981

Смотреть что такое ""Три пальмы"" в других словарях:

    "Три пальмы" - ТРИ ПÁЛЬМЫ, о дноактный балет на муз. A. A. Спендиарова, сцен. и балетм. Е. Я. Чанга. 29.11.1964, Т р им. Спендиарова, худ. М. Аветисян, дирижёр A. M. Восканян; Три пальмы – Дж. А. Калантян, А. Г. Марикян, Л. И. Митяй, Ручей – В. Ш.… … Балет. Энциклопедия

    ПЕРЕВОДЫ И ИЗУЧЕНИЕ ЛЕРМОНТОВА В ЛИТЕРАТУРАХ НАРОДОВ СССР. Связи творчества Л. с лит рами народов СССР многочисленны и многообразны, они по разному претворялись и осуществлялись в отдельных лит рах, возникали в разное время в зависимости от… … Лермонтовская энциклопедия

    МУЗЫКА и Лермонтов. Музыка в жизни и творчестве Л. Первыми муз. впечатлениями Л. обязан матери. В 1830 он писал: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал; ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы… … Лермонтовская энциклопедия

    ПЕРЕВОДЫ И ИЗУЧЕНИЕ ЛЕРМОНТОВА ЗА РУБЕЖОМ. Степень известности Л. в той или иной стране во многом зависит от интенсивности культурных связей этой страны с Россией в прошлом, а затем с СССР. Наибольшую популярность его стихи и проза приобрели во… … Лермонтовская энциклопедия

    РУССКИЕ ЛАКИ и наследие Лермонтова. Творчество Л. нашло истолкование преим. в одном из видов нар. декоративно прикладного иск ва живописных миниатюрах, исполненных на изделиях из папье маше (покрытых черным лаком) мастерами нар. худож. промыслов… … Лермонтовская энциклопедия

    ИЛЛЮСТРИРОВАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Лермонтова. При жизни поэта его произв. не иллюстрировались. Исключение составляют 3 авт. иллюстрации, сохранившиеся в рукописях: фронтиспис к поэме «Кавказский пленник» (гуашь, 1828), обложка поэмы «Черкесы» (перо,… … Лермонтовская энциклопедия

    Русский композитор (род. в 1871 г.), ученик Н. Кленовского и Римского Корсакова. Главные его произведения: квартет на слова Пушкина "Птичка Божия", менуэт "Berceuse", концертная увертюра для оркестра, квартет на слова… … Большая биографическая энциклопедия

    - (1871 1928), сов. композитор и дирижер. В 1895 написал романс на стихи Л.: «Они любили друг друга» (вошел в его сб.: Четыре романса для голоса с сопровождением фп., СПБ, 1899), в 1901 романс «Ветка Палестины» для вокального квартета с… … Лермонтовская энциклопедия

Стихотворение «Три пальмы».

Восприятие, толкование, оценка

Стихотворение «Три пальмы» было написано М.Ю. Лермон­товым в 1839 году. В том же году оно было опубликовано в жур­нале «Отечественные записки». Тематически произведение свя­зано с такими стихотворениями, как «Песнь араба над моги­лою коня» В.А. Жуковского, «Подражания Корану» А.С. Пуш­кина. Однако произведение Лермонтова в определенной степени полемично по отношению к творениям его предше­ственников.

Мы можем отнести стихотворение к философской лирике, с элементами пейзажа. Стиль его — романтический, жанр обо­значен самим автором в подзаголовке — «восточное сказание». Исследователи отмечали также черты жанра баллады в этом про­изведении — драматизм сюжета при общем лаконизме стиля, небольшой объем стихотворения, наличие пейзажа в зачине и в концовке, лиризм и музыкальность произведения, наличие тра­гически неразрешимого.

Композиционно мы можем выделить в стихотворении три части. Первая часть — это зачин, описание чудного оазиса в пустыне: «три гордые пальмы» с роскошными, сочными листь­ями, студеный ручей. Вторая часть включает в себя завязку, раз­витие сюжета, кульминацию и развязку. «Гордые пальмы» не­довольны своей участью, они стали роптать на Бога и собствен­ную судьбу:

«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?

