Остров крым аксенов анализ произведения. «Остров Крым

"Роман Василия Аксенова "Остров Крым" - не о вымышленном острове, а о сегодняшней России, о двойственности жизни в "постперестроечную" эпоху. О нас, которые постепенно забывают советскую действительность и кому она кажется чем-то вроде альтернативной фантастики.
Да. СССР давно нет. И Василий Аксенов вернулся из эмиграции. И тоталитарная идеология приказала долго жить вместе с идеологами. А роман до сих пор читается на ура. В чем секрет? В неожиданной современности романа, который был издан почти тридцать лет назад, в легком языке, в юморе и живом действии.
В жизни острова Крым ты до сих пор пытаешься найти суть дня сегодняшнего, при помощи "Острова Крым" заглянуть в собственное будущее".

Рекламная аннотация к изданию 2008 года, одновременно завлекающая и как бы извиняющаяся (мол, ну да, устарела книжка-то, но ведь хорошая!), сегодня, спустя всего шесть лет, звучит издевательски. В том же 2008 году русские напали на Грузию, отхватив от нее два куска - цивилизованное человечество поморщилось и только, хотя было очевидно, что православно-фашистские имперские амбиции эдакой малостью не удовлетворить. Сейчас наморщились и насупились посурьезнее, но дальше гримас опять дело не идет. А значит, будущее по "Острову Крыму" предсказать гораздо легче, чем думалось еще пять-шесть лет назад. Сам "Остров Крым" Аксенова читается уже не как сатирическая антиутопия, а как публицистический памфлет. При том что в отличие от современной русскоязычной беллетризованной публицистики любого качества (от Пелевина и Сорокина до Быкова) книга Аксенова - роман в полном смысле слова, и в полном смысле слова художественная проза. В том числе и в самом наивном, прикладном аспектке. Пелевин и Быков предлагают некие объяснительные модели социально-исторической реальности, для них сюжет и персонажи - функциональны и фиктивны. Персонажи Василия Аксенова, в том числе второстепенные, эпизодические - не фикция и ни функция, а полноценные характеры в классическом понимании этой категории. И сюжет - не для отвода глаз, Аксенов рассказывает увлекательную историю авантюрно-приключенческого склада, герои которой - заслуживающие внимания лица, а не виртуальные безликие покемоны. То, что вихрь событий, вовлекающий эти лица в сюжет, обусловлен определенными условиями, в том числе историческими, политическими - вопрос второй. Хотя что греха таить, конечно, нынче в первую очередь волей-неволей приходится обращать внимание на этот аспект повествования. И тем не менее, читая "Остров Крым" даже сейчас, когда в очередной раз "кафка сделался былью" и отмечая где-то прозорливость, а где-то и ограниченность взгляда наблюдательного советского диссидента, смотрящего не только вокруг, но и вперед, невозможно отделаться от простейшего, примитивного увлечения описанными событиями: что же будет с героями дальше? (А ничего хорошего не будет). Все-таки интонационным лейтмотивом книги становится не умозрительная идея, а строчка из джазовой песенки:
Gonna make a sentimetal journe
To renew old memory

Формула "остров Крым", которая нынче используется под разными соусами, но в качестве метафоры, в сюжетном контексте аксеновского романа имеет буквальный смысл, то есть действие происходит в основном именно на острове, и допущение, что Крым не связан с материком, становится отправным для фабулы книги. Благодаря тому, что Крым со всех сторон окружен морем, красноармейцам в 1920-м году не удалось его захватить, молодой английский офицер начал стрелять по льду, который провалился под наступающими, и Крым остался во власти Белой Гвардии, сохранился как осколок "старой России", несмотря на все усилия советской "метрополии". Однако шли годы, и "старая Россия", живя своей жизнью, как и "новая", тоже менялась. Не признавая суверенитет острова, Хрущев тем не менее заключил некое соглашение - и началось "мирное сосу-сосу". Крым, именуемый "временной базой эвакуации", к середине 1970-х годов, к которым привязано повествование, добился невероятного, особенно на фоне совкового упадка, экономического процветания, имея свою индустрию (в том числе нефтедобывающую), свою валюту, и даже свою государственность, с многопартийной системой, Думой, армией и т.д., хотя формально "врэвакуанты" гражданами самостоятельной страны себя не считают, как не считают Крым государством и в Москве, эвфемистически именуя отколовшийся анклав "зоной Восточного Средиземноморья".

Столица Острова Крыма, или просто ОК - город Симферополь, или просто Симфи. В этом мегаполисе небоскребов и эстакад живет в собственной башне, возвышающейся над городом, герой романа Андрей Лучников, главный редактор газеты "Русский курьер", средних лет успешный бизнесмен, плейбой и автогонщик, потомственный аристократ, в молодости отправившийся добровольцем в Будапешт противостоять русскому вторжению, а к зрелости ставший создателем и пропагандистом ИОС - "идеи общей судьбы". Идея, которую Лучников с помощью своей газеты и при поддержке бывших одноклассников-единомышленников продвигает в массы и на острове ОК, и по всему миру, заключается в том, что Крым, пусть и островной, пусть капиталистический, демократический и процветающий, все же является неотъемлемой частью России. И подзажравшиеся на капиталистическо-демократических харчах островитяне должны влиться в ряды граждан своей родины, разделив ее судьбу - пускай судьба и не слишком завидна. Поначалу не все разделяют взгляды Лучникова, среди реакционеров из монархического объединения "волчья сотня" даже возникает заговор с целью убийства Андрея, хотя во главе заговорщиков стоит опять же бывший одноклассник героя Игнатьев-Игнатьев, которого, впрочем, вдохновляют на предполагаемое покушение мотивы скорее личной мести, а также подавленного еще со школы и неразделенного гомосексуального влечения. Но помимо монархистов на острове ОК присутствуют и другие политические течения - от либералов-кадетов старого закала до местных националистов "яки", считающих, что за годы самостоятельной жизни на острове сформировалась новая нация, и остров принадлежит ей, а не русским. Но постепенно все идейные и политические силы острова вовлекаются в ИОС и ратуют за СОС: и монархисты из "Волчьей сотни", и бахчисарайский "ханский двор" от имени всех крымских мусульман - почему-то "красные нефтяники" только против (ориентированы на европейских "левых", на "еврокоммунизм", вероятно - к ним и переходит ультрареакционер Игнатьев-Игнатьев, зацикленный лишь на личной мести Лучникову).

К либералам старой формации относится отец героя, Арсений Лучников. Ветеран белого движения, проживающий в роскошном поместье Каховка (названного так в честь известной советской песни, почему-то отозвавшейся в сердце офицера-белогвардейца). К националистам "яки" (термин происходит от соединения "якши" и "окей", хотя лично мне из островного сленга больше всего нравится "водкатини") - сын, Антон Лучников, взявший себе более подходящее яки имя Тон Луч. Пока отец занят политикой и погоней за плотскими удовольствиями, а мать после развода и нового замужества проживает в Италии, Луч мечется по свету, залетает в том числе и в советскую Москву, где его иллюзии относительно "родины" в достаточной степени развеиваются, чтоб понять: родина ему - Крым, а не Россия, а Крым - это не Россия, или уж как минимум Россия - не Крым. Впрочем, коль книга Аксенова - роман, а не беллетризованный памфлет, то и персонажи не являются носителями идей, идеи приходят и уходят, остаются характеры и судьбы. А судьба у них оказывается действительно "общая". Создав на основе свой идеи СОС - "союз общей судьбы" - Андрей Лучников добивается желаемого. СОС лидирует на выборах, "временная дума" обращается к Москве с просьбой о принятии Крыма в состав СССР. Вместо ожидаемого праздника Москва начинает военное вторжение под прикрытием то ли учений, то ли киносъемок - Андрей до последнего не верит в происходящее, но гибнет его отец, вышедший со старой гвардией "капитулировать перед красными", гибнут старый друг, одноклассник и соратник по СОСу летчик Чернок, думавший, что родина, по крайней мере, захочет использовать его знания и умения, а не станет сразу уничтожать, гибнет прежняя жизнь на острове, а захватчики, пользуясь последними возможностями, грабят остров, потому что такой роскоши в России они не видали даже на картинках, разоблачающих загнивающую буржуазию.

Наверное, неслучайно главного героя зовут Андрей Арсеньевич - киношное начало (Аксенов же немало работал до эмиграции - "эвакуации" - как киносценарист) в романе присутствует очень мощно. Одна из сюжетных линий книги связана с кинорежиссером Виталием Гангутом, московским приятелем Лучникова, которого американские продюсеры сумели вытащить из совка ("эвакуировать"), многие эпизоды в повествовании показаны как бы через камеры Ти-Ви-Мига - крымской телекомпании оперативных новостей, которую русские при вторжении уничтожают самым первым делом, потому что с приходом русских в Крым новости, очевидно, закончились. Как неслучайны возникающие уже с первых страниц ассоциации с прозой и драматургией Набокова, и ранней, 1920-1930-х годов, и позднейшей: "Человек из СССР", "Подвиг", "Смотри на арлекинов!" - ближе к концу тень предшественника материализуется в названии литературного ресторана "Набоков", где сын Андрея Лучникова играет на саксофоне для своей беременной чернокожей - дочь татарина и негритянки - жены (несомненно, от Набокова в "Острове Крым", помимо сюжетных мотивов - и тайный гомосексуалист-убийца с двойной фамилией Игнатьев-Игнатьев, и в значительной степени кинематографический антураж). Но помимо Набокова, также использовавшего клише авантюрно-приключенческих романов, конкретно - шпионских детективов и боевиков, вспоминается и "Трепет намерения" Берджесса, и, конечно, Бонд, Джеймс Бонд, с которым у Андрея Лучникова общего много до смешного - причем опять-таки больше с мифологизированным киношным образом, а не с его книжным прототипом. Вообще "Остров Крым" всячески располагает к тому, чтоб подробнее думать о его поэтике, о его жанровой природе, композиционной структуре - к сожалению, действительность к тому не располагает, а роман Аксенова дает материал для размышлений в плоскости и более злободневной.

Могу ошибаться, но у меня осталось ощущение, что если искать в "Острове Крым" персонажа, до какой-то степени представляющего позицию автора, то это вряд ли будет Андрей Лучников, и уж конечно не Арсений с Антоном, а скорее уж, как ни странно, Марлен Кузенков. Отношение автора к Лучникову, изначально противоречивое (как и сам характер героя, как и его взгляды), пожалуй, лучше всего сформулировано в реплике, которую ближе к концу романа произносит Мустафа, крымский татарин, потомок Ахмет-Гирея, приятель и соратник Антона Лучникова по идеям "яки" (на "яки" их имена звучат как Тон Луч и Маста Фа), несчастливый соперник Андрея Арсеньевича по автогонкам: "...Я преклоняюсь перед вам - человеком, спортсменом, мужчиной, но, когда я думаю о вашей концепции отвлеченно, вы представляетесь мне горбатым и злобным уродом из подвалов Достоевского.." - и Лучников, уже начинающий к тому моменту понимать, куда завел соотечественников, соглашается с Мустафой: "Отчасти ты прав". Тот же Мустафа, когда идея "яки-национализма" терпит крах, а сторонники ИОС и СОС справляют свое предсмертное торжество, бросает в сердцах Антону Лучникову: "Вы, русские - мазохисты! Вас Золотая Орда триста лет употребляла, а вы только попердывали! Вас Сталин сорок лет ебал, а вы его отцом народа называли. Вы, русские, весь наш Остров жопой к красным поворачиваете, напрашиваетесь на очередную выебку. Кончено! Катитесь вы, проклятые русские!"

И совсем иное дело - Кузенков. Это прелюбопытный момент: диссидент-эмигрант вкладывает свои мысли в голову крупного советского деятеля из аппарата ЦК. По сюжету Кузенков курирует крымское направление внешней политики СССР, он вхож на самый верх (в том числе и в номенклатурную баню, где решаются важнейшие вопросы). Но что любопытно - Кузенков, будучи и марксистом, и коммунистом, и чиновником, мыслит гораздо шире и свободнее, чем выросший и воспитанный в независимом Крыму аристократ Лучников. Кузенков и Лучников - "друзья", ну как будто, потому что для Кузенкова их "дружба" - партийное задание. Несомненно, оттого, что Кузенков знает, куда Лучников хочет затянуть своих соотечественников. Он ведь скрывает от "коллег" свою мать-еврейку, Анну Марковну Сискинд, тихо живущую в Свердловске старую коминтерновку - в системе победившего "интернационализма" к евреям, даже к партийным (партийным-то в особенности) относятся как к "пятой колонне". Очевидная общность биографий автора и Кузенкова (а с Лучниковым у Аксенова что может быть общего?) позволяет относиться к раздумьям Кузенкова не просто как к психологической характеристике персонажа, но с еще большим вниманием. Кузенков и в силу национального происхождения, и в силу допущенности к неким политическим тайным, а также и к продуктово-вещевому спецраспределителю - характер гибридный, он (как и автор книги) - порождение советской реальности, но не тупое и бессловесное, а мыслящее ее порождение. Имея, однако, представление о советской реальности именно как о реальности, а не продукте пропаганды, это мыслящее порождение и мыслит потому более здраво, чем многие прочие.

Кузенков отмечает в риторике полковника-ветерана, одного из последних кавалеристов Шкуро, побывавшего в Москве: "Ни слова о коммунизме - Россия, мощь, границы империи, флаг на всех широтах мира, XXI век - век русских" - уже тогда, в 1970-е, Аксендов догадывался, что скрывают русские за марксистско-интернационалистской ширмой. В беседе с Меркатором, крымским частным лавочником, приветствующем "воссоединение", Кузенков выступает как последовательный "антисоветчик", при том что в Крым его направили с целью присоединения острова к СССР. Аксенов строит общение Кузенкова и Меркатора на парадоксе: советский агент, в чьи обязанности входит приближать аншлюс, пытается объяснить островитянину, что его нормальная жизнь (а скорее всего, и вообще жизнь) закончится, едва придут русские - но бизнесмен радуется, принимает все шутя и уверен: в русской реальности ему найдется почетное место. Кузенков в разговоре с Меркатором дает более краткую и емкую формулу "зрелому социализму": "неравное распределение убожества" - но социализм тут, в общем, ни при чем, и это Аксеному тоже понятно уже в 1970-е. Как понятно и то, что проблема не сводится к партократии и ГБ. В конце концов, на остров в финале романа высаживаются не члены "банного" политбюро - куда им "высаживаться", они еле ходят - а обычные русские, как старший мастрос Гуляй, докладывающий о несанкционированной попытке пересечения границы (это Антон Лучников спасается от оккупантов с Беном Ивановым), как остальные, сразу принимающиеся жрать, хватать и давить, оказавшись в "раю изобилия" и понимая, что раз они пришли, то от рая скоро следов не останется.

Не только для занимательного сюжета и полнокровных характеров, но и для публицистического аспекта "Острова Крым" (которая, как ни крути, в романе изначально присутствует) важна "романтическая" линия, связывающая Лучникова с Татьяной Луниной, спортивной тележурналистской, которая, будучи замужем за бывшим спортсменом, превратившимся в спортивного чиновника, благодаря многочисленным загранкомандировкам много лет остается любовницей Андрея (главное среди многих прочих). Татьяна, в отличие от Кузенкова, не просто размышляет - она еще и по-женски чувствует, чего стоит лучниковская "идея общей судьбы", его старания присоединить Крым к России: "...Вечное это выпендривание, снобизм паршивый, все это мужество и решимость - показуха, она-то знает теперь, сколько в нем дрожи и слизи, дымящейся штукой ее не обманешь, все - выпендреж, и только ради подлого этого выпендрежа тянет миллионы счастливых людей за собой в грязную помойку". Засланная гэбистами в Крым "соблазнять" Лучникова, она предпочитает роль дорогой проститутки, путаясь с подвернувшимся богатым иностранцем, приятелем - и ровесником! - Лучникова-старшего, отца своего любовника.

Третий по значимости, помимо родных главного героя, персонаж романа, связанный с Лучниковым - прозябающий в СССР без работы кинорежиссер Виталий Гангут: образ, в чем-то невольно предвосхищающий фиктивные характеры Пелевина в обстоятельствах виртуальной объяснительной модели: "...За тоненькой полоской реки громоздился скальными глыбами и угасал перед лицом ночи, превращаясь в подобие пещерного города, новый микрорайон. Над ним бедственно угасало деревенское небо, закат прозябания, индустриальные топи Руси. Жуткая тоска вдруг налетела на Гангута. Вид тоски, когда нельзя отыскать причины, когда тебя уже нет, а есть лишь тоска". Гангут, кстати, один из немногих персонажей, кому удается спасти от русских - при том что соседи, считавшие его до поры евреем, под конец неожиданно признали "своим" и почти что "русским" (ведущим свою фамилию от скандинавов, то бишь варягов), он получил разрешение на выезд с помощью американских киношников и уже в Крыму, при начавшемся вторжении, радостно машет Лучникову зеленой обложкой американской ксивы.

Ключевой для Аксенова вопрос - о роли и статусе Сталина - не в пример примирительному тону аннотации 2008 года звучит сегодня едва ли не острее, чем сорок лет назад. Лучников в "Русском курьере" к 100-летию "вождя народов" публикует посвященное ему эссе "Ничтожество" - чем провоцирует гнев, а пуще того, недоумение своих московских хозяев. Даже Кузенков размышляет так: "Это уж действительно слишком. Только лишь чуждый человек, именно последыш белогвардейщины или внутренний нравственный ублюдок, может так подло обращаться с нашей историей, с человеком, имя которого для поколений советских людей означает победу, порядок, власть, пусть даже и насилие, но величественное, пусть даже мрак, но грандиозный. Низведение к ничтожеству деятеля нашей истории (да и нынешнее руководство тоже не поднято) - это вражеский, элитарный, классово и национально чуждый выпад. Что же случилось с Лучниковым? - естественно удивляются товарищи. Цээрушники, что ли, перекупили? Похерил он свою Идею Общей Судьбы?" Лучников в своем островитянском прекраснодушии верит, что Сталина можно победить, не победив Россию, что Сталин - чужеродное, а не самое что ни на есть исконное русское порождение (даром что И.В.Джугашвили породился и не в России вовсе, а впрочем, для русских и Грузия - Россия, Украина - Россия, Латвия - Россия, да и Польша - не заграница, а курица - не птица). Лучников пишет: "Конечно, Сталин не умер в 1953 году. Он жив и сейчас в немыслимой по своей тотальности "наглядной агитации", в сталинских сессиях так называемого Верховного Совета, и в проведении так называемых выборов, в ригидности и неспособности к реформам современного советского руководства (...) и в разрастании нечеловеческой экономики (танки и ракеты в безумном числе как фантом сифилитического бреда), в неприятии любого инакомыслия и в навязывании всему народу идеологических штампов преустрашающего характера, в экспансии всего того, что именуют сейчас "зрелым социализмом", то бишь духовного и социального прозябания..."

"Прежняя сталинская Россия стояла на крови, нынешняя сталинская Россия стоит на лжи" - трубит в своем "Русском курьере" Лучников. Что по этому поводу думают сами русские, как обстоит дело с идеологией в СССР на самом деле, проясняется из эпизодов "банных" заседаний, на которых присутствует Кузенков и где "задержавший" Лучникова с Гангутом в очереди к винному магазину комсомольский активист, впоследствии сделавший головокружительную карьеру (именно он в бане выводит на чистую воду Кузенкова с его еврейской мамой!), толкает речи: "Православие, самодержавие и народность! Русская историческая триада жива, но трансформирована в применении к единственному нашему пути - Коммунизму!" И далее - совершенно замечательный пассаж: "Христианство - это еврейская выдумка, а православие - особенно изощренная ловушка, предназначенная мудрецами Сиона для такого гиганта, как русский народ. Именно поэтому наш народ с такой легкостью в период исторического слома отбросил христианские сказки и обернулся к своей извечной мудрости, к идеологии общности, артельности, то есть к коммунизму!" Истинный смысл высказываний "активиста", конечно, становится окончательно ясен сегодня, когда "русский народ" в очередной период исторического слома с такой легкостью отбросил коммунистические сказки, своротил с единственного пути и обернулся к своей извечной мудрости, к идеологии общности, артельности, то есть... к православию! И новые (да почему новые - те же самые) активисты для речей находятся поминутно. Лучников, который крестится на греческие церкви, разумеется, не различает православие и христианство, как не различал его, уж во всяком случае в 1970-е, Аксенов - да и немудрено, откуда?

Аксенов не только "предсказывает" - он описывает вполне конкретную ситуацию своего времени, "Остров Крым" едва ли не в первую очередь - сатира на западных "левых", а также на эмигрантов, как старых, тоскующих по великой русской империи, так и недавних антисоветчиков, в своем прекраснодушии не желающих себя отделять ни от т.н. "русского народа", ни хотя бы от власти (характерен в этом смысле образ диссидента, на парижском приеме в честь выезда которого появляется Лучников - диссидент, понося власти СССР, говорит о них "мы", "нам"). Хотя сатира на советский быт - и интеллигентский, и "простонародный", в романе тоже присутствует, причем как взгляд "патриотично", но непредвзято настроенного наблюдателя Лучникова: "даже самый интеллигентный и духовно углубленный москвич смотрит на иностранца, особенно на крымского гостя, с немым вопросом: чего принес?"

Сторонникам ИОС Крым виделся как "модель будущей России" - а настоящая Россия поглощает, пожирает и переваривает неловко навязанную ей "модель", неизбежно и всегда. Им казалось, что как раз Крым - свободный, процветающий - и есть настоящая Россия. Но Россия не заставила себя ждать и показала, какова она настоящая. Они надеялись влить свежую кровь и дать импульс новой жизни своей "настоящей родине" - а "родина" залила "остров" своей зараженной кровью и утопила горе-патриотов в их собственной крови. Примечательно, что оставляя к финалу Лучникова в живых, Аксенов не дает спасения ни Кузенкову, ни Луниной - двум ближайшим, помимо родственников, к Андрею людям. Еще показательнее, что оба гибнут в Крыму, куда попадают по заданию руководства. Кузенков едет "на месте" оценивать и корректировать обстановку в "зоне Восточного Средиземноморья", Лунина - завлекать в свои сети Лучникова. Вместо этого Кузенков, пытаясь открыть Андрею глаза на гибельность его "идеи общей судьбы", сам погибает в приливной волне. Обстоятельства гибели Татьяны не описаны подробно, но добравшись до Владимирского храма, где погребен разбившийся в автогонках, позволивший ради "общей судьбы" победить Андрею в автогонках Владимир Новосильцев, чтоб здесь же похоронить свою новую американскую подругу Кристину Парслей, сгоревшую заживо (ее подпалил крымский русский на радостях, что "наши пришли"), Лучников натыкается и на надгробие Татьяны Луниной. Спастись из русской душегубки, кроме новоиспеченного "американца" Гангута, удается только Антону с его черной женой и новорожденным сыном, Лучниковым-младшим, внуком Андрея. Бежать с оккупированного русскими Крыма им помогает Бен-Иванов - загадочная личность, московский "неформал", который сопровождал Андрея Лучникова в его тайной поездке по СССР, а потом нелегально перебросил через границу в Финляндию - человек, способный преодолевать препятствия рационально необъяснимым способом. То есть Аксенов (скорее отдавая должное жанру авантюрного романа, чем из идейных соображений) позволяет "белому" роду продолжиться, пусть и через смешанный брак с "черной", пока "красные" уничтожают все живое. Но судьба остальных обитателей острова слишком очевидна. Заканчивается роман не Лучниковым, оставшимся со своей "идеей общей судьбы" без судьбы и без земли (а также и без средств, и без работы, ну да чего уж снявши голову плакать по волосам), а полковником Сергеевым, второстепенным персонажем, агентом КГБ, поджидающим, пока Лучников попрощается со своими покойниками. Финал книги, выдержанной в жанре "фантастического реализма", характерном для сатирической утопии, неожиданно оказывается откровенно сюрреалистическим - стрелки часов русского гестаповца приходят в бешеное движение, а окошко, отмечающее дни, с сумасшедшей скоростью листает календарь... Понимать эту символику можно как угодно - что время на острове закончилось или, наоборот, история получила новый импульс и через какой-то период настанут другие времена, но, во всяком случае, для героев романа ничего уже не будет, их и самих уже нет.

Особой нотой звучит в этой идейно-политической полифонии глас стороннего иностранца, продюсера Джека Хэллоуэя, с которым Лучников общается еще в первой половине книги "Я, знаешь ли, недавно прочел твою книгу "Мы - русские?" Сногсшибательно! Все эти психологические курьезы. Это свойственно, быть может, только русским. Англичане, колонизируя острова и прочие пространства, тут же начинали стремиться к отделению от метрополии. У вас второе поколение спасшихся, не говоря уже о третьем, начинает мечтать о суровых объятьях передового, хотя и самого тупого, народа в истории. Суицидальный комплекс, нравственная деградация...но как все это преподносится в твоей книге! Браво, Андрей, ни в журналистском мастерстве, ни в мистическом чувстве истории тебе не откажешь. Ей-ей, татарская сперма отравила вашу аристократию навсегда".

Показательны многочисленные лакуны нарратива - мы не знаем обстоятельств смерти Татьяны Луниной, можем только догадываться, что увидел Лучников за несколько дней своего путешествия по СССР, когда обманом ушел от наблюдения "органов" (представляю, как расписался бы в этом направлении Д.Л.Быков - "странствие по наиболее вероятным путям российского будущего" заняло бы основную часть романа, а книга разрослась бы до многотомной эпопеи!), не говоря уже о дальнейшей судьбе Антона и его сына, которым с "эзотерическим человеком" (как он сам себя называет) Бенджаменом Ивановым удалось-таки ускользнуть на лодке от русских убийц, выслеживающих их с моря и с воздуха. Такие "пробелы" и придают повествованию легкость, которая, порой сдается, отдает легковесностью, милой необязательностью - что, однако, и делает "Остров Крым" художественным произведением, а не романизированной публицистикой.

Елавная черта основных персонажей романа - и трех поколений Лучниковых, и Татьяны, и Марлена - увлеченность иллюзией, романтической ли, политической - они постоянно обманывают сами себя, и самообман для каждого оказывается самоубийственным (а также убийственным для окружающих, что немаловажно). Аксенов ведь и сам, даже в трудные для себя 1970-е, не лишен иллюзий. Он склонен, например, при всем свое исключительном здравомыслии (а по здравомыслию он чемпион среди русскоязычных диссидентов!), по советско-еврейско-интеллигентскому обыкновению заигрывать с православием, хотя сегодня ясно со всей очевидностью, что именно православие, а никакой не марксизм, служит практической основной и идеологическим прикрытием для зверств русского фашистского империализма - в книге, впрочем, подспудно эта мысль уже зарождается, недаром же у Аксенова над Симфи возвышается церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших - "последний шедевр архитектора Уго ван Плюса" - а завершается повествование у собора святого Владимира (!), где Лучников задается вопросом: "К чему наши потуги?.. Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого пройдет соблазн?"

Я снова и снова, очень часто, когда возникает соблазн представить мировую политику как войну "вежливых зеленых человечков" против "хомячков с гнилыми зубками", вспоминаю анекдот, который Василий Павлович (в силу определенных требований издания к формату интервью) рассказал мне когда-то:
- Леонид Ильич, вам срочно надо домой!
- Зачем?
- У вас носки разного цвета!
- Дома то же самое...
Ничего не попишешь, иллюзии - живущая гниль, и если скоты с удовольствием ведутся на обман, то цивилизованного человека и обманывать не надо - он первый сам себя обманет, ему приятно обманываться и думать, что привычная жизнь - навсегда, русские - тоже люди, а смерть, в особенности насильственная, от руки зверствующих оккупантов - это то, что бывает с другими. Уж коль скоро даже в Латвии или Польше русская угроза и сегодня несмотря ни на что все еще кажется чем-то вроде альтернативной фантастики - что можно объяснить тем, кто сидит на островах и думает, что его это никак не касается. А тем временем...

..."деморализованная и разложившаяся Россия опять дает заголовки мировым газетам. Кто же настоящие герои современной России - космонавты или диссиденты? Вопрос детский, но дающий повод к основательным размышлениям".

Василий Павлович Аксенов

Остров Крым

Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя среди его сумасшедших архитектурных экспрессий дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги), мы видим издателя-редактора этой газеты, сорокашестилетнего Андрея Арсеньевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.

Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего восьмидесятикилограммового тела, но ничего не получалось, в голове все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «По неопределенным сообщениям, поступающим из…»

Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсеньевича просил его приехать, и непременно сегодня.

Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.

Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристское воображение.

Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал активно включаться на своем «Питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Совсем я зашорился со своей «идеей», со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.

Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально, отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.

Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера – это и есть теперь церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго ван Плюса.

Автомобильное стадо вместе с лучниковским «Питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фривеев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка – это витрина демократии.

Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг «Коммунизм – светлое будущее всего человечества», перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «серп и молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.

Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из «Каравана-фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы да справа рядом в роскошном сверкающем «Руссо-Балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.

Вылощенный, полный собственного достоинства мастодонт чуть повернул голову назад и что-то сказал своим пассажирам. Две мастодонтихи поднялись из мягчайших кожаных глубин «Руссо-Балта» и посмотрели в окно. Пожилая дама и молодая, обе красавицы, не без интереса, прищуренными глазами взирали – но не на паучка в небе – на Лучникова. Белогвардейская сволочь. Наверное, узнали: позавчера я был на ТВ. Впрочем, все врэвакуанты так или иначе знают друг друга. Должно быть, эти две сучки сейчас обсуждают, где они меня могли встретить – на вторниках у Беклемишевых, или на четвергах у Оболенских, или на пятницах у Нессельроде… Стекла в «Руссо-Балте» поползли вниз.

– Здравствуйте, Андрей Арсеньевич!

– Медам! – восторженно приветствовал попутчиц Лучников. – Исключительно рад! Вы замечательно выглядите! Едете для гольфа? Между прочим, как здоровье генерала?

Любого врэвакуанта можно смело спрашивать «между прочим, как здоровье генерала»: у каждого из них есть какой-нибудь одряхлевший генерал в родственниках.

– Вы, должно быть, не узнали нас, Андрей Арсеньевич, – мягко сказала пожилая красавица, а молодая улыбнулась. – Мы Нессельроде.

– Помилуйте, как я мог вас не узнать, – продолжал ерничать Лучников. – Мы встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде…

– Мы сами Нессельроде! – сказала пожилая красавица. – Это Лидочка Нессельроде, а я Варвара Александровна.

– Понимаю, понимаю, – закивал Лучников. – Вы Нессельроде, и мы, конечно же, встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских и на пятницах у Нессельроде, не так ли?

– Диалог в стиле Ионеско, – сказала молодая Лидочка.

Обе дамы очаровательно оскалились. «Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное – я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“.

– Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «турбо»? – спросила Лидочка.

– Иес, мэм, – американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.

– Наш папочка предпочитает «Руссо-Балт», а значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. – Лидочка Нессельроде пыталась удержаться в «стиле Ионеско».

Василий Аксенов.
Остров Крым

Памяти моей матери Евгении Гинзбург

Глава 1.
Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.

Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове вес время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»

Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.

Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.

Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристическое воображение.

Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на своем «питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на се месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Совсем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.

Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.

Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера - это и есть теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго Ван Плюса.

Автомобильное стадо вместе с лучниковским «питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы, Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стоны на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии, Впрочем, а Крыму любая стенка - это витрина демократии.

Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг:

Коммунизм - светлое будущее всего человечества

перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.

Лучников посмотрел по сторонам, Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из каравана-фольксвагена махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «руссо-балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.

Остров Крым - роман Василия Аксенова.

История создания

О романе Василия Аксенова «Остров Крым» по сию пору не утихают споры, к какому жанру отнести это произведение - то ли это фантастика в ее чистом виде, то ли это политическая сатира, то ли это первое и второе вместе взятое.

Есть и другие варианты, но они, скорее всего, не более чем экзотические предположения досужих окололитературных фигур. Роман был написан в 1979 году. По фабуле этот роман - альтернативная история - что было бы, если бы…

Вначале роман был издан в 1981 году в США, а в 1990 году - в СССР.В 1977 году умерла мать Аксенова - Евгения Гинзбург. И этот роман писатель посвятил ее памяти.

Сюжет

Отправная точка романа - это предположение о том, что полуостров - никакой не полуостров, а самый, что ни на есть, настоящий, полноценный остров в Черном море. Вроде бы, не очень существенная деталь, но именно она сыграла главную роль во время в России. Именно этот момент и стал ключевым в «альтернативной истории» Крыма. Немногочисленные, изможденные войной отряды белогвардейцев, которых преследует Красная Армия, отступают на остров Крым.

Они ничего не могут противопоставить превосходящим силам большевиков, на всем острове Крым нет ничего, что могло бы помочь им защититься, спастись. И большевики начинают свое решительное наступление по льду пролива, отделяющего остров от материка. И в этот момент на сцену выходит Его Величество - Случай. Случай, какие во множестве встречаются в истории. Случай, предвидеть который не могли ни белогвардейцы, ни большевики.

Офицер одного из военных кораблей английского флота от нечего делать дал приказ произвести несколько выстрелов из корабельного орудия. И эти выстрелы определили дальнейшую судьбу острова Крым. Лед под ногами наступающих большевиков оказался настолько хрупким, что мог стать губительным для них. Наступление пришлось прервать и это стало поражением Советов. И не просто поражением, а стратегическим. Потому что момент для победоносного наступления был упущен, а получили передышку, во время которой они сумели собраться с силами и превратить остров Крым в неприступную крепость.

Со временем Крым, получив помощь и поддержку западных государств, начинает крепнуть, развиваться и процветать, несмотря на небольшую территорию и очень ограниченные природные ресурсы. Он становится как бы государством в государстве - не поглощенным Советской Россией, а изолированным русским государством, живущим своей жизнью, которая разительно отличалась в лучшую сторону от жизни на материке. Получились, как бы две соседствующие России, живущие в состоянии вооруженного до зубов нейтралитета.

В Крыму создается профессиональная армия, быстро развивается промышленность, создаются и обустраиваются лучшие курорты в Европе. Крым превращается в богатую, процветающую страну. А люди, населяющие ее - русские и крымские татары - вобрали в себя все лучшее… Богатый дворянин Андрей Лучников (главный герой романа) задумался на «Идеей Общей Судьбы».

Суть этой идеи, ее красная нить в том, что и остров Крым - это единое государство. И у них общая судьба. Поэтому эти два государства должны быть объединены. Лучников, одержимый этой идеей, становится лидером движения «Союз общей судьбы». Это движение побеждает на выборах и просит Верховный Совет СССР включить Крым в состав Советского Союза. В Крым входят советские войска. Многи герои романа трагически гибнут. Лучников же остался в живых и, будучи на похоронах близких ему людей, осознает, что совершил непоправимую ошибку.

Вместо послесловия

Роман читается достаточно легко, но перенасыщен ненормативной лексикой, порою очень грубой, а также чересчур натуралистичным описанием интимных сцен, что не всегда оправдано, но было, вероятно, просто данью тогдашней моде.

В марте 2014 года премьер-министр Автономной Республики Крым Сергей Аксёнов обратился к Владимиру Путину с просьбой «об оказании содействия в обеспечении мира и спокойствия на территории АРК ». В интервью, прошедшему на фоне этих событий, которое взял С. Брилёв у Аксёнова, произошёл такой диалог:

Брилёв: Сергей Валерьевич, я не удержусь от такого вопроса. Василий Аксёнов, который написал «Остров Крым», вам не родственник случаем?

Аксёнов: К сожалению, нет.
Брилёв: Ну, вторую часть этого романа вы явно пишете…
Аксёнов: Постараемся дописать!

Аксёнов Васи́лий Па́влович (20 августа 1932- 6 июля 2009) - русский писатель, автор фантастического романа «Остров Крым».

«Остров Крым» - фантастический роман Василия Аксёнова. Написан в 1979 году, издан после переезда автора в США в 1981 году. Представляет собой альтернативную историю и географию, но тяготеет не столько к фантастике, сколько к политической сатире, разбавленной жизнеописаниями персонажей.

Роман написан в 1977-1979 годах, частично во время пребывания Аксёнова в Коктебеле . Аксенов работал над «Остров Крым» в Коктебеле в доме Ложко , под горой Сююрю-кая, на улице Гумилева , дом 1.Есть мнение, что образ старшего Лучникова списан с Вячеслава Федоровича Ложко .

Остров Крым: сюжет и краткое содержание

Основное допущение романа - полуостров Крым здесь является полноценным островом в бассейне Чёрного моря

Второе допущение романа - во время Второй мировой войны остров сохранял нейтралитет, не примкнув ни к «Оси», ни к Антигитлеровской коалиции, а после войны выстоял в вооруженном конфликте с Турцией.

Таким образом Крым превращается в изолированное «русское» государство в теле набирающей силу советской России. Несмотря на ограниченные территорию и природные ресурсы, остров Крым не только не поглощается СССР, но и процветает, заполучив помощь и поддержку европейских держав, а также благодаря вовремя проведенным реформам и продуманной внешней политике. Он превращается в своего рода вторую, «альтернативную», Россию, существующую в состоянии вооруженного нейтралитета по соседству с первой. Уровень жизни в Крыму разительно отличается - организована профессиональная армия, поднята промышленность, обустроены лучшие в Европе курорты. На момент начала действия романа Крым представляет собой небольшую, но богатую и процветающую страну, чье население - как русские, так и крымские татары - в равной мере вобрало в себя и «советское» и «европейское».

Представление Крыма как изолированного от мира симбиоза России, СССР и Европы в романе Аксёнова предоставило автору широкие возможности для социальной и политической сатиры, а также позволило в рамках «альтернативной истории» попытаться изобразить Россию в миниатюре, лишенную коммунистического влияния.

Биография Василия Аксенова

В 1937 году, когда Василию Аксёнову не было ещё и пяти лет, оба родителя (сначала мать, а затем вскоре - и отец) были арестованы и осуждены на 10 лет тюрьмы и лагерей. Старших детей - сестру Майю и брата Алёшу забрали к себе родственники. Вася был принудительно отправлен в детский дом для детей заключённых (его бабушкам не разрешили оставить ребёнка у себя).

В 1956 году Аксёнов окончил 1-й Ленинградский медицинский институт и получил распределение в Балтийское морское пароходство, где должен был работать врачом на судах дальнего плавания. Несмотря на то, что его родители уже были реабилитированы, допуск ему так и не дали. В дальнейшем упоминалось, что Аксёнов работал карантинным врачом на Крайнем Севере, в Карелии, в Ленинградском морском торговом порту и в туберкулёзной больнице в Москве (по другим данным, был консультантом в Московском научно-исследовательском институте туберкулёза).

5 марта 1966 года Василий Аксёнов участвовал в попытке демонстрации на Красной площади в Москве против предполагаемой реабилитации Сталина. Был задержан дружинниками. В 1967-1968 годы подписал ряд писем в защиту диссидентов, за что получил выговор с занесением в личное дело от Московского отделения Союза писателей СССР

Ещё в марте 1963 года на встрече с интеллигенцией в Кремле Никита Хрущёв подверг Аксёнова (вместе с Андреем Вознесенским) острой критике. А в 1970-е годы, после окончания «оттепели», произведения Аксёнова перестают публиковаться на родине. Романы «Ожог» (1975) и «Остров Крым» (1979) с самого начала создавались автором без расчёта на публикацию. В это время критика в адрес В. Аксёнова и его произведений становится всё более резкой: применяются такие эпитеты, как «несоветский» и «ненародный». В 1977-1978 годах произведения Аксёнова начали появляться за рубежом, прежде всего в США.
Самый читаемый среди школьников роман Василия Аксенова в соавторстве это все-таки «Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ № 014». Книга написана в соавторстве тремя писателями (Василий Аксёнов, Овидий Горчаков и Григорий Поженян) под общим псевдонимом Гривадий Горпожакс в 1972 году.
Представляет собой роман-пародию на шпионский боевик и вместе с тем всерьез затрагивает аспекты социально-политического и военного противостояния социалистического лагеря и западного мира, а также имеет антивоенную направленность. Книга имела большую популярность в Советском Союзе и выдержала несколько переизданий. Как утверждали авторы в предисловии, их роман «приключенческий, документальный, детективный, криминальный, политический, пародийный, сатирический, научно-фантастический и, что самое главное, при всем при этом реалистический».
В жизненном пути Василия Аксенова несложно увидеть, что он скорее имел поддержку в США, чем в Советском Союзе. Реалии крымняш 2014-2015 крайне далеки от идей Василия Аксенова как и «харизма» его нынешнего «крымского» однофамильца, происходящего из молдавского города Бельцы.

=============
Публикуем без комментариев и без уважения. Просто пусть будет копия.

Это придумал Аксёнов. Что из пророчеств «Острова Крым» сбылось за год

Крымский публицист и очевидец холодной «Русской весны» 2014-го Павел Казарин комментирует цитаты из романа Василия Аксёнова, оказавшиеся пророческими

Алексей Батурин — 18.03.15 http://focus.ua/

Ровно год назад, 18 марта 2014 года был подписан не признанный миром «договор о вхождении Республики Крым и города Севастополя в состав Российской Федерации на правах субъектов Российской Федерации».

За 35 лет до аннексии полуострова Россией Василий Аксёнов написал фантастический роман «Остров Крым «.

«У Аксёнова описан идеальный Крым, Крым-мечта, эдакий черноморский Сингапур. Поэтому роман был популярен в Крыму – крымчане хотели бы видеть полуостров таким, каким его изобразил писатель. Но реальный Крым в отличие от своего литературного прототипа никогда не был субъектом истории, а только лишь её объектом. Мы часто говорим, что в Крыму были пророссийские настроения, но это неправда. Там были просоветские настроения. Его «золотые годы» пришлись на 70-80-е годы и очень многие в Крыму хотели вернуться именно туда – в СССР. И в России они видели не столько реальную Российскую Федерацию, сколько реинкарнацию Советского Союза», – убеждён Павел Казарин.

Шутники
«Фофанов повернул ручку телевизора на московский канал. Там в этот глухой час вместо цветной сетки сидел скуластый диктор Арбенин в диком пиджаке и умиротворяющим монотонным голосом читал какое-то сообщение ТАСС

В ознаменование воссоединения народов Восточного Средиземноморья с нашим великим социалистическим содружеством Комитет физкультуры и спорта при Совете Министров СССР совместно с Министерством обороны СССР и ДОСААФ решили провести в секторе Чёрного моря военно-спортивный праздник под общим названием «Весна»… Репортажи о ходе праздника будут периодически транслироваться по второй программе Центрального телевидения»

В этом фрагменте есть очень любопытное совпадение - военно-спортивный праздник «Весна». Вообще, архитекторам «Крымской весны» сложно отказать в чувстве юмора. Есть такие параллели, которые при желании можно назвать забавными, начиная с фамилии одного из её фигурантов Аксёнова.

То, как подавали российские СМИ «Крымскую весну» – это не искажение реальности, а создание альтернативной реальности. В сюжетах не было российских военных, вооружённых по последнему слову техники, не показывали «Тигры», которые ездили по крымским дорогам. Когда было нужно, показывали ребят в разношёрстных камуфляжах из рядов «крымской самообороны». Российский обыватель где-нибудь в Саратове считал, что российская армия не имела никакого отношения к происходящему. Когда я говорил своим друзьям в России, что в Крыму действует их армия, они отмахивались от меня, предлагали не повторять чужую пропаганду. И в этом смысле отлаженность идеологического механизма напоминала тот, что описан у Аксёнова.

«Царило радостное возбуждение. Молодёжь развешивала по ветвям платанов лозунги типа: «Привет, Москва!», «Советский Остров приветствует советский материк!», «Крым + Кремль = Любовь!» и самый оригинальный: «Пусть вечно цветёт нерушимая дружба народов СССР! »
- Действительно, многие крымчане пребывали в эйфории. За 23 года Крым ментально так и не стал Украиной. Проводниками «украинскости» на полуострове служили в первую очередь крымские татары, а в Севастополе - украинские военно-морские силы.
Этого было слишком мало для полноценной диффузии, поэтому пророссийские настроения оказались очень сильны. Присоединение к России воспринимали как наступление «золотого века» с большими зарплатами, пенсиями и прочим изобилием.
«Надоели эти иностранные бл…ди! Хватит с нас иностранных бл…дей! Куда ни войдёшь, всюду иностранные бл…ди! Хватит! Тошнит! Теперь наши пришли! Русские войска пришли! Теперь мы всех иностранных бл…дей разгоним!»
- По моим ощущениям, ядро просоветской группы в Крыму составляло до 30% от всего населения. Именно из этих людей формировалось так называемое казачество и самооборона, которые проявляли силу по отношению к несогласным и считали это правильным. Убеждения ещё порядка 50% крымчан сводились к лозунгам «чтобы не было войны». Они радовались тому, что вся операция прошла бескровно. Эти люди не так уж и агрессивны. Для них один из основных жизненных запросов - стабильность. Поэтому одна часть в Крыму радовалась тому, что войны не произошло, а другая ждала крови, реванша, хотела мыть сапоги в Индийском океане.
Мне кажется, вот эта вторая часть населения может изменить свою позицию. Если Россия напугает их больше, чем год назад напугала Украина, если наша страна окажется более мирной и стабильной, они точно так же будут ратовать за совместную жизнь с ней.
«- Мир большой! - ликуя, кричала Кристина. Её вдруг охватил восторг. Она подумала вдруг, что этот день, может, будет вспоминаться ей, как самое захватывающее приключение жизни. - Мир такой большой, эй ты, красивый татарин! Есть куда сбежать!»
- Если сравнивать с Донбассом, то количество беженцев с полуострова значительно ниже. Во многом это связано с тем, что в Крыму не лилась кровь, там нет даже товарного дефицита, есть лишь сокращение ассортимента. Если люди бежали с Донбасса от войны, то из Крыма они уезжали не потому, что им нечего есть, а потому что им нечем дышать.
Таких людей всегда не так уж много.
Беженцы из Крыма были именно политическими эмигрантами.

Прорабы «Крымской весны»
«СОС (так читается аббревиатура Союза Общей Судьбы) - явление весьма неоднозначное. Во главе его стоит тесно сплочённая компания влиятельных лиц, так называемые одноклассники… Движение их базируется на идеалистическом предмете, так называемом комплексе вины перед исторической родиной, то есть перед Россией. Они знают, что успех дела их жизни обернётся для них полной потерей всех привилегий…».

Из всех триумфаторов «Крымской весны» идеалистом можно назвать только «народного мэра» Севастополя Алексея Чалого. По иронии судьбы, именно он не получил никакой реальной должности. Его отправили возглавлять законодательное собрание Севастополя, и сейчас он находится в непубличном противостоянии с назначенным губернатором Севастополя Сергеем Меняйло. До последнего времени Чалый зарабатывал на создании конкурентоспособных технологий. Он не стремился извлечь выгоду из своей пророссийской позиции. Более того, всё время в неё вкладывал: снимал исторические фильмы, восстанавливал музеи и так далее.

А вот Владимир Константинов был образцовым чиновником, у него огромное количество украинских наград, он директор и владелец одной из крупнейших строительных компаний «Консоль». Злые языки говорят, что на момент аннексии её суммарный долг перед украинскими банками превышал $200 млн. И, по мнению этих самых людей, для Константинова участие в аннексии было не только средством спасти свою политическую карьеру, но и возможностью избежать банкротства: тем самым он обнулил свой долг.

Сергей Аксёнов на момент аннексии - лидер маргинальной партии, которая, как говорят, создавалась на деньги Дмитрия Фирташа. Этот предприниматель имел активы в северном Крыму и хотел завести в крымский парламент фракцию для лоббирования своих интересов. У Аксёнова из ста депутатов крымского парламента было только три «штыка». Он всегда был украинским политиком, эксплуатирующим пророссийскую повестку в Крыму, не более.

Это же касается Рустама Темиргалиева, который политическое будущее связывал в своё время с социал-демократической партией Медведчука, потом с Инной Богословской, потом перешёл в Партию регионов.

«Со всех сторон к берегам подходят десантные суда, на пляжи высаживаются танковые колонны, в бухты - морская пехота, применяются суда на воздушной подушке. Аэропорт Симфи наводнён «Антеями». Радарные системы оповещают о приближающемся соединении истребительной авиации. Предполагаю, что речь идёт о блокаде наших баз»
- В этом фрагменте реальность описана довольно точно. Разница в том, что российские войска действовали без знаков отличия. А также во время аннексии не была использована тяжёлая бронетехника и истребительная авиация.

«Ти-Ви-Миг, как всегда, оказался на месте. На экране «ящика» уже можно было видеть пасть десантной рыбины, откуда один за другим выезжали набитые «голубыми беретами» джипы. Передача, правда, почему-то внезапно прервалась, когда несколько «голубых беретов» побежали прямо на камеру, на ходу поднимая приклады… »

Всю грязную работу выполняла так называемая самооборона Крыма. Сами военные не нападали на журналистов, вели себя максимально корректно и всячески пытались оправдывать статус «вежливых людей», который им присвоили.

«В Крыму хотели вернуться именно в СССР. И в России они видели не столько реальную Российскую Федерацию, сколько реинкарнацию Советского Союза».

Головы, обращённые назад
«С детства они знали о Крыме одну лишь исчерпывающую формулировку: «На этом клочке земли временно окопались белогвардейские последыши чёрного барона Врангеля. Наш народ никогда не прекратит борьбы против ошмётков белых банд, за осуществление законных надежд и чаяний простых тружеников территории, за воссоединение исконной русской земли с великим Советским Союзом»

Много десятилетий существовал миф о Крыме, как об исконно русской территории, овеянной славными победами предков и имеющей сакральное значение. А чем более популярной становилась в России реваншистская мысль о восстановлении империи, тем чаще взгляды утыкались в полуостров. С точки зрения носителей имперской идеологии, Крым больше всего подходил на роль той территории, которую в случае чего нужно вернуть в состав России.

«Симпатия к Советскому Союзу и даже тенденция к слиянию с ним - главенствующая идея на Острове, несмотря ни на что… Если бы в данный момент провести соответствующий референдум, то не менее семидесяти процентов населения высказалось бы за вхождение в СССР, однако тридцать процентов - это тоже немало, и любое неосторожное включение в сеть может вызвать короткое замыкание и пожар »

У Данте есть образ: грешники идут с головами, обращёнными назад. Это во многом характерно для полуострова. Он был нацелен не на перемены, не на развитие, а на консервацию старого. Крым оставался последним форпостом исчезнувшей империи, он продолжал обсуждать советскую проблематику, в то время как даже сама Россия уже сменила повестку. Синхронизация произошла в 2013–2014 годах, когда Россия окончательно решила вновь погрузиться в советскую риторику.

Есть результаты опроса Киевского международного института социологии, который проводился в начале февраля 2014 года. 41% крымчан поддержали вариант объединения России и Украины в одно государство. Я допускаю, что когда революция в Киеве достигла кульминации, этот процент мог вырасти до 60–65% за счёт испугавшихся. Ведь Крым получал информацию из рук коллективного Дмитрия Киселёва, а не от украинских каналов.
Военный конфликт мог случиться, поскольку в Крыму была дислоцирована 18-тысячная военная украинская группировка. Но все произошло бескровно. Мне кажется, украинская армия не стреляла по нескольким причинам. На тот момент существовала правовая дыра: юридически Янукович оставался президентом, а полномочия Александра Турчинова вызывали вопросы. Понятно, что у командира любой воинской части приказ, отданный из Киева лицом с неопределённым статусом, мог вызвать закономерные сомнения.
Второй момент: моральный дух офицеров и солдат был чрезвычайно низким.
Третье: украинская армия в Крыму в значительной части была укомплектована крымчанами, у которых очень сильна региональная идентичность. Многие пытались избежать вооружённого столкновения, потому что там жили их семьи. Неслучайно некоторые части, например, феодосийский или керченский батальоны морской пехоты, блокировали реальные российские спецназовцы. В то же время многие части блокировали условные казаки или мирные жители, потому что заранее существовала договорённость, что военнослужащие не будут сопротивляться аннексии.

«Советскому Союзу достаточно пошевелить пальцем, чтобы присоединить вас к себе. Остров находится в естественной сфере советского влияния. Население деморализовано неистовством демократии. Идея Общей Судьбы овладевает умами. Большинство не представляет себе и не хочет представлять последствий аншлюса. Стратегическая острота в современных условиях утрачена. Речь идёт только лишь о бессознательном физиологическом акте поглощения малого большим».
- Поглотить просоветски настроенный регион было легко для России, которая вновь попыталась стать Советским Союзом. Для многих крымчан история началась в 1954 году, с момента вхождения Крыма в состав Украины, и, по их мнению, 18 марта 2014 года история закончилась - кривизна исправлена, поставлена точка, можно двигаться дальше.
При этом большинство крымчан отказываются понимать, что 18 марта крымская история только началась. Для мировых игроков Крым - вопрос принципиальный. Потому что с 1945 года произошло всего пять аннексий, полуостров стал шестым. Каждая из аннексий была огромным взрывом в мире международного права. Запад не может закрыть глаза на Крым, а в Крыму этого не понимают. И, боюсь, не хотят понимать последствий прецедента, произошедшего год назад.
Думаю, определённые силы в России противились аннексии. Российские элиты, которые понимали значение международного права и соотношение сил на мировой геополитической шахматной доске, не хотели этого. Они отдавали себе отчёт, что аннексия повлечёт за собой экономический крах модели современной России. Но голоса системных либералов - людей, которые отвечают за экономический блок в правительстве – в тот момент не играли ключевой роли. На первый план вышли ястребы, силовики.