В. Основин Лицом к лицу("Плоды просвещения" Л

"В драматическом произведении,- говорил Толстой,- должно поставить какое-нибудь еще неразрешенное людьми положение и заставить его разрешать каждое действующее лицо сообразно его внутренним данным". В комедии "Плоды просвещения" таким неразрешенным людьми вопросом стал вопрос о положении пореформенного русского крестьянина.

Замысел "домашней комедии-шутки" (так первоначально определял Толстой жанровую природу этого произведения) "Плоды просвещения" возник у писателя еще в 1886 году - одновременно с замыслом драмы "Власть тьмы",- вскоре после духовного перелома, совершившегося в конце 70-х - начале 80-х годов, когда он решительно порвал с аристократическим обществом и перешел на позиции крестьянского миропонимания. Именно с осуждением господского образа жизни, с широко распространившимся среди представителей аристократического общества увлечением спиритизмом и был связан первоначальный замысел комедии. В 1886 году Толстой посетил один из спиритических сеансов у князя Н. А. Львова. Близкий знакомый (*315)Толстого Н. В. Давыдов приводит в своих воспоминаниях интересное суждение писателя о спиритизме: "Ведь это все равно,- говорил он,- что верить в то, что из моей трости, если я ее пососу, потечет молоко, чего никогда не было и быть не может".

Работа над комедией продолжалась (с перерывами) до 1890 года. 30 декабря 1889 года она была впервые поставлена на любительской сцене, а в ноябре 1890 года опубликована в сборнике "В память С. А. Юрьева".

Многочисленные редакции комедии (а всего их девять) свидетельствовали о том, что Толстой стремился к сатирическому заострению характеристик всех без исключения представителей аристократического общества.

В процессе переработки комедии все более отчетливо обрисовывалась жизнь простых людей - как средоточие высоких нравственных начал. Если в первых вариантах пружиной драматического действия была хитрость горничной Тани, которая дурачила своих господ во время спиритических сеансов (комедия поначалу называлась "Исхитрилась"), то в окончательном варианте пьесы хитрость Тани не играет решающей роли в развитии драматического действия. Господскому миру теперь противостоит мир простых людей, каждый из которых добавляет что-то новое в трагическое ощущение жизни. Появились новые персонажи: артельщик от Бурдье, кучер, старый повар... Особенно важной в идейно-смйсловой сфере оказалась фигура старого повара, в репликах которого отчетливо звучит толстовское отрицание всего господского образа жизни. Когда после горестного рассказа о судьбе девушки Наташи третий мужик говорит, что "народ слабый, пожалеть надо", старый повар возмущенно произносит: "Как же, пожалеют они, черти! Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!"

В процессе доработки менялись и характеристики действующих лиц. Многие переставали быть эпизодическими, они вносили в общую неурядицу жизни свою боль, свои тревоги. Так, в первых редакциях пьесы буфетный мужик Яков был лицом эпизодическим, почти никак не соотносился с общим конфликтом произведения. Он произносил реплики, которые не раскрывали в должной мере его внутренний мир. В окончательном же тексте пьесы это совершенно другой человек - суетливый, забитый неудачник, (*316) не видящий выхода из постоянных жизненных неурядиц. Толстой в процессе работы над комедией стремился к заострению, к противопоставлению различных начал жизни, памятуя, что "драма есть конфликт" .

Толстой показал решительное столкновение нравственных законов, носителями которых являлись крестьяне, с неестественными, но привычными законами современной жизни. В "Плодах просвещения" носители естественного (нравственного) закона жизни - крестьяне - лицом к лицу столкнулись с представителями, как говорил Толстой, "людоедского" строя. Толстой сосредоточивает внимание на конфликтах и драматических столкновениях, происходящих между крестьянами и господами - представителями различных жизненных принципов и различных нравственных начал. Именно это и определяет своеобразие драматического действия в комедии "Плоды просвещения".

В "Плодах просвещения" внимание Толстого сосредоточено не на "нарушении нравственных норм", не на прослеживании "ложных путей героев", не на "их духовном возрождении" (как то было во "Власти тьмы"), а на "сопоставлении людей разного общественного положения" 1 .

Действие комедии начинается поздним утром в передней барского дома московского помещика Звездинцева, владельца 24 тысяч десятин земли. Характерно, что люди, обслуживающие господ, уже давно заняты своей повседневной работой, тогда как господа еще только пробуждаются после ночных развлечений. Сюда же, в переднюю барского дома, приходят и мужики со своей нуждой. И эта нужда настолько насущна, что они заявились сюда прямо с дороги, не сделав даже попытки где-либо отдохнуть или устроиться с ночлегом.

Их отличает настойчивость в решении главного вопроса их жизни - вопроса о земле, без которой им "надо жизни решиться". Эта боль о земле - боль всех русских крестьян. Этот вопрос оказался узлом, который не только "завязывает" драматическое действие, но и является его главным (*317)стержнем. Между мужиками и господами назрело и продолжает назревать решительное столкновение.

Рисуя представителей господского образа жизни. Толстой не всегда стремился наделить их только отрицательными качествами.

Так, глава дома, Леонид Федорович Звездинцев, добрый по своей натуре человек, хотя и слабохарактерен.

Познание мужиками господского образа жизни начинается общим удивлением перед тем очевидным фактом, что в столь поздний час господа еще только просыпаются. Но надо отметить, что удивление здесь взаимное - и это вызывает комический эффект. Сами мужики тоже производят странное впечатление на обитателей богатого дома. Насмешливое удивление звучит вначале в словах лакея Григория по поводу странной обуви крестьян, а также в вопросе младшего Звездинцева: "Это что за чучелы явились?" Однако показательно: отношение, скажем, младшего Звездинцева к мужикам резко меняется, как только он узнает, что те принесли деньги и хотят купить землю. Ему позарез нужны 300 рублей для устройства нового, серьезного, как он говорит, общества с благотворительными целями, "общества поощрения разведения старинных русских густопсовых собак". Вот почему он уговаривает мужиков не скупиться, поучает их, как нужно вести хозяйство.

Сцена объяснения Василия Леонидовича с мужиками красноречиво иллюстрирует манеру Толстого в создании противостояния характеров действующих лиц, вступающих в диалог. Ирония здесь обоюдная. Но если молодой Звездинцев, сосредоточенный на злополучных трехстах рублях, нужных ему, не выходит в целом за рамки обычного, барски-пренебрежительного отношения к простым людям, то ирония первого мужика содержит в себе трезвое осуждение, "свою умственность".

С точки зрения простого человека, сын - это кормилец, надежда семьи. И мужиков удивляет незнание молодым барином того, как нужно вести хозяйство. Их ироническое отношение к молодому барину выражается совершенно откровенно, когда они пытаются уяснить, почему молодой барин освобожден от военной службы. "Для прокорму, скажем, родителев оставлен",- высказывает догадку один из мужиков. "Этот прокормит, что и говорить",- иронизирует другой.

(*318) Но знакомство мужиков с господским образом жизни не ограничилось встречей с Вово. Оно только начинается. В первом действии даются самые разнообразные проявления господского образа жизни, которые получают соответствующую оценку со стороны мужиков или тут же, или в последующих их разговорах. В зависимости от этого первый акт комедии делится на отдельные сцены-эпизоды, цель которых не только иллюстративная, но и действенная. Одним из центральных эпизодов первого акта, в котором уже определилось, что благополучного решения вопроса о земле быть не может, явился эпизод встречи ходоков с женой Звездинцева. При виде крестьян она устраивает истерику: "Нельзя пускать в дом людей, которые ночевали бог знает где... В одеждах, я думаю, всякая складка полна микроб: микробы скарлатины, микробы оспы, микробы дифтерита! Да ведь они из Курской, Курской губернии, где повальный дифтерит!.. Доктор, доктор! Воротите доктора".

Эта буйная вспышка гнева лишила крестьян речи. Но зато после они вволю потешаются над этой сценой. "Двистительно, штурму сделала давеча - беда",- говорит первый мужик. А третий мужик не без иронии разъясняет: "Тоже моя старуха, скажем, другой раз распалится - страсть! Уж я из избы вон иду... Того гляди, скажем, рогачем зашибет". Осмысленная в житейском плане, эта вспышка в следующий раз (в четвертом акте) уже не производит на мужиков устрашающего впечатления. Больше того, когда барыня в четвертом акте говорит о Митрии Чиликине: "Он больной, он резервуар заразы... он совсем гнилой", третий мужик - этот робкий и смиренный человек - твердо отвечает ей: "Напрасно ты, мать, ей-богу, напрасно. У моей старухи, скажем, спроси. Какой я гнилой? Я как стеклышко, скажем".

Особенность драматического конфликта "Плодов просвещения" состоит в том, что мужики и господа сталкиваются между собой непосредственно лишь три раза на всем протяжении пьесы. Казалось бы, такое развитие главного конфликта должно ослаблять драматическое напряжение. Но Толстой всячески заостряет антагонизм противоборствующих сил.

В период работы над "Плодами просвещения" он записал (*319)в дневнике: "Надо заострить художественное произведение, чтобы оно проникло. Заострить и значит сделать ее (комедию) совершенной художественно,- тогда она пройдет через равнодушие и повторением возьмет свое". Достигается это заострение в "Плодах просвещения" тем, что после первой встречи две линии получают внешнюю самостоятельность развития. И если господа не думают о мужиках (они воспринимают мужиков как досадную помеху в их размеренно-приятном течении жизни), то для мужиков господский образ жизни становится материалом для глубокого раздумья о смысле жизни, о тех "плодах просвещения", которые, в сущности, оказались пустой забавой пресыщенного барства. Мужики чувствуют свою ответственность за общее положение вещей в мире.

Событийное движение господской части комедии практически становится простой иллюстрацией того, что уже было точно определено одним метким словом в первом акте: "Умственность, значит". Характерно, что эта же фраза произносится и во втором акте, после того как были услышаны многочисленные рассказы о господской жизни. Но прежде чем прийти к выводу о том, что "в деревне лучше", мужики оказались не только очевидцами того, как и в каких формах проходит господская жизнь, но и выслушали, выражаясь образно, многочисленные "показания свидетелей": кухарок, горничных, лакеев, кучеров, буфетных мужиков - всех этих жертв нелепого уклада. Эти рассказы предельно достоверны. Каждый из них имеет свой драматический элемент, это своего рода микродрамы, микротрагедии. И именно в силу этого каждый рассказ выполняет функцию не известительно-повествовательную, а драматически-действенную.

В самом деле, как жить кучерам, если сюда же, в кучерскую, поместили трех господских кобелей, "каких-то дорогих, густопсовых, что ль, леший их знает!". "Напакостили, воют, а приступиться нельзя - кусаются. Злые, черти! - того и гляди, сожрут",- в отчаянии восклицает кучер. И завершает: "Либо собакам в кучерской, либо кучерам жить".

Людям, привыкшим жить трудовой, деятельной жизнью, кажутся фантастическими нелепые рассказы о том, как проводят свое время господа. Кухарку поражает, как господа "здоровы жрать": "Вин этих сладких, водок, наливок шипучих, к каждому кушанью - свое. Ест и запивает, ест (*320) и запивает... Да уж как здоровы жрать - беда! У них ведь нет того, чтоб сел, поел, перекрестился да встал, а бесперечь едят... Только, господи благослови, глаза продерут, сейчас самовар, чай, кофе, щиколад. Только самовара два отопьют, уж третий ставь. А тут завтрак, а тут обед, а тут опять кофий. Только отвалятся, сейчас опять чай. А тут закуски пойдут: конфеты, жамки - и конца нет. В постеле лежа,- и то едят". А на вопрос второго мужика: "Ну, а когда же дела делают?", кухарка отвечает: "Какие у них дела? В карты да в фортепьяны - только и делов".

Рассказ кухарки дополняется рассказом горничной Тани о том, как она барыню "засупонивает", помогая ей надеть бальное платье, замечанием Якова о "бешеных" деньгах, которые тратят господа, грустным повествованием о трагической судьбе старого повара, рассказом о не менее трагической судьбе девушки Наташи, которая "оступилась один раз - и пошла по рукам"... Бесполезна, бессмысленна жизнь господ, если подойти к ней со здравым смыслом.

Тем не менее господа все в "делах", все в "заботах". Всех их Толстой делает приверженцами каких-либо страстей (карты, вино, шарады, различные "благотворительные" общества, спиритизм и т. д.). Суеверие "просвещенного" барства - это духовная "власть тьмы" бездельников и фразеров, мнящих себя "солью земли". Суеверия просвещенных господ и дипломированных ученых гораздо хуже, опаснее суеверий забитого нищенской жизнью простого народа. Спиритизм - "высшее" достижение, до которого могло дойти извращенное бездельем "барство дикое". Но если суеверие мужицкое, их "власть тьмы" находит свое оправдание и объяснение в невыносимо тяжелых условиях как дореформенного, так и пореформенного крестьянства, то "власти тьмы", которой охвачены господа, нет оправдания. Таково убеждение Толстого, и оно выражено уже названием комедии.

Сатирическое обличение господ усиливается еще и тем, что большинство из них имеют высшее образование, а некоторые играют законодательную роль в "развитии науки". Таким законодателем науки является профессор Кругосветлов, "ученый... с самоуверенными манерами", серьезно посвятивший себя изучению таких "проблем" науки, как "медиумистическая энергия" и спиритические явления. Он много и пространно говорит на излюбленные темы, придавая своей речи наукоподобный характер, а к инакомыслящим (*321) относится "кротко-презрительно". Никакие доводы о проделках горничной Тани на спиритическом сеансе не поколебали его веры в очевидность подобных явлений: "Оттого. что эта девушка хотела обманывать,- говорит Кругосветлов,- от этого медиумизм - вздор, как вы изволите выражаться? Странное заключение! Свет, который мы все видели, а в первом случае понижение, а во втором - повышение температуры, волнение и вибрирование Гроссмана,- что же, это тоже делала эта девушка? А это факты... есть вещи, которые надо исследовать и вполне понимать, чтобы говорить о них,- вещи слишком серьезные, слишком серьезные..."

Здесь уместно привести и трезво-ироническое суждение по этому же поводу камердинера Федора Ивановича: "Учены, учены, хоть бы Алексей Владимирович, профессор он, а все другой раз сильно сомнение берет. Народные суеверия, грубые, истребляются, суеверия домовых, колдунов, ведьм... А ведь если вникнуть, ведь это такое же суеверие. Ну, разве возможно это, чтобы души умерших и говорили бы и на гитаре играли бы? А дурачит их кто-нибудь или сами себя".

Трое из представителей молодого поколения также имеют самое близкое отношение к науке. Молодой Звездинцев - "кандидат юридических наук", Петрищев - "кандидат филологических наук", барон Клинген - "кандидат Петербургского университета" 2 . Но этим не исчерпывается их характеристика. Первый из них - человек "без определенных занятий", "член общества велосипедистов, общества конских ристалищ и общества поощрения борзых собак", второй - "член тех же обществ, как и Василий Леонидович, и, кроме того, общества устройства ситцевых и коленкоровых балов" - как о том сказано в афише к пьесе.

Таковы представители официальной науки. Но это не значит, что Толстой вообще отрицал значение науки в жизни людей. Он гневно обрушивается именно на официальную науку, ничего общего не имеющую с истинной наукой. "Мы очень радуемся и гордимся тем,- писал Толстой в трактате "Что такое искусство?",- что наша наука дает нам возможность воспользоваться энергией водопада и заставить (*322) эту силу работать на фабриках, или тому, что мы пробили туннели в горах и т. п. Но горе в том, что силу водопада мы заставили работать не на пользу людей, а для обогащения капиталистов, производящих предметы роскоши или орудия человекоистребления".

К этому можно добавить, что печатью "общности", принадлежности к корпоративной организации (правда, к совершенно иной) отмечены и все другие персонажи пьесы. Это не только мужики - ходоки из курской деревни. Это и горничная Таня, и "добродушный, живущий только деревенскими семейными интересами" буфетчик Яков, и сын второго мужика "малый" Семен, и "образованный и любящий образование" камердинер Федор Иванович, и многие другие. У каждого из них своя судьба, но в их различных судьбах есть общее - одинаковая зависимость от барства, от его необузданного произвола и прихоти.

Многие образы "Плодов просвещения" появились в творческом сознании Толстого задолго до создания комедии. Так, образ старого повара намечен уже в трактате "Так что же нам делать?" (1882-1886). Там же встречаемся и с горничной, которая "свихнулась" и двадцати лет умерла (*323) от сифилиса. Такого персонажа нет в комедии, но зато есть рассказ о девушке Наташе, которая "промахнулась" один раз. О ее трагической судьбе рассказывают мужикам кухарка и Яков.

Точно такая же судьба ожидает и горничную Таню, если ее не возьмут в деревню, не изолируют от этой "скверны". Она уже подвергается усиленным преследованиям "развратного, завистливого и смелого" лакея Григория. Выход только один: поскорее отдать ее замуж за Семена и вернуть их в деревню. Кухарка, хорошо знающая, чем кончается жизнь молодой девушки-крестьянки в господском доме, говорит отцу Семена: "Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну за сына брать - бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать".

Возвращение в деревню представляется единственным спасительным средством, а сама деревня - какой-то обетованной страной, жизнь в которой не подвержена тлетворному воздействию "плодов просвещения". Однако мы помним, что и во "Власти тьмы", в пьесе, целиком посвященной деревне, были даны страшные картины распада исходных принципов крестьянской жизни. Во "Власти тьмы" девочка Анютка мечтает даже уйти из жизни, "пока не изгадилась". Кухарка из "Плодов просвещения", заботясь о судьбе Тани, употребляет то же выражение. И это совпадение весьма примечательно. Слова девочки Анютки наполняются широким смыслом, они относятся прежде всего к тому неотвратимому, что идет в крестьянскую жизнь извне - как нечто противоестественное и чужеродное.

Неизменность форм мира Звездинцевых не есть свидетельство бездействия: законы этого мира проникают в крестьянскую среду, активно воздействуют на психику простых людей, уродуют их души. Наиболее наглядным примером такого растления является лакей Григорий, ближе других соприкоснувшийся с миром господ. Он задался целью выйти "в люди" и для достижения этой цели готов прибегнуть к любым средствам. "Нынче я лакей, а завтра, может, и не хуже их жить буду. И за лакеев замуж выходят, разве не бывало?"

Но самое страшное, пожалуй, даже не в том, что мир Звездинцевых породил в душе уже развращенного лакея завистливые мысли и надежды. Страшнее другое: то, что на деревню, на весь деревенский уклад надвигается что-то непонятное, неясное, какая-то новая форма угнетения и ду(*324)ховного одурманивания. Камердинер Федор Иванович мечтает: "Я ведь вашу жизнь крестьянскую очень понимаю. Я, вам скажу, сам подумываю, где бы землицы купить. Домик построил бы, да крестьянствовал". И тут-то обнаруживается, что земля эта рассматривается не только как насущная потребность всех крестьян, но и как средство закабаления тех же крестьян.

Оборотистый первый мужик тут же следующим образом прокомментировал мечты Федора Ивановича о жизни в деревне: "Двистительно, при деньгах можно в деревне себе всякое удовольствие получить... Да питейное заведение, примерно, или трактир откроете, житье такое будет, что умирать не надо. Царствуй, и больше никаких". Вдумаемся, однако, в эти слова. Еще неизвестно, чего больше в этом комментарии: то ли это рассказ о так называемых "пришлых" людях в деревню, об их роли в деревенской жизни, то ли выражение собственной мечты, мечты о деньгах, о "питейном заведении", об удовольствиях зажиточной жизни. Ясно одно: в деревне складываются новые формы жизни, складываются под воздействием "цивилизованного" мира. И об этой новой форме "хозяйствования" уже помышляет один из представителей крестьянского мира. "Ржа" жизни разъедает души людей изнутри, и она обнаруживается не только в открытых и смелых планах лакея и камердинера, но и в тайных помыслах первого мужика.

С этой точки зрения характеры некоторых действующих лиц в комедии "Плоды просвещения" не остались неизменными. Но "подвижка" характеров, изменение судьбы некоторых персонажей, даже случайное благополучие в решении вопроса о продаже земли мужикам из деревни не изменяет общего положения вещей, не уводит действующих лиц "Плодов просвещения" от трагических проявлений жизни, а, напротив, ставит их перед лицом новых, только еще назревающих, более глубоких и трагических конфликтов, ибо "земля малая, не то что скотину,- курицу, скажем, и ту выпустить некуда".

Видный критик конца XIX - начала XX века, большой друг Толстого В. В. Стасов писал по поводу "Плодов просвещения": "Что касается последней вещи (то есть "Пло(*325)дов просвещения".-В. О.), то я, как прежде всегда, так и теперь, жалуюсь на мольеровскую горничную, надувающую господ (это для меня противно и непростительно), но все остальное так велико и так глубоко, так правдиво и так беспредельно талантливо, что подобные вещи, характеры и поражающие ценности я нахожу только у одного человека на свете - у Шекспира. Эту колоссальную вещь у нас еще не довольно ценят".

Толстой в беседе с А. Б. Гольденвейзером признавался: "Таня - французская гризетка". В проделках Тани действительно что-то есть от ловких французских служанок, что и давало основание некоторым критикам считать этот образ неким "инородным телом" в комедии. Но за этим осуждением пропадало другое, то, о чем пишет, как о главном, определяющем в комедии, В. В. Стасов: о той глубине и правдивости изображения характеров в пьесе Толстого, какие встречаются, может быть, только в произведениях Шекспира. Сопоставление с Шекспиром любопытно еще и тем, что сам Толстой в статье "О Шекспире и о драме" решительно упрекал английского драматурга в том, что все его лица говорят одним, "шекспировским" языком. И замечал: надо, "чтобы каждое лицо говорило своим, свойственным его характеру языком". По мнению Толстого, человека в равной степени характеризует и то, как он говорит, и то, как он слушает собеседника.

Вот почему Толстой уделяет особое внимание так называемой манере держаться и говорить. Почти у всех персонажей "Плодов просвещения" Толстой отмечает эту особую манеру. Вот некоторые примеры: Звездинцев "любит удивлять других своими рассказами"; Бетси "говорит очень быстро и очень отчетливо, поджимая губы, как иностранка"; Василий Леонидыч "говорит громко и отрывисто"; профессор Кругосветлов "охотно говорит"; Петрищев "быстрый в движениях и речи"; баронесса "говорит без интонаций"; толстая барыня "старается переговорить других"; кухарка "говорунья"; 1-й мужик "любит себя послушать"; артельщик "говорит твердо, внушительно и ясно", и т. д. и т. п.

Особенно упорно работал Толстой над речью мужиков - представителей одной деревни. Толстой не соблазнился относительной легкостью воспроизведения диалектной речи, хотя некоторые диалектизмы в речи мужиков встречаются.

(*326) В афише к "Плодам просвещения" Толстой не наделил курских мужиков-ходатаев какими-либо особыми внешними признаками. Больше того, Толстой всячески подчеркивает их общность: "1-й мужик", "2-й мужик", "3-й мужик". А уж потом в этой общности дает их индивидуальные особенности (см. перечень действующих лиц). Но что особенно важно: Толстой выделяет и у мужиков отличительные особенности речи. Исследователи подсчитали, что первый мужик, например, только в первом действии комедии 15 раз произносит слово "двистительно", 11 раз слово "значит", 9 раз - "примерно" и т. д. Все эти слова для крестьянской речи не характерны. Употребляя их в разговоре с господами, 1-й мужик, как ему кажется, пытается приблизить то, о чем он говорит, к господскому пониманию, к господскому образу выражать свои мысли.

Однако, кроме сознательного стремления подражать господской речи (косноязычие и как средство пародирования), есть здесь и нечто другое. Толстой писал М. Горькому о том, что "все мужики в жизни говорят глупо, несуразно,- не сразу поймешь, что он хочет сказать...". Поэтому в усложненности речи первого мужика следует видеть и выжидательность, столь характерную для крестьянской психологии.

Посмотрим, как первый мужик сознательно "затемняет" смысл предмета разговора, давая тем самым возможность второму мужику как бы со стороны оценить происходящее.

"Леонид Федорович . Это так, но как же приплату?

1-й мужик . А приплату предлагаит мир, чтоб, как летось говорено, рассрочить, значит, в получении в наличностях, по законам положений, 4000 рублей полностью.

2-й мужик . Четыре тысячи получи денежки теперь, значит, а остальные чтоб обождать".

Из столкновения различных словесных рядов возникает в подобных ситуациях дополнительный комический эффект.

Толстой был особенно обеспокоен тем, как мужики будут выглядеть на сцене. От этого очень многое зависит, по его мнению, в социально-психологических акцентах всей пьесы. Побывав на спектакле "Плодов просвещения" в Малом театре 8 января 1892 года, он остался недоволен исполнением ролей мужиков. "По моему мнению,- говорил Толстой,- они неестественно исполняют свои роли. И если не глядеть (*327)на сцену, а только слушать, что говорят, то нередко можно стать в тупик: чему же смеется публика? Ведь в речах мужиков постоянно звучит жалоба, а иногда и попытка протеста. И их слова, по моему мнению, скорее должны возбуждать сочувствие к безысходному положению, а уж никак не смех... По костюму - мало похожи на обыкновенных мужиков. Они не умеют даже надевать лаптей, и так, как они делают это, не делает никто из крестьян".

Толстой стремился к тому, чтобы каждая фраза была "в духе" того или иного лица. Так, фразу о том, что "земля малая", в черновых вариантах первой редакции пьесы произносил второй мужик: "Нельзя нам жить. Совсем помирать приходится. Потому земля малая. На квас. А скотину выпустить некуда. Курица - и та на вашу перескочит, и все грех..." В окончательном тексте ее произносит третий мужик, и она, естественно, переделана в духе нового лица: "Помилосердствуй, отец. Земля наша малая, не то что скотину - курицу, скажем, и ту выпустить некуда". Эта много раз повторяющаяся фраза (а один раз он произносит "не то что скотину,- куренка, скажем, выпустить некуда") не только полно выражает духовную сущность третьего мужика, но ярко рисует и безвыходное положение русского крестьянина вообще.

Не случайно В. И. Ленин обратился к этой емкой формуле в своей статье "Аграрный вопрос в России к концу XIX века": "Куренка некуда выпустить",- эта горькая крестьянская правда, этот "юмор висельника" лучше всяких длинных цитат повествует о той особенности крестьянского землевладения, которая не поддается статистическому выражению" 4 . Горькая правда народной жизни и неправда господской сладкой жизни выведены в "Плодах просвещения" Толстого.

Истинное художественное произведение искусства, говорил Толстой, "есть откровение нового познания жизни, которое по непостижимым для нас законам совершается в душе художника и своим выражением освещает тот путь, по которому идет человечество". Одним из таких произведений, которое стало "откровением нового познания жизни", и явилась комедия "Плоды просвещения".

1 Храпченко М. Б. Толстой как художник. М., "Советский писатель", 1978, с. 266.

2 До 1884 года в России существовал такой порядок: человек, окончивший университет с отличием и написавший письменную работу, получал степень кандидата.

3 Храпченко М. Б. Лев Толстой как художник, с. 269-270.

4 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 66.

В Петербурге, в богатом доме Звездинцевых, перед зеркалом долго любуется собой красивый и развратный лакей Григорий, лениво отзываясь на многократные зовы Василия Леонидыча, хозяйского сына, кокетничая с Таней, весёлой и энергичной горничной.

В привычной утренней суматохе снуют слуги, беспрерывно звонят в дверь посетители: артелыцик от Бурдье с платьем и запиской для барыни, Сахатов Сергей Иванович, бывший товарищ министра, элегантный господин, свободный и интересующийся всем на свете, доктор, регулярно наблюдающий барыню, Яков-буфетчик, вечно виноватый, неловкий и пугливый. Между доктором и Сахатовым завязывается и обрывается разговор о спиритизме. Всей беготнёй управляет камердинер Федор Иванович, «любитель» образования и политики, человек умный и добрый.

Новый звонок в дверь. Швейцар докладывает о приходе мужиков из курской деревни, хлопочущих о покупке земли. Среди них - Митрий Чиликин, отец буфетчика Семена, жениха Тани. Пока Федор Иванович у барина, мужики с гостинцами ждут под лестницей.

В нарастающей суете - между «вечным» разговором с Сахатовым о спиритизме, расспросами артельщика, объяснениями Федора Ивановича, новым гостем сына, - Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель двадцати четырёх тысяч десятин, мягкий, приятный джентльмен, - после долгих объяснений мужиков наконец уясняет их просьбу: принять сумму, собранную всем миром, в четыре тысячи рублей серебром сразу, а остальные деньги в рассрочку - как договаривались в прошлом году. «То было прошлого года; тогда я соглашался, а теперь не могу», - отказывает Леонид Федорович. Мужики просят, настаивают: «Обнадёжил, мы и бумагу выправили...» Леонид Федорович обещает подумать и уносит бумагу в кабинет, оставляя крестьян в унынии.

В это время Василий Леонидович, которому, как всегда, позарез нужны деньги на очередную затею, узнав причину прихода мужиков, безуспешно пытается упросить отца и в конце концов получает нужную сумму у матери. Мужики, наблюдая молодого барина, в недоумении переговариваются между собой. «Для прокорму, скажем, родителев оставлен...»; «Этот прокормит, что и говорить».

Между тем Бетси, младшая дочь Звездинцевых, кокетничая с Петрищевым, приятелем брата, болтая с Марьей Константиновной, учительницей музыки, наконец отпускает артельщика от Бурдье, все ещё ожидающего в передней: мать отказалась оплатить платье - маскарадный костюм Бетси - неприличный, слишком открытый. Бетси дуется: брат Вово только что получил триста рублей для покупки собак. Молодёжь собирается у Василия Леонидыча петь под гитару. Мужики, ожидая решения, дивятся происходящему.

Возвращается Семен, выполнив обычные поручения барыни. Таня с беспокойством наблюдает встречу отца с сыном, так как должны сговориться о свадьбе. Мужики с нетерпением ждут Федора Ивановича, от которого и узнают, что Леонид Федорович «в сеансе». Скоро и сам Леонид Федорович объявляет решение: духи велели отказать и бумагу не подписывать.

Растерянных крестьян неожиданно замечает барыня, помешанная на чистоте и боязни заразиться микробами. Поднимается крик, барыня требует полной дезинфекции, возвращает доктора, только что отпущенного до начала вечернего спиритического сеанса. Доктор советует обойтись «дёшево и сердито»: на бутылку воды столовую ложку салициловой кислоты, перемыть все, а «этих молодцов, разумеется, вон». Барыня, на ходу придумывая поручения слугам - главное - собачку любимую Фифку не простудить, - уезжает. Петрищев и Василий Леонидыч, довольные, пересчитывают деньги, полученные от maman.

В отсутствие господ Таня снова потихоньку возвращает мужиков. Они упрашивают Федора Ивановича ещё раз похлопотать за них. После новой неудачи Таня вдруг смекает, что, если бумагу «только подписать надо», она могла бы помочь: берет «документ», отсылает мужиков на улицу, а сама через Федора Ивановича вызывает барина «словечко сказать» по секрету, с глазу на глаз, и открывается ему, что Семен хочет на ней жениться, но водится за ним «спиритичество» - сядет за стол, а ложка сама ему в руки - прыг... Не опасно ли это? Леонид Федорович успокаивает Таню и, к радости, в точности по её плану отдаёт приказания Федору Ивановичу, а сам обдумывает, как посадить Семена на очередном сеансе новым медиумом. Напоследок Таня просит Федора Ивановича «заместо отца родного» быть её сватом, переговорить с отцом Семена.

В начале второго действия мужики и Федор Иванович в людской кухне обсуждают дела: сватовство, продажу земли, житье городское и деревенское, Танино обещание помочь. Их беседу прерывают хлопоты кухарки, жалобы кучера - от Василия Леонидыча трёх кобелей привели - «либо собакам в кучерской, либо кучерам жить». После ухода Федора Ивановича кухарка объясняет мужикам прелести барского житья и опасности «сладкой жизни»: всегда белые булки к чаю, сахар, кушанья разные, из занятий - карты да фортепиано с утра, балы да маскарады. Лёгкая работа и даровая пища «изгаживают» простого человека. Таких ослабевших, погибших созданий немало - старый спившийся повар на печке, девушка Наталья, умершая в больнице. В кухне - бойком месте - то и дело толкотня, меняются люди. Семен, перед тем как сесть с господами, заглядывает на минутку переброситься несколькими словами с отцом - «коли, Бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму». Таня забегает, поторапливает прислугу, потчует мужиков, на ходу рассказывая им случаи из господской жизни. «То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно за ними все эти гадости убирать», - и напоследок показывает из-за фартука бумагу: «Стараюсь, стараюсь... Только бы одна штука удалась...»

На кухне появляются Василий Леонидович и Сахатов. Повторяется все тот же разговор с мужиками о продаже земли. Сахатов прячет ложку в сумку одного из них, уходят. Оставшиеся укладываются на ночь, гасят свет. Тишина, вздохи. Потом слышны топот шагов, шум голосов, двери растворяются настежь и стремительно вваливаются: Гросман с завязанными глазами, держащий за руку Сахатова, профессор и доктор, толстая барыня и Леонид Федорович, Бетси и Петрищев, Василий Леонидыч и Марья Константиновна, барыня и баронесса, Федор Иваныч и Таня. Мужики вскакивают. Ходят, ищут. Гросман спотыкается о скамейку. Барыня замечает мужиков и снова поднимает истерику: кругом «дифтеритная зараза». На неё не обращают внимание, так все заняты поиском предмета. Гросман после кружения по кухне нагибается к сумочке третьего мужика и достаёт ложку. Общий восторг. Те же, без Бетси, Марьи Константиновны, Петрищева и Василия Леонидыча, под присмотром доктора, проверяют температуру, пульс Гросмана, перебивая друг друга, рассуждают о природе гипноза. Барыня все же устраивает скандал Леониду Федоровичу: «Вы знаете только свои глупости, а дом на мне. Вы заразите всех». Гонит мужиков и в слезах уходит. Таня со вздохом провожает крестьян в дворницкую.

Вечером того же дня в гостиной Леонида Федоровича прежние гости собрались для проведения «опытов». С нетерпением ждут Семена, нового медиума. Таня прячется в комнате. Ее замечает Бетси, и Таня открывает ей свой план. После ухода Бетси она вместе с Федором Иванычем убирает комнату: стол посреди, стулья, гитара, гармония. Беспокоятся о Семене - чист ли он. В поддёвке, вымытый, появляется Семен. Его наставляют: «Не думай, а отдавайся настроению: хочется спать - спи, хочется ходить - ходи Можешь подняться на воздух...» Когда Семен остаётся один, неслышно с ним рядом оказывается Таня. Семен повторяет её уроки: «...спички намочить. Махать - раз. зубами трещать - два. Вот третье забыл...» - «А третье-то - пуще всего: как бумага на стол падёт - я ещё в колокольчик позвоню, - так ты сейчас же руками захватывай. А как захватишь, так жми как будто во сне А как я на гитаре заиграю, так как будто просыпайся...» Все происходит по Таниному сценарию. Бумага подписана. Гости расходятся, оживлённо делясь впечатлениями. Таня одна, вылезает из-под дивана и смеётся. Ее замечает Григорий и грозит рассказать про её плутни и дурачества.

Театр представляет декорацию первого действия. Два «чужих» выездных лакея. Сверху спускаются княгиня с княжной. Бетси провожает их. Княгиня смотрит в книжечку, читает расписание своих визитов, Григорий надевает ей ботинки, затем обувает молодую княжну. На прощанье вспоминают последний сеанс. Григорий спорит с лакеями о разнице между их «низким» положением и господским: «Разницы нет никакой. Нынче я лакей, а завтра, может, и не хуже их жить буду». Уходит курить. Вслед ему: «ох, не любят таких вертунов». Сверху сбегает Петрищев, навстречу ему Коко Клинген. Перебрасываются шарадами, каламбурят, готовятся к репетиции домашнего спектакля, к маскараду. К ним присоединяется Бетси, со смехом рассказывая о вчерашнем спиритическом «спектакле» у отца. Их щебетанье чередуется разговорами слуг лакеев, нерасторопного Якова. К ним присоединяется Таня: бумагу уж отдала мужикам. Осталось только упросить хозяев дать расчёт - «оставаться нельзя здесь». Она и Яков снова просят заступничества Федора Иваныча, каждый о своём.

Во время проводов старой графини с фальшивыми волосами и зубами на глазах у Федора Иваныча, барыни, лакеев внезапно завязывается драка Григория и Семена. В ответ на гнев барыни, попытки Федора Иваныча оправдать Семена Григорий раскрывает их сговор с Таней и «плутовство» в сеансе. «Кабы не она, бумагу не подписали бы и мужикам землю не продали бы». Скандал. А тут ещё мужики рвутся в дверь, мимо швейцара деньги отдать. Барыня расстраивает дело, при всех стыдит Леонида Федоровича, учиняет допрос Тане, грозит подать мировому судье из-за причинённого ею убытку на несколько тысяч. Но благодаря вмешательству Бетси, признанию в соучастии, сообщениям профессора о тринадцатом съезде спиритуалистов в Чикаго, новом приступе ярости барыни против Якова («Вон, сейчас вон!») и страха перед «больными» («сыпь на носу», «резервуар заразы») - в суматохе у мужиков принимают наконец деньги и Таню отпускают домой готовиться к свадьбе. Федор Иваныч ей на прощанье: «...когда домком заживёшь, я приеду к тебе погостить...»

Плоды просвещения
Краткое содержание комедии
В Петербурге, в богатом доме Звездинцевых, перед зеркалом долго любуется собой красивый и развратный лакей Григорий, лениво отзываясь на многократные зовы Василия Леонидыча, хозяйского сына, кокетничая с Таней, веселой и энергичной горничной.
В привычной утренней суматохе снуют слуги, беспрерывно звонят в дверь посетители: артелыцик от Бурдье с платьем и запиской для барыни, Сахатов Сергей Иванович, бывший товарищ министра, элегантный господин, свободный и интересующийся всем на свете, доктор, регулярно наблюдающий барыню, Яков-буфетчик, вечно виноватый, неловкий и пугливый. Между доктором и Сахатовым завязывается и обрывается разговор о спиритизме. Всей беготней управляет камердинер Федор Иванович, “любитель” образования и политики, человек умный и добрый.
Новый звонок в дверь. Швейцар докладывает о приходе мужиков из курской деревни, хлопочущих о покупке земли. Среди них – Митрий Чиликин, отец буфетчика Семена, жениха Тани. Пока Федор Иванович у барина, мужики с гостинцами ждут под лестницей.
В нарастающей суете – между “вечным” разговором с Сахатовым о спиритизме, расспросами артельщика, объяснениями Федора Ивановича, новым гостем сына, – Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель двадцати четырех тысяч десятин, мягкий, приятный джентльмен, – после долгих объяснений мужиков наконец уясняет их просьбу: принять сумму, собранную всем миром, в четыре тысячи рублей серебром сразу, а остальные деньги в рассрочку – как договаривались в прошлом году. “То было прошлого года; тогда я соглашался, а теперь не могу”, – отказывает Леонид Федорович. Мужики просят, настаивают: “Обнадежил, мы и бумагу выправили… ” Леонид Федорович обещает подумать и уносит бумагу в кабинет, оставляя крестьян в унынии.
В это время Василий Леонидович, которому, как всегда, позарез нужны деньги на очередную затею, узнав причину прихода мужиков, безуспешно пытается упросить отца и в конце концов получает нужную сумму у матери. Мужики, наблюдая молодого барина, в недоумении переговариваются между собой. “Для прокорму, скажем, родителев оставлен… “; “Этот прокормит, что и говорить”.
Между тем Бетси, младшая дочь Звездинцевых, кокетничая с Петрищевым, приятелем брата, болтая с Марьей Константиновной, учительницей музыки, наконец отпускает артельщика от Бурдье, все еще ожидающего в передней: мать отказалась оплатить платье – маскарадный костюм Бетси – неприличный, слишком открытый. Бетси дуется: брат Вово только что получил триста рублей для покупки собак. Молодежь собирается у Василия Леонидыча петь под гитару. Мужики, ожидая решения, дивятся происходящему.
Возвращается Семен, выполнив обычные поручения барыни. Таня с беспокойством наблюдает встречу отца с сыном, так как должны сговориться о свадьбе. Мужики с нетерпением ждут Федора Ивановича, от которого и узнают, что Леонид Федорович “в сеансе”. Скоро и сам Леонид Федорович объявляет решение: духи велели отказать и бумагу не подписывать.
Растерянных крестьян неожиданно замечает барыня, помешанная на чистоте и боязни заразиться микробами. Поднимается крик, барыня требует полной дезинфекции, возвращает доктора, только что отпущенного до начала вечернего спиритического сеанса. Доктор советует обойтись “дешево и сердито”: на бутылку воды столовую ложку салициловой кислоты, перемыть все, а “этих молодцов, разумеется, вон”. Барыня, на ходу придумывая поручения слугам – главное – собачку любимую Фифку не простудить, – уезжает. Петрищев и Василий Леонидыч, довольные, пересчитывают деньги, полученные от maman.
В отсутствие господ Таня снова потихоньку возвращает мужиков. Они упрашивают Федора Ивановича еще раз похлопотать за них. После новой неудачи Таня вдруг смекает, что, если бумагу “только подписать надо”, она могла бы помочь: берет “документ”, отсылает мужиков на улицу, а сама через Федора Ивановича вызывает барина “словечко сказать” по секрету, с глазу на глаз, и открывается ему, что Семен хочет на ней жениться, но водится за ним “спиритичество” – сядет за стол, а ложка сама ему в руки – прыг… Не опасно ли это? Леонид Федорович успокаивает Таню и, к радости, в точности по ее плану отдает приказания Федору Ивановичу, а сам обдумывает, как посадить Семена на очередном сеансе новым медиумом. Напоследок Таня просит Федора Ивановича “заместо отца родного” быть ее сватом, переговорить с отцом Семена.
В начале второго действия мужики и Федор Иванович в людской кухне обсуждают дела: сватовство, продажу земли, житье городское и деревенское, Танино обещание помочь. Их беседу прерывают хлопоты кухарки, жалобы кучера – от Василия Леонидыча трех кобелей привели – “либо собакам в кучерской, либо кучерам жить”. После ухода Федора Ивановича кухарка объясняет мужикам прелести барского житья и опасности “сладкой жизни”: всегда белые булки к чаю, сахар, кушанья разные, из занятий – карты да фортепиано с утра, балы да маскарады. Легкая работа и даровая пища “изгаживают” простого человека. Таких ослабевших, погибших созданий немало – старый спившийся повар на печке, девушка Наталья, умершая в больнице. В кухне – бойком месте – то и дело толкотня, меняются люди. Семен, перед тем как сесть с господами, заглядывает на минутку переброситься несколькими словами с отцом – “коли, Бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму”. Таня забегает, поторапливает прислугу, потчует мужиков, на ходу рассказывая им случаи из господской жизни. “То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно за ними все эти гадости убирать”, – и напоследок показывает из-за фартука бумагу: “Стараюсь, стараюсь… Только бы одна штука удалась… “
На кухне появляются Василий Леонидович и Сахатов. Повторяется все тот же разговор с мужиками о продаже земли. Сахатов прячет ложку в сумку одного из них, уходят. Оставшиеся укладываются на ночь, гасят свет. Тишина, вздохи. Потом слышны топот шагов, шум голосов, двери растворяются настежь и стремительно вваливаются: Гросман с завязанными глазами, держащий за руку Сахатова, профессор и доктор, толстая барыня и Леонид Федорович, Бетси и Петрищев, Василий Леонидыч и Марья Константиновна, барыня и баронесса, Федор Иваныч и Таня. Мужики вскакивают. Ходят, ищут. Гросман спотыкается о скамейку. Барыня замечает мужиков и снова поднимает истерику: кругом “дифтеритная зараза”. На нее не обращают внимание, так все заняты поиском предмета. Гросман после кружения по кухне нагибается к сумочке третьего мужика и достает ложку. Общий восторг. Те же, без Бетси, Марьи Константиновны, Петрищева и Василия Леонидыча, под присмотром доктора, проверяют температуру, пульс Гросмана, перебивая друг друга, рассуждают о природе гипноза. Барыня все же устраивает скандал Леониду Федоровичу: “Вы знаете только свои глупости, а дом на мне. Вы заразите всех”. Гонит мужиков и в слезах уходит. Таня со вздохом провожает крестьян в дворницкую.
Вечером того же дня в гостиной Леонида Федоровича прежние гости собрались для проведения “опытов”. С нетерпением ждут Семена, нового медиума. Таня прячется в комнате. Ее замечает Бетси, и Таня открывает ей свой план. После ухода Бетси она вместе с Федором Иванычем убирает комнату: стол посреди, стулья, гитара, гармония. Беспокоятся о Семене – чист ли он. В поддевке, вымытый, появляется Семен. Его наставляют: “Не думай, а отдавайся настроению: хочется спать – спи, хочется ходить – ходи Можешь подняться на воздух… ” Когда Семен остается один, неслышно с ним рядом оказывается Таня. Семен повторяет ее уроки: “… спички намочить. Махать – раз. зубами трещать – два. Вот третье забыл… ” – “А третье-то – пуще всего: как бумага на стол падет – я еще в колокольчик позвоню, – так ты сейчас же руками захватывай. А как захватишь, так жми как будто во сне А как я на гитаре заиграю, так как будто просыпайся… ” Все происходит по Таниному сценарию. Бумага подписана. Гости расходятся, оживленно делясь впечатлениями. Таня одна, вылезает из-под дивана и смеется. Ее замечает Григорий и грозит рассказать про ее плутни и дурачества.
Театр представляет декорацию первого действия. Два “чужих” выездных лакея. Сверху спускаются княгиня с княжной. Бетси провожает их. Княгиня смотрит в книжечку, читает расписание своих визитов, Григорий надевает ей ботинки, затем обувает молодую княжну. На прощанье вспоминают последний сеанс. Григорий спорит с лакеями о разнице между их “низким” положением и господским: “Разницы нет никакой. Нынче я лакей, а завтра, может, и не хуже их жить буду”. УХОДИТ курить. Вслед ему: “ох, не любят таких вертунов”. Сверху сбегает Петрищев, навстречу ему Коко Клинген. Перебрасываются шарадами, каламбурят, готовятся к репетиции домашнего спектакля, к маскараду. К ним присоединяется Бетси, со смехом рассказывая о вчерашнем спиритическом “спектакле” у отца. Их щебетанье чередуется разговорами слуг лакеев, нерасторопного Якова. К ним присоединяется Таня: бумагу уж отдала мужикам. Осталось только упросить хозяев дать расчет – “оставаться нельзя здесь”. Она и Яков снова просят заступничества Федора Иваныча, каждый о своем.
Во время проводов старой графини с фальшивыми волосами и зубами на глазах у Федора Иваныча, барыни, лакеев внезапно завязывается драка Григория и Семена. В ответ на гнев барыни, попытки Федора Иваныча оправдать Семена Григорий раскрывает их сговор с Таней и “плутовство” в сеансе. “Кабы не она, бумагу не подписали бы и мужикам землю не продали бы”. Скандал. А тут еще мужики рвутся в дверь, мимо швейцара деньги отдать. Барыня расстраивает дело, при всех стыдит Леонида Федоровича, учиняет допрос Тане, грозит подать мировому судье из-за причиненного ею убытку на несколько тысяч. Но благодаря вмешательству Бетси, признанию в соучастии, сообщениям профессора о тринадцатом съезде спиритуалистов в Чикаго, новом приступе ярости барыни против Якова (“Вон,.сейчас вон!”) и страха перед “больными” (“сыпь на носу”, “резервуар заразы”) – в суматохе у мужиков принимают наконец деньги и Таню отпускают домой готовиться к свадьбе. Федор Иваныч ей на прощанье: “… когда домком заживешь, я приеду к тебе погостить… “

(No Ratings Yet)

В Петербурге, в богатом доме Звездинцевых, перед зеркалом долго любуется собой красивый и развратный лакей Григорий, лениво отзываясь на многократные зовы Василия Леонидыча, хозяйского сына, кокетничая с Таней, веселой и энергичной горничной.

В привычной утренней суматохе снуют слуги, беспрерывно звонят в дверь посетители: артелыцик от Бурдье с платьем и запиской для барыни, Сахатов Сергей Иванович, бывший товарищ министра, элегантный господин, свободный и интересующийся всем на свете, доктор, регулярно наблюдающий барыню, Яков-буфетчик, вечно виноватый, неловкий и пугливый. Между доктором и Сахатовым завязывается и обрывается разговор о спиритизме. Всей беготней управляет камердинер Федор Иванович, «любитель» образования и политики, человек умный и добрый.

Новый звонок в дверь. Швейцар докладывает о приходе мужиков из курской деревни, хлопочущих о покупке земли. Среди них - Митрий Чиликин, отец буфетчика Семена, жениха Тани. Пока Федор Иванович у барина, мужики с гостинцами ждут под лестницей.

В нарастающей суете - между «вечным» разговором с Сахатовым о спиритизме, расспросами артельщика, объяснениями Федора Ивановича, новым гостем сына, - Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель двадцати четырех тысяч десятин, мягкий, приятный джентльмен, - после долгих объяснений мужиков наконец уясняет их просьбу: принять сумму, собранную всем миром, в четыре тысячи рублей серебром сразу, а остальные деньги в рассрочку - как договаривались в прошлом году. «То было прошлого года; тогда я соглашался, а теперь не могу», - отказывает Леонид Федорович. Мужики просят, настаивают: «Обнадежил, мы и бумагу выправили…» Леонид Федорович обещает подумать и уносит бумагу в кабинет, оставляя крестьян в унынии.

В это время Василий Леонидович, которому, как всегда, позарез нужны деньги на очередную затею, узнав причину прихода мужиков, безуспешно пытается упросить отца и в конце концов получает нужную сумму у матери. Мужики, наблюдая молодого барина, в недоумении переговариваются между собой. «Для прокорму, скажем, родителев оставлен…»; «Этот прокормит, что и говорить».

Между тем Бетси, младшая дочь Звездинцевых, кокетничая с Петрищевым, приятелем брата, болтая с Марьей Константиновной, учительницей музыки, наконец отпускает артельщика от Бурдье, все еще ожидающего в передней: мать отказалась оплатить платье - маскарадный костюм Бетси - неприличный, слишком открытый. Бетси дуется: брат Вово только что получил триста рублей для покупки собак. Молодежь собирается у Василия Леонидыча петь под гитару. Мужики, ожидая решения, дивятся происходящему.

Возвращается Семен, выполнив обычные поручения барыни. Таня с беспокойством наблюдает встречу отца с сыном, так как должны сговориться о свадьбе. Мужики с нетерпением ждут Федора Ивановича, от которого и узнают, что Леонид Федорович «в сеансе». Скоро и сам Леонид Федорович объявляет решение: духи велели отказать и бумагу не подписывать.

Растерянных крестьян неожиданно замечает барыня, помешанная на чистоте и боязни заразиться микробами. Поднимается крик, барыня требует полной дезинфекции, возвращает доктора, только что отпущенного до начала вечернего спиритического сеанса. Доктор советует обойтись «дешево и сердито»: на бутылку воды столовую ложку салициловой кислоты, перемыть все, а «этих молодцов, разумеется, вон». Барыня, на ходу придумывая поручения слугам - главное - собачку любимую Фифку не простудить, - уезжает. Петрищев и Василий Леонидыч, довольные, пересчитывают деньги, полученные от maman.

В отсутствие господ Таня снова потихоньку возвращает мужиков. Они упрашивают Федора Ивановича еще раз похлопотать за них. После новой неудачи Таня вдруг смекает, что, если бумагу «только подписать надо», она могла бы помочь: берет «документ», отсылает мужиков на улицу, а сама через Федора Ивановича вызывает барина «словечко сказать» по секрету, с глазу на глаз, и открывается ему, что Семен хочет на ней жениться, но водится за ним «спиритичество» - сядет за стол, а ложка сама ему в руки - прыг… Не опасно ли это? Леонид Федорович успокаивает Таню и, к радости, в точности по её плану отдает приказания Федору Ивановичу, а сам обдумывает, как посадить Семена на очередном сеансе новым медиумом. Напоследок Таня просит Федора Ивановича «заместо отца родного» быть её сватом, переговорить с отцом Семена.

В начале второго действия мужики и Федор Иванович в людской кухне обсуждают дела: сватовство, продажу земли, житье городское и деревенское, Танино обещание помочь. Их беседу прерывают хлопоты кухарки, жалобы кучера - от Василия Леонидыча трех кобелей привели - «либо собакам в кучерской, либо кучерам жить». После ухода Федора Ивановича кухарка объясняет мужикам прелести барского житья и опасности «сладкой жизни»: всегда белые булки к чаю, сахар, кушанья разные, из занятий - карты да фортепиано с утра, балы да маскарады. Легкая работа и даровая пища «изгаживают» простого человека. Таких ослабевших, погибших созданий немало - старый спившийся повар на печке, девушка Наталья, умершая в больнице. В кухне - бойком месте - то и дело толкотня, меняются люди. Семен, перед тем как сесть с господами, заглядывает на минутку переброситься несколькими словами с отцом - «коли, Бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму». Таня забегает, поторапливает прислугу, потчует мужиков, на ходу рассказывая им случаи из господской жизни. «То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно за ними все эти гадости убирать», - и напоследок показывает из-за фартука бумагу: «Стараюсь, стараюсь… Только бы одна штука удалась…»

На кухне появляются Василий Леонидович и Сахатов. Повторяется все тот же разговор с мужиками о продаже земли. Сахатов прячет ложку в сумку одного из них, уходят. Оставшиеся укладываются на ночь, гасят свет. Тишина, вздохи. Потом слышны топот шагов, шум голосов, двери растворяются настежь и стремительно вваливаются: Гросман с завязанными глазами, держащий за руку Сахатова, профессор и доктор, толстая барыня и Леонид Федорович, Бетси и Петрищев, Василий Леонидыч и Марья Константиновна, барыня и баронесса, Федор Иваныч и Таня. Мужики вскакивают. Ходят, ищут. Гросман спотыкается о скамейку. Барыня замечает мужиков и снова поднимает истерику: кругом «дифтеритная зараза». На нее не обращают внимание, так все заняты поиском предмета. Гросман после кружения по кухне нагибается к сумочке третьего мужика и достает ложку. Общий восторг. Те же, без Бетси, Марьи Константиновны, Петрищева и Василия Леонидыча, под присмотром доктора, проверяют температуру, пульс Гросмана, перебивая друг друга, рассуждают о природе гипноза. Барыня все же устраивает скандал Леониду Федоровичу: «Вы знаете только свои глупости, а дом на мне. Вы заразите всех». Гонит мужиков и в слезах уходит. Таня со вздохом провожает крестьян в дворницкую.

Вечером того же дня в гостиной Леонида Федоровича прежние гости собрались для проведения «опытов». С нетерпением ждут Семена, нового медиума. Таня прячется в комнате. Ее замечает Бетси, и Таня открывает ей свой план. После ухода Бетси она вместе с Федором Иванычем убирает комнату: стол посреди, стулья, гитара, гармония. Беспокоятся о Семене - чист ли он. В поддевке, вымытый, появляется Семен. Его наставляют: «Не думай, а отдавайся настроению: хочется спать - спи, хочется ходить - ходи Можешь подняться на воздух…» Когда Семен остается один, неслышно с ним рядом оказывается Таня. Семен повторяет её уроки: «…спички намочить. Махать - раз. зубами трещать - два. Вот третье забыл…» - «А третье-то - пуще всего: как бумага на стол падет - я еще в колокольчик позвоню, - так ты сейчас же руками захватывай. А как захватишь, так жми как будто во сне А как я на гитаре заиграю, так как будто просыпайся…» Все происходит по Таниному сценарию. Бумага подписана. Гости расходятся, оживленно делясь впечатлениями. Таня одна, вылезает из-под дивана и смеется. Ее замечает Григорий и грозит рассказать про её плутни и дурачества.

Театр представляет декорацию первого действия. Два «чужих» выездных лакея. Сверху спускаются княгиня с княжной. Бетси провожает их. Княгиня смотрит в книжечку, читает расписание своих визитов, Григорий надевает ей ботинки, затем обувает молодую княжну. На прощанье вспоминают последний сеанс. Григорий спорит с лакеями о разнице между их «низким» положением и господским: «Разницы нет никакой. Нынче я лакей, а завтра, может, и не хуже их жить буду». УХОДИТ курить. Вслед ему: «ох, не любят таких вертунов». Сверху сбегает Петрищев, навстречу ему Коко Клинген. Перебрасываются шарадами, каламбурят, готовятся к репетиции домашнего спектакля, к маскараду. К ним присоединяется Бетси, со смехом рассказывая о вчерашнем спиритическом «спектакле» у отца. Их щебетанье чередуется разговорами слуг лакеев, нерасторопного Якова. К ним присоединяется Таня: бумагу уж отдала мужикам. Осталось только упросить хозяев дать расчет - «оставаться нельзя здесь». Она и Яков снова просят заступничества Федора Иваныча, каждый о своем.

Во время проводов старой графини с фальшивыми волосами и зубами на глазах у Федора Иваныча, барыни, лакеев внезапно завязывается драка Григория и Семена. В ответ на гнев барыни, попытки Федора Иваныча оправдать Семена Григорий раскрывает их сговор с Таней и «плутовство» в сеансе. «Кабы не она, бумагу не подписали бы и мужикам землю не продали бы». Скандал. А тут еще мужики рвутся в дверь, мимо швейцара деньги отдать. Барыня расстраивает дело, при всех стыдит Леонида Федоровича, учиняет допрос Тане, грозит подать мировому судье из-за причиненного ею убытку на несколько тысяч. Но благодаря вмешательству Бетси, признанию в соучастии, сообщениям профессора о тринадцатом съезде спиритуалистов в Чикаго, новом приступе ярости барыни против Якова («Вон,.сейчас вон!») и страха перед «больными» («сыпь на носу», «резервуар заразы») - в суматохе у мужиков принимают наконец деньги и Таню отпускают домой готовиться к свадьбе. Федор Иваныч ей на прощанье: «…когда домком заживешь, я приеду к тебе погостить…»

Лев Николаевич Толстой

«Плоды просвещения»

В Петербурге, в богатом доме Звездинцевых, перед зеркалом долго любуется собой красивый и развратный лакей Григорий, лениво отзываясь на многократные зовы Василия Леонидыча, хозяйского сына, кокетничая с Таней, весёлой и энергичной горничной.

В привычной утренней суматохе снуют слуги, беспрерывно звонят в дверь посетители: артелыцик от Бурдье с платьем и запиской для барыни, Сахатов Сергей Иванович, бывший товарищ министра, элегантный господин, свободный и интересующийся всем на свете, доктор, регулярно наблюдающий барыню, Яков-буфетчик, вечно виноватый, неловкий и пугливый. Между доктором и Сахатовым завязывается и обрывается разговор о спиритизме. Всей беготнёй управляет камердинер Федор Иванович, «любитель» образования и политики, человек умный и добрый.

Новый звонок в дверь. Швейцар докладывает о приходе мужиков из курской деревни, хлопочущих о покупке земли. Среди них — Митрий Чиликин, отец буфетчика Семена, жениха Тани. Пока Федор Иванович у барина, мужики с гостинцами ждут под лестницей.

В нарастающей суете — между «вечным» разговором с Сахатовым о спиритизме, расспросами артельщика, объяснениями Федора Ивановича, новым гостем сына, — Леонид Федорович Звездинцев, отставной поручик конной гвардии, владетель двадцати четырёх тысяч десятин, мягкий, приятный джентльмен, — после долгих объяснений мужиков наконец уясняет их просьбу: принять сумму, собранную всем миром, в четыре тысячи рублей серебром сразу, а остальные деньги в рассрочку — как договаривались в прошлом году. «То было прошлого года; тогда я соглашался, а теперь не могу», — отказывает Леонид Федорович. Мужики просят, настаивают: «Обнадёжил, мы и бумагу выправили…» Леонид Федорович обещает подумать и уносит бумагу в кабинет, оставляя крестьян в унынии.

В это время Василий Леонидович, которому, как всегда, позарез нужны деньги на очередную затею, узнав причину прихода мужиков, безуспешно пытается упросить отца и в конце концов получает нужную сумму у матери. Мужики, наблюдая молодого барина, в недоумении переговариваются между собой. «Для прокорму, скажем, родителев оставлен…»; «Этот прокормит, что и говорить».

Между тем Бетси, младшая дочь Звездинцевых, кокетничая с Петрищевым, приятелем брата, болтая с Марьей Константиновной, учительницей музыки, наконец отпускает артельщика от Бурдье, все ещё ожидающего в передней: мать отказалась оплатить платье — маскарадный костюм Бетси — неприличный, слишком открытый. Бетси дуется: брат Вово только что получил триста рублей для покупки собак. Молодёжь собирается у Василия Леонидыча петь под гитару. Мужики, ожидая решения, дивятся происходящему.

Возвращается Семен, выполнив обычные поручения барыни. Таня с беспокойством наблюдает встречу отца с сыном, так как должны сговориться о свадьбе. Мужики с нетерпением ждут Федора Ивановича, от которого и узнают, что Леонид Федорович «в сеансе». Скоро и сам Леонид Федорович объявляет решение: духи велели отказать и бумагу не подписывать.

Растерянных крестьян неожиданно замечает барыня, помешанная на чистоте и боязни заразиться микробами. Поднимается крик, барыня требует полной дезинфекции, возвращает доктора, только что отпущенного до начала вечернего спиритического сеанса. Доктор советует обойтись «дёшево и сердито»: на бутылку воды столовую ложку салициловой кислоты, перемыть все, а «этих молодцов, разумеется, вон». Барыня, на ходу придумывая поручения слугам — главное — собачку любимую Фифку не простудить, — уезжает. Петрищев и Василий Леонидыч, довольные, пересчитывают деньги, полученные от maman.

В отсутствие господ Таня снова потихоньку возвращает мужиков. Они упрашивают Федора Ивановича ещё раз похлопотать за них. После новой неудачи Таня вдруг смекает, что, если бумагу «только подписать надо», она могла бы помочь: берет «документ», отсылает мужиков на улицу, а сама через Федора Ивановича вызывает барина «словечко сказать» по секрету, с глазу на глаз, и открывается ему, что Семен хочет на ней жениться, но водится за ним «спиритичество» — сядет за стол, а ложка сама ему в руки — прыг… Не опасно ли это? Леонид Федорович успокаивает Таню и, к радости, в точности по её плану отдаёт приказания Федору Ивановичу, а сам обдумывает, как посадить Семена на очередном сеансе новым медиумом. Напоследок Таня просит Федора Ивановича «заместо отца родного» быть её сватом, переговорить с отцом Семена.

В начале второго действия мужики и Федор Иванович в людской кухне обсуждают дела: сватовство, продажу земли, житье городское и деревенское, Танино обещание помочь. Их беседу прерывают хлопоты кухарки, жалобы кучера — от Василия Леонидыча трёх кобелей привели — «либо собакам в кучерской, либо кучерам жить». После ухода Федора Ивановича кухарка объясняет мужикам прелести барского житья и опасности «сладкой жизни»: всегда белые булки к чаю, сахар, кушанья разные, из занятий — карты да фортепиано с утра, балы да маскарады. Лёгкая работа и даровая пища «изгаживают» простого человека. Таких ослабевших, погибших созданий немало — старый спившийся повар на печке, девушка Наталья, умершая в больнице. В кухне — бойком месте — то и дело толкотня, меняются люди. Семен, перед тем как сесть с господами, заглядывает на минутку переброситься несколькими словами с отцом — «коли, Бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму». Таня забегает, поторапливает прислугу, потчует мужиков, на ходу рассказывая им случаи из господской жизни. «То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно за ними все эти гадости убирать», — и напоследок показывает из-за фартука бумагу: «Стараюсь, стараюсь… Только бы одна штука удалась…»

На кухне появляются Василий Леонидович и Сахатов. Повторяется все тот же разговор с мужиками о продаже земли. Сахатов прячет ложку в сумку одного из них, уходят. Оставшиеся укладываются на ночь, гасят свет. Тишина, вздохи. Потом слышны топот шагов, шум голосов, двери растворяются настежь и стремительно вваливаются: Гросман с завязанными глазами, держащий за руку Сахатова, профессор и доктор, толстая барыня и Леонид Федорович, Бетси и Петрищев, Василий Леонидыч и Марья Константиновна, барыня и баронесса, Федор Иваныч и Таня. Мужики вскакивают. Ходят, ищут. Гросман спотыкается о скамейку. Барыня замечает мужиков и снова поднимает истерику: кругом «дифтеритная зараза». На неё не обращают внимание, так все заняты поиском предмета. Гросман после кружения по кухне нагибается к сумочке третьего мужика и достаёт ложку. Общий восторг. Те же, без Бетси, Марьи Константиновны, Петрищева и Василия Леонидыча, под присмотром доктора, проверяют температуру, пульс Гросмана, перебивая друг друга, рассуждают о природе гипноза. Барыня все же устраивает скандал Леониду Федоровичу: «Вы знаете только свои глупости, а дом на мне. Вы заразите всех». Гонит мужиков и в слезах уходит. Таня со вздохом провожает крестьян в дворницкую.

Вечером того же дня в гостиной Леонида Федоровича прежние гости собрались для проведения «опытов». С нетерпением ждут Семена, нового медиума. Таня прячется в комнате. Ее замечает Бетси, и Таня открывает ей свой план. После ухода Бетси она вместе с Федором Иванычем убирает комнату: стол посреди, стулья, гитара, гармония. Беспокоятся о Семене — чист ли он. В поддёвке, вымытый, появляется Семен. Его наставляют: «Не думай, а отдавайся настроению: хочется спать — спи, хочется ходить — ходи <…> Можешь подняться на воздух…» Когда Семен остаётся один, неслышно с ним рядом оказывается Таня. Семен повторяет её уроки: «…спички намочить. Махать — раз. <…> зубами трещать — два. Вот третье забыл…» — «А третье-то — пуще всего: как бумага на стол падёт — я ещё в колокольчик позвоню, — так ты сейчас же руками <…> захватывай. А как захватишь, так жми <…> как будто во сне <…> А как я на гитаре заиграю, так как будто просыпайся…» Все происходит по Таниному сценарию. Бумага подписана. Гости расходятся, оживлённо делясь впечатлениями. Таня одна, вылезает из-под дивана и смеётся. Ее замечает Григорий и грозит рассказать про её плутни и дурачества.

Театр представляет декорацию первого действия. Два «чужих» выездных лакея. Сверху спускаются княгиня с княжной. Бетси провожает их. Княгиня смотрит в книжечку, читает расписание своих визитов, Григорий надевает ей ботинки, затем обувает молодую княжну. На прощанье вспоминают последний сеанс. Григорий спорит с лакеями о разнице между их «низким» положением и господским: «Разницы нет никакой. Нынче я лакей, а завтра, может, и не хуже их жить буду». Уходит курить. Вслед ему: «ох, не любят таких вертунов». Сверху сбегает Петрищев, навстречу ему Коко Клинген. Перебрасываются шарадами, каламбурят, готовятся к репетиции домашнего спектакля, к маскараду. К ним присоединяется Бетси, со смехом рассказывая о вчерашнем спиритическом «спектакле» у отца. Их щебетанье чередуется разговорами слуг лакеев, нерасторопного Якова. К ним присоединяется Таня: бумагу уж отдала мужикам. Осталось только упросить хозяев дать расчёт — «оставаться нельзя здесь». Она и Яков снова просят заступничества Федора Иваныча, каждый о своём.

Во время проводов старой графини с фальшивыми волосами и зубами на глазах у Федора Иваныча, барыни, лакеев внезапно завязывается драка Григория и Семена. В ответ на гнев барыни, попытки Федора Иваныча оправдать Семена Григорий раскрывает их сговор с Таней и «плутовство» в сеансе. «Кабы не она, бумагу не подписали бы и мужикам землю не продали бы». Скандал. А тут ещё мужики рвутся в дверь, мимо швейцара деньги отдать. Барыня расстраивает дело, при всех стыдит Леонида Федоровича, учиняет допрос Тане, грозит подать мировому судье из-за причинённого ею убытку на несколько тысяч. Но благодаря вмешательству Бетси, признанию в соучастии, сообщениям профессора о тринадцатом съезде спиритуалистов в Чикаго, новом приступе ярости барыни против Якова («Вон, сейчас вон!») и страха перед «больными» («сыпь на носу», «резервуар заразы») — в суматохе у мужиков принимают наконец деньги и Таню отпускают домой готовиться к свадьбе. Федор Иваныч ей на прощанье: «…когда домком заживёшь, я приеду к тебе погостить…»

Первое действие. Григорий - развратный и красивый лакей, служащий в доме Звездинцевых в Петербурге. Любуясь собой перед зеркалом, он лениво отзывается на зов хозяйского сына Василия Леонидыча и кокетничает с веселой горничной Таней. В доме привычная суматоха. Слуги то и дело снуют туда-сюда. Всей этой беготней управляет Федор Иванович - камердинер. В дверь без конца звонят посетители. То зайдет артельщик от Бурдье с запиской и платьем для барыни, то доктор, то Сахатов Сергей Иванович, то вечно виноватый буфетчик Яков. Между Сергеем Ивановичем и доктором заходит разговор о спиритизме.

Швейцар докладывает о том, что пришли деревенские мужики, хлопочущие о приобретении земли. Хозяин дома выслушивает просьбу мужиков. Они уговаривают его принять четыре тысячи рублей, которые они собрали всем миром, а остальные деньги получать от них в рассрочку. Леонид Федорович отказывает. Крестьяне безуспешно пытаются его уговорить. В конце концов, он обещает подумать и уходит в кабинет. Мужики, ожидая решения барина, наблюдают за происходящим в доме.

Василий Леонидович выпросил у матери денег. Младшая дочь хозяина Бетси кокетничает с приятелем брата Петрищевым, попутно болтая с учительницей музыки Марьей Константиновной и отпуская артельщика.

Вскоре возвращается Леонид Федорович и говорит, что духи сказали ему не подписывать бумагу на покупку земли. Барыня выгоняет растерянных крестьян, велит все вокруг продезинфицировать и уезжает.

Таня решает помочь мужикам. Она рассказывает барину, что Семен хочет жениться на ней, но она беспокоится о его пристрастии к спиритизму. Леонид Федорович успокаивает Таню, а сам думает как бы посадить Семена медиумом на следующем сеансе.

Второе действие. Федор Иванович и мужики сидят в людской кухне и обсуждают дела. Хлопоты кухарки и жалобы кучера прерывают их беседу. В кухню приходит Семен, следом забегает Таня и поторапливает прислугу. Появляются Сахатов и Василий Леонидович. Сахатов прячет ложку в сумку одного из мужиков.

Все оставшиеся укладываются спать. В доме гасят свет. Через время слышен топот, шум голосов, распахиваются настежь двери. В комнату вваливаются все обитатели дома. Ищут предмет. Мужики вскакивают. После долгого кружения по кухне Гросман находит ложку в сумке у одного из мужиков. Все в восторге. Барыня снова прогоняет мужиков. Остальные обсуждают природу гипноза.

Вечером в гостиной Леонида Федоровича все прежние гости собрались для проведения «опытов» и ждут нового медиума Семена. Таня рассказывает Бетси о своем плане и дает наставления Семену. План срабатывает, бумага подписана.

Декорации первого действия. Сверху спускаются княжна и княгиня. Их провожает Бетси. Григорий обувает дам. Перед прощанием вспоминают последний спиритический сеанс. Петрищев и Коко Клинген готовятся к маскараду и репетиции домашнего спектакля. Таня уже отдала подписанную бумагу мужикам. Теперь она хочет попросить у хозяев расчет.

Между Григорием и Семеном завязывается драка. Григорий раскрывает Танин обман на сеансе. Вспыхивает скандал. А тут еще и мужики рвутся барину деньги отдать. Барыня грозит подать на Таню в суд и стыдит Леонида Федоровича. Благодаря вмешательству Бетси деньги у мужиков принимают, скандал утихает и Таню отпускают домой готовиться к свадьбе.