Без пользы в пустыне росли и цвели мы,

Колеблемы вихрем и зноем палимы,

Ничей благосклонный не радуя взор?..

Не прав твой, о небо, святой приговор!»

Однако роптать на судьбу, по мысли поэта, нельзя. Пальмы получили то, чего так жаждала их душа: к ним пришел «веселый» караван. Природа предстает здесь доброй и гостеприимной по отношению к людям:

Приветствуют пальмы нежданных гостей,

И щедро поит их студеный ручей.

Люди же оказываются жестоки и бессердечны по отношению к «питомцам столетий». Не замечая красоты мощных, сильных деревьев, они демонстрируют свое утилитарное, прагматичное отношение к природе:

Но только что сумрак на землю упал,

По корням упругим топор застучал,

И пали без жизни питомцы столетий!

Одежду их сорвали малые дети,

Изрублены были тела их потом,

И медленно жгли их до утра огнем.

Поэт здесь воспринимает природу как живое существо. Кар­тина гибели пальм страшна, ужасна. Мир природы и мир циви­лизации трагически противопоставлены у Лермонтова. Третья часть стихотворения резко контрастирует с первой:

И ныне все дико и пусто кругом —

Не шепчутся листья с гремучим ключом:

Напрасно пророка о тени он просит — Его лишь песок раскаленный заносит Да коршун хохлатый, степной нелюдим,

Добычу терзает и щиплет над ним.

В финале стихотворения мы вновь возвращаемся в то место, где росли «три гордые пальмы», где бьет тот же студеный родник. Таким образом, мы имеем кольцевую композицию, первая и тре­тья части в которой антитетичны.

Стихотворение имеет разнообразные трактовки в литерату­роведении. Общепринятым является анализ произведения как аллегорической философской притчи, смыслом которой явля­ется расплата человека за ропот на Бога, на собственную судьбу. Цена этой гордыни, по мысли Лермонтова, — собственная душа.

Другая трактовка связывает образ трех прекрасных пальм с мотивом загубленной красоты. Та же тематика присутствует у М.Ю. Лермонтова в стихотворении «Спор», в балладе «Морская царевна». По мысли поэта, красота в «Трех пальмах» погублена именно потому, что стремилась соединиться с пользой. Однако это в принципе невозможно, недостижимо.

Также исследователи отмечали религиозно-христианскую символику данного стихотворения. Так, безмятежный, идилли­ческий пейзаж в начале стихотворения напоминает нам о рай­ском саде Эдеме (согласно легенде, он находился на месте ара­вийской пустыни). Ропот пальм на собственную участь — не что иное, как грех. Расплата за грех — хаос, внесенный в мир покоя и гармонии. Соприкосновение трех прекрасных пальм с людьми — это проникновение нечистой силы, бесов во внут­ренний мир человека, который заканчивается гибелью его души.

Стихотворение написано четырехстопным амфибрахием. Поэт использует различные средства художественной вырази­тельности: эпитеты («три гордые пальмы», «роскошные лис­тья», «звучный ручей»), олицетворение («Приветствуют паль­мы нежданных гостей»), анафору и сравнение («И конь на дыбы подымался порой, И прыгал, как барс, пораженный стрелой,

Читая стихотворение М. Ю. Лермонтова «Три пальмы», невольно задумываешься: а много ли пользы миру принес я или, может, я принадлежу к людям, желающим погреться у костра чужой беды? Лермонтов создавал настоящие шедевры. Например, его пейзажная лирика. Как ярко умел он передать красоту природы во всех ее красках, со всеми ее настроениями! Многие произведения поэта наполнены грустью, трагичностью, и причину этой трагедии автор видел в несправедливом устройстве мира. Примером может служить его стихотворение «Три пальмы».
Стихотворение «Три пальмы» удивляет своей красочностью и силой. Большое впечатление произвело оно и на выдающегося русского критика В. Г. Белинского. «Какая образность! - так все и видишь перед собою, а увидев раз, никогда уж не забудешь! Дивная картина - так и блестит все яркостию восточных красок! Какая живописность, музыкальность, сила и крепость в каждом стихе...», - писал он.
В Сирии это стихотворение Лермонтова переведено на арабский язык, и дети в школах учат его наизусть.

Действие происходит на фоне прекрасной восточной природы.

Три пальмы
(Восточное сказание)

В песчаных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков.
И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.
И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор?..
Не прав твой, о небо, святой приговор!»........

Перекличка образов представляет собой один из стимулов, двигателей литературного процесса. «Каждая эпоха по-своему переакцентирует произведения ближайшего прошлого, – писал М.М. Бахтин. – Историческая жизнь классических произведений есть, в сущности, непрерывный процесс их социально-идеологической переакцентуации. Благодаря заложенный в них потенциальным возможностям, они в каждую эпоху на новом диалогизирующем их фоне способны раскрывать все новые и новые смысловые моменты, их смысловой состав буквально продолжает расти, создаваться далее... Новые образы в литературе очень часто создаются путем перакцентуации старых, путем перевода из одного акцентного регистра в другой». .

Одним из ярких примеров в этом отношении является перекличка заключительной баллады из циклa А.С.Пушкина «Подражания Корану» и стихотворения «Три пальмы» .Ю.Лермонтова.

Тематическое и ритмическое сходство этих стихотворений отмечал еще А.А. Потебня . Именно это внешнее сходство позволяет с наибольшей наглядностью показать различия в точках зрения, в способах организации подтекста, в стиле и художественном методе поэтов.
Цикл «Подражания Корану» обычно рассматривают как классический образец пушкинского протеизма – удивительной способности великого поэта к перевоплощению, реалистической и достоверной передаче мировоззрения и мировосприятия людей иной культуры, иного времени. Действительно, отталкиваясь в своих стихотворениях от сюжетных отдельных глав Корана, Пушкин с необыкновенной выразительностью передает напряженную страстную атмосферу мусульманского Востока.

«Подражания Корану» выдержаны в предельно серьезном тоне, грозно звучат откровения пророка, от правоверных требуется полный отказ личной воли, безусловное и нерассуждающее повиновение Аллаху.
Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.
И вcе пред бога притекут
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.

Вместе с тем стихотворения цикла «подражаниями» можно назвать лишь условно. Поэт сам подчеркивает эту условность, сопровождая текст стихотворений ироническими примечаниями. Так, например, к названию цикла относится такое примечание: «Нечестивые, – пишет Магомет (глава «Награды»), – думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен». Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо, но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом». Пятое стихотворение цикла начинает строфа:
Земля недвижна; неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.

Комментарий Пушкина к этой строфе: «Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!»
Примечания Пушкина играют немалую роль в создании смысловой) перспективы, благодаря им читатель настраивается на нелинейное многоплановое восприятие текста, однако всю глубину подтекста позволяет раскрыть лишь конкретный стилистический анализ языковой формы. Последняя баллада цикла отличается сложной образно-оценочной структурой и композицией и является, в известном отношении, ключевой для понимания идеи «Подражаний Корану». Приведем ее текст:

И путник усталый на Бога роптал:
Он жаждой томился и тени алкал,
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадежной водил он вокруг,
И кладязь под пальмою видит он вдруг.


Горевшие тяжко язык и зеницы.
И лег, и заснул он близ верной ослицы –
И многие годы над ним протекли

Настал пробужденья для путника час;
Встает он и слышит неведомый глас:
«Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»
И он отвечает: уж солнце высоко
На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.
Но голос: «О путник, ты долее спал;
Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладязь холодный
Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесенной песками степей;
И кости белеют ослицы твоей».

Рыдая, дрожащей главою поник…
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой. .
И ветхие кости ослицы встают,
И телом оделись, и рев издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Святые восторги наполнили грудь:
И с Богом он дале пускается в путь.

Баллада представляет собой свободное развитие нескольких строк из текста Корана, которые говорят о всемогуществе Аллаха, о его способности воскрешать мертвых. Пушкин, на первый взгляд, полностью сохраняет пафос религиозного поучения, более того, усиливает его, разворачивая перед нами конкретные образы, наглядно иллюстрирующие всемогущество Аллаха. Однако иллюстративность образов, созданных Пушкиным, только кажущаяся, они приобретают в стихотворении самостоятельное значение, амбивалентный, многоплановый, подтекстный смысл.
Прежде всего совершенно не согласуется с мироощущением мусульманина мотив протеста, ропота на Бога (ислам – в переводе с арабского означает «предавание себя Аллаху, покорность»). Не соответствует этому мироощущению и описание реакции путника на его превращение в старца:

И горем объятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник...

В этих строках нет смирения, нет самоотрешенной покорности Аллаху. Напротив, безысходное горе путника говорит о его любви к жизни, кo всему земному, несмотря на все страдания, связанные с человеческим бытием.

Следует сказать, что параллельно с отрицанием ценности земной жизни, в тексте стихотворения развивается прямо противоположная тема жизнеутверждения. И если первая тема получает свое выражение в поверхностном сюжетном слое баллады, то вторая воплощается благодаря своеобразному внутреннему развитию словесно-образной системы стихотворения. Именно столкновение внешнего и внутреннего плана создает неповторимую художественную гармонию.

Стержнем речевой композиции баллады является противопоставление жизни и смерти. Два противоположных ряда чувств: отчаяние и надежда, горе и радость – сталкиваясь, создают внутреннее напряжение, обеспечивают динамизм и экспрессивность повествования. Отметим также противопоставление образов пустыни и оазиса, зноя и свежести, прохлады.

Ярким примером столкновения контрастных семантических рядов является фраза: «И ветхие кости ослицы встают. И телом оделись, и рев издают». Ненормативность, алогичность сочетания слов в этом предложении способствует подчеркиванию необычности происходящего, созданию эффекта «обманутого ожидания». Пушкин воссоздает библейскую атмосферу чуда, мистического потрясения. Здесь, несомненно, присутствует момент межтекстовой переклички с книгой пророка Иезекииля, где разворачивается апокалиптическая картина восстания костей, облекающихся плотью:

«И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! Слушайте слово Господне!»…
…Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею.
И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху…, и они ожили и стали на ноги свои – весьма великое полчище» [Иез.37. 4,7,8,10].

Смысловые контрасты в балладе Пушкина поддерживаются контрастами в звуковой организации отдельных строк Так, например, выразительность описания засохшего «кладязя» создается также и при помощи аллитерации, концентрации слов, имеющих в своем составе свистящие [с-з]:
кладяЗь холодный

ИССяк и ЗаСохнул в пуСтыне беЗводной,
Давно ЗанеСенный пеСками Степей

Описание воскрешения пальмы и колодца выдержано в ином звуковом ключе, здесь преобладают сонорные:

Вновь зыблется пальма тенистой главой
Вновь кладязь наполнен прохладой и мглой.

Концентрация в этих строках сонорных, обладающих, как известно, большей силой звучания по сравнению с другими согласными, способствует созданию благозвучия и служит в конечном счете для передачи впечатления эмоционального подъема, испытываемого путником, чувства радости и пафоса жизнеутверждения.
Как выразительный стилистический прием можно отметить употребление союза «и». Наряду с функцией соединения частей предложения в начале строк, он – выполняет также и функцию усилительной частицы, служит целям стилизации. Соотносительность первой и заключительной строк подчеркивается также с помощью этого союза:

И путник усталый на Бога роптал;
…И с Богом он дале пускается в путь.

Эти строки создают своеобразную рамку стихотворения, которое начинается с мотива пути и этим же мотивом заканчивается. О композиционной роли этого союза говорит также концентрация строк, начинающихся с И в начальных и заключительных двух строфах. В центральных же строфах только две строки начинаются с данного союза.

Пафос жизнеутверждения определяет своеобразный пульсирующий ритм развития образно-смысловых рядов в стихотворении: безнадежная тоска, усталость сменяется отрадным отдыхом в тени пальмы, нo отдых оборачивается не наградой, а наказанием, картины жизни сменяют картины разрушения и смерти, и отчаяние, которое опять испытывает путник, превосходит по силе его первоначальную тоску, достигая крайнего предела. И вновь неожиданный поворот: воскрешение мертвой ослицы, возвращение молодости, радость и «святые восторги» путника.
Особенно замечательна трансформация в эмоционально-оценочной окраске ключевых образов.

Отрадный оазис, к которому «устремил свой бег» путник, таит себе смертельную ловушку, и совершенно иначе в этом свете воспринимается тяжелый и суровый путь в пустыне, в котором угадывается высшее предназначение жизни путника. Элементарные поверхностные смысловые связи: пустыня – смерть, оазис – жизнь – оказываются осложненными глубинными полярно противоположными в оценочном плане ассоциациями: пустыня связана с жизнью – путник приходит из нее и возвращается к ней и, напротив, в оазисе подстерегает путника старость и смерть.
Итак, стилизованный внешний строй повествования в стихотворении о путнике в пустыне, как и во всем цикле «Подражаний Корану», оказывается тесно связанным с иным, подтекстным оценочно-смысловым строем. Мотивы фатализма, отказа от жизни, как это ни парадоксально, оказываются поводом и средством для выражения противоположного по смыслу тезиса о безусловной и самостоятельной ценности жизни и свободе воли человека, что наиболее ярко проявилось в последней балладе цикла, в которой проблема выбора пути, мотивы жизнеутверждения в конечном счете являются ведущими, определяющими всю образно-стилистическую систему стихотворения.

Контраст, внутреннее противоречие определяет также лирический пафос и речевую композицию стихотворения М.Ю. Лермонтова «Три пальмы», которое часто соотносят с пушкинской балладой о путнике. Исследователи указывают на тождественность стихотворного размера, а также на тематическую и жанровую общность баллад Пушкина и Лермонтова. Оба стихотворения несут черты иносказания и стилизованы в духе назидательной притчи. Перекликаются отдельные мотивы, образы, эпитеты. Бросается в глаза лексико-тематическая близость ключевых строк стихотворений.

Пушкин: И путник усталый на Бога роптал...
Лермонтов: И стали три пальмы на Бога роптать...

Соотносительны даже целые строфы стихотворений:

И к пальме пустынной он бег устремил,
И жадно холодной струей освежил
Горевшие тяжко язык и зеницы,
И лег, и заснул он близ верной ослицы.
И многие годы над ними прошли
По воле владыки небес и земли.

Лермонтов:

И многие годы неслышно прошли,
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой.

На фоне черт сходства становятся более выпуклыми различия. Так, стихотворение Лермонтова почти в два раза больше стихотворения Пушкина. Но дело не только в количественных отличиях. Гораздо важнее отличия в самом принципе изображения и оценки материала, для баллады Лермонтова характерно необыкновенное богатство синонимов и эпитетов. Приведем для примера языковые средства, создающие образ живительного ключа: «родник» – «холодная волна» – «влага студеная» – «звучный ручей» – «вода» – «студеный ручей» – «гремучий ключ». Всему этому разнообразию у Пушкина соответствует лишь одно словосочетание: «кладязь холодный». Выразительное описание оазиса у Лермонтова дополняет живописная картина каравана, насыщенная эпитетами: «пестрели.вьюки», «узорные полы походных ковров», «смуглые ручки», «черные очи», «белой одежды» «красивые складки», «веселый стан» и т.п.

Изобразительностью и экспрессивностью отличаются сравнения Лермонтова:

И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок;

И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой.

Разнообразна в стихотворении и лексика, передающая звучание. отметим в этой связи деепричастия «журча», «шумя», «звуча».

Скупость стилистических средств, лаконизм и обобщенность речи в стихотворении Пушкина контрастируют с красочностью и богатством изобразительно-выразительных средств у Лермонтова. Следует здесь указать, что тропы у Пушкина вообще редко выступают в роли ведущих стилистических средств, и экспрессивный эффект в его стихотворениях нередко создается путем мастерского использования стилистически окрашенной лексики. Так, например, в рассматриваемой балладе Пушкина большую роль играют; старославянизмы: «алкал», «тягчимые очи», «кладязь», «зеницы», «глас», «восстал», «истлел», «объятый», «глава», «младость», «доле» и т.п.

Что касается стихотворения Лермонтова, то оно в основном выдержано в нейтральном ключе, славянизмы «очи», «глава», «питомцы столетий» и др лишены архаической высокой окраски и выступают в роли поэтических слов с умеренно-книжной экспрессией. Отметим здесь случай использования разговорного слова.
МОТАЯСЬ висели меж твердых горбов Узорные полы походных шатров.

За внешними различиями баллад Пушкина и Лермонтова в языковой форме стоят глубокие внутренние различия в мировидении поэтов. Выяснить суть этих различий позволяет анализ подтекста стихотворения Лермонтова.

В основе его, как и у Пушкина, лежит аффективное, эмоционально-оценочное противоречие. Сюжет баллады внешне построен по законам иносказания, религиозной притчи: пальмы роптали на Бога и наказаны за это. Но параллельно внешнему повествовательному слою в подтексте развивается и мысль о несправедливой жестокости наказания: пальмы в благородно-идеальном порыве мечтают о том, чтобы приносить пользу людям.

Появление людей нарушает покой и гармонию, которыми дышали первые строки стихотворения. Впечатление хаотичности, лишенной осмысленности, одухотворенности, создают выражения: «звонков раздавались нестройные звуки», «пестрели вьюки», «прыгал...», «бросал и ловил...», «с криком и свистом неслись по песку», «подходит, шумя караван».

Важную роль в образно-стилистической системе стихотворения играет олицетворение, которое создается при помощи перифразы, ряда эпитетов и метафор:

И гордо, кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей...
И пали без жизни питомцы столетий.
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом
И медленно жгли их до утра огнем.

Уничтожение пальм описывается поэтом как преступление, как убийство. Впечатление уничтоженной, разрушенной гармонии передается здесь не только лексическими, но и ритмическими средствами. (Ср. вообще нехарактерное для Лермонтова отступление от стихотворного размера в строке «Одежду их сорвали малые дети»).

Последние строфы противопоставлены началу стихотворения. Картина жизни и гармонии сменяется картиной разрушения, дичи и пустоты. Сравните:
I:
В печальных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков…

II:
….И ныне все дико и пусто кругом
Не шепчутся листья с гремучим ключам:
Напрасно пророка о тени он просит,
Его лишь песок раскаленный заносит,
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.

Как видим, стихотворение заканчивается на ноте безвыходной, близкой к отчаянию. Этим оно резко отличается от баллады Пушкина с ее жизнеутверждающим пафосом. Есть основания предположить, что повторение пушкинского размера Лермонтовым, а также некоторые образные параллели носят преднамеренный характер. Но с какой целью Лермонтов вызывает в сознании читателя ассоциации со стихотворением Пушкина?

Б.И. Эйхенбаум писал о «Трех пальмах»: «Стихотворение кажется возражением Пушкину .

Для Лермонтова неприемлема пушкинская гармония, мирный финал трагической темы для него немыслим.

В стихотворении «Три пальмы» в полной мере нашло свое отражение мироощущение Лермонтова-романтика, который не верил в возможность преодоления пропасти между идеалом и действительностью, для которого противоречие между личностью и миром было неразрешимо.

Принципиально различен подход Пушкина и Лермонтова к религиозной теме. В «Подражаниях Корану» преобладает эстетическое отношение к религиозным мотивам. Пушкина привлекает в Коране и Библии прежде всего «сильное и поэтическое» изложение.

В «Трех пальмах» же проявляется предельно серьезное отношение к религиозной теме. Это стихотворение выглядит как вопрос, обращенный к Богу. И вопрос этот по своему характеру сродни вопросам Иова: «Кто в вихре разит меня и умножает безвинно мои раны, не дает мне перевести духа, но насыщает меня горестями?..Кругом разорил меня, и я отхожу; и, как дерево, Он исторг надежду мою…» [Иов. 9.18,19; 19.10]. Диалог с Богом составляет главное содержание лермонтовского творчества. «Когда я сомневаюсь. Есть ли что-нибудь, кроме здешней жизни, мне стоит вспомнить Лермонтова, чтобы убедиться, что есть – замечает Д.С.Мережковский – Иначе в жизни и творчестве его все непонятно – почему, зачем, куда, откуда, главное – куда?» .

В советском литературоведении Лермонтова было принято рассматривать как сторонника идеи Кальвина, видевшего в Боге источник мирового зла. Именно под этим углом зрения трактовался смысл знаменитой лермонтовской «Благодарности». Но нельзя не учитывать того факта, что это произведение также носит ответный характер: оно появилась как реакция на стихотворение В.И. Красова «Молитва», которое начиналось словами: «Благодарю, Творец, за все благодарю…». Лермонтов восстает в своем стихотворении не против Бога, но против «теплохладности», внутренней успокоенности, поиска в религии источника душевного комфорта. Как ни одному из поэтов Лермонтову удалось передать всю глубину трагедии богооставленности, того состояния человечества, в котором оно оказалось в результате грехопадения. Потеря Рая, возможности богообщения переживается поэтом как величайшая мука и боль. Лермонтов не принимает эстетическую игру Пушкина с религиозной темой. Именно этим определяется внутренний полемический пафос «Трех пальм».
Примечания
1. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М., 1975, с.231-232.
2. См.: Потебня А.А. Эстетика и поэтика. – М.: Искусство, 1976, с.401, 550-552.
3. Пушкин А.С..Поли.собр.соч. в 10-ти томах. Т.2.– М.: Изд-во АН СССР, 1963, с.213.На основании данных иронических замечаний не следует делать поспешных выводов об антирелигиозной позиции А.С.Пушкина, хотя в них, без сомнениях отразились впечатления от «уроков чистого афеизма», которые поэт «брал»,по его словам, у одного глухого англичанина – философа в мае 1824 года в Одессе. «Подражания Корану» были написаны в ноябре 1924 года в Михайловском. Но именно здесь, в Михайловском, всего через год будет написан «Пророк», одно из величайших произведений русской духовной лирики.
4. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. – Л.: Художественная литература, 1969, с.112..
5. Мережковский Д.С. М.Ю.Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // Д.С.Мережковский В тихом омуте. – М.:Советский писатель, с.396.

Личность Михаила Лермонтова загадочна, а творчество его настолько глубоко и содержательно, что кажется, словно эти произведения созданы очень зрелым, умудренным годами человеком.

В то время, когда написал М. Ю. Лермонтов «Три пальмы», ему было лишь двадцать четыре года. Но произведение это является не только блестящим образцом пейзажной лирики, здесь поэт являет себя как замечательный повествователь и мыслитель. Попробуем доказать это, используя применимые к стихотворению приемы литературоведческого анализа и пересказав его краткое содержание.

«Три пальмы»

Лермонтов напряженно размышлял над главными вопросами человеческой жизни, о силе страстей и мощи духа. Своим ярким динамичным повествованием, будь то лирика или проза, поэт вовлекал читателя в орбиту своих дум. Оттого мы и не остаемся равнодушными к его героям и событиям, описанным в произведениях мастера. Это в полной мере относится и к стихотворению, которое иногда именуют балладой «Три пальмы».

Каков же подтекст?

Чем и кем являются в одноименной балладе, которую создал М. Ю. Лермонтов, три пальмы? Конечно же, это не просто три стройных дерева, растущих среди пустыни. Они являются и олицетворением людских страданий и исканий, и аллегорией непокорного духа, и символом трагических противоречий этого мира. Произведение многослойно. Снимая слой за слоем, мы подойдем к сокровенной идее автора.

Поместил в своем «восточном сказании» в оазис, где из земли пробивается родник. Первая строфа баллады посвящена этой пейзажной зарисовке. В этом крошечном живом мирке посреди бесплодной и знойной пустыни существует своеобразная идиллия, построенная на гармонии: родник питает и освежает корни трех вознесшихся к небу деревьев, а густая листва, в свою очередь, укрывает слабенький источник от палящих солнечных лучей и раскаленного ветра. Идут годы, и ничего не меняется. Внезапно пальмы начинают роптать, высказывать недовольство тем, что будто бы их жизнь никчемна и скучна. Тотчас вдали появляется многоголосый караван, люди с криками и смехом приближаются к оазису, достигнув его, они беззастенчиво пользуются всеми благами, которые припасла для них природа: вдоволь насыщаются водой, рубят пальмы, чтобы развести костер, а на рассвете покидают место, продолжая свой путь. Потом ветер развеет пепел сожженных пальм, а незащищенный родник высохнет под нестерпимо горячими солнечными лучами. Таково краткое содержание.

Три пальмы как символ бунта против Божественной воли

Не случайно с первых строк Лермонтов присваивает им эпитет «гордые». С библейской точки зрения гордость, гордыня - это тяжкий порок и грех. Действительно, пальмы не удовольствовались той благой участью, которую определил им Бог, они возмутились: нет никого, кто мог бы оценить их красоту и величие, стало быть, жизнь проходит зря! Бог направил события по иному пути, который обернулся для пальм гибелью. Трагизм ситуации не скрывает даже и тот пересказ баллады, который умещается в краткое содержание. Лермонтов уподобил трехчастному человеческому существу, состоящему из тела, души и духа, в котором взбунтовались все три части, потому и не осталось от оазиса (прообраза гармоничного человека) даже следа, и лишь нелюдимый коршун иногда убивает и терзает свою добычу в том месте, что было предназначено для торжества жизни.

Экологический пафос стихотворения «Три пальмы»

Главные герои произведения оказались в фатальной оппозиции: деревья гостеприимно приняли своих гостей, намереваясь не только покрасоваться, но и одарить тем, что имеют. Оазис даровал людям отдых, свежесть, влагу, кров среди дикой пустыни. Но наступил вечер, люди замерзли и изрубили пальмы на дрова, чтобы согреться. Они поступили естественно, но неблагодарно и бездумно, погубили то, что следовало сберечь. Этот вопрос актуален не только потому, что сегодня люди нередко поступают так же. Экологическая проблема тесно связана с проблемой нравственной. Варварские действия караванщиков являются косвенным следствием ропота пальм перед Богом: поэт показывает, что происходит, когда вздорное своеволие нарушает первозданный порядок вещей.

Художественные приемы

Сюжет баллады очень динамичен, он интригует читателя, как занимательный рассказ. «Три пальмы» вообще очень изящное с точки зрения формы стихотворное произведение. Обратим внимание на то, какие эпитеты выбирает автор, чтобы подчеркнуть конфликт баллады. Высокие пальмы предстают перед нами в роскоши густых сочных листьев, ручей - звучен, прохладен и щедр, а веселый караван весь пестрит разноцветьем одежд, вьюков, шатров, блеском глаз. Автор умело создает напряжение тревоги по мере приближения путников к оазису, где их благосклонно встретят три пальмы. Анализ речевого строя стиха подчеркивает это ощущение, в описании каравана доминируют глаголы и существительные. Песок «крутился столбом», полы шатров «висели, мотаясь», араб «горячил» коня, который «подымался на дыбы и прыгал как барс», складки одежд «вились в беспорядке», и юноша «с криком и свистом» бросал и ловил на лету копье. Мир и покой райского уголка безнадежно разрушен.

Рассказ об убийстве

Используя олицетворение, Лермонтов превращает зарисовку стоянки путников в такой драматичный рассказ о чувствах и гибели, что сжимается сердце. Пальмы с самого начала предстают перед нами, как живые существа. Они, словно люди, ропщут, замолкают, потом благосклонно приветствуют пришельцев, кивая «махровыми головами», а когда по их корням застучали топоры, они падают без жизни. Стволы автор уподобляет изрубленным телам, подвергшимся пытке медленного сожжения, а листву - одежде, которую сорвали и растащили малые дети. После этого перед нами возникает безжизненная и статичная картина смерти и запустения.

Звукопись стиха

Аллитерации и интонационные акценты поражают точностью. Паузы, вопросы, восклицания, смущение и раздумье, переданные многоточием, позволяют увидеть и услышать происходящее, эмоционально его пережить. Обилие согласуется с повествованием о безмятежной жизни пальм, а появление шипящих звуков предвещает вторжение дисгармонии, которая вот-вот наступит. Стихотворение написано трехстопным амфибрахием, что по размеренности соответствует заявленному автором жанру - «восточное сказание» или, иначе, притча.

В заключение

Таковы некоторые штрихи анализа данного произведения, основные выводы и краткое содержание. «Три пальмы» Лермонтов, без сомнения, посвятил и своей любимой теме одиночества и неудовлетворенности души, жаждущей чего-то более значительного, что окружает ее в обыденной жизни. Вот потому-то и рождается в нашем сердце яркое ощущение того, что автор не согласен с Божьим приговором, хотя и понимает его закономерность и справедливость